[ava]http://savepic.net/6477718.jpg[/ava]Если бы у него оставалось настроение балагурить, он непременно бы возмутился тем фактом, что его посмели заподозрить в столь низком и подлом намерении, как воровство. Впрочем, получилось бы всё равно не смешно.
— Вообще есть, я по маггловским барам часто хожу, — возражает он скорее из чувства противоречия, чем из реальной потребности объяснить, откуда у него водятся маггловские бумажки, и Эмма сдаётся. Сириус ей ничего не обещает, но и в самом деле не собирается заниматься вредительством. Деньги — не та вещь, которую он когда-либо жалел. Легко ими разбрасываться, если знаешь, что промотать своё наследство в одиночку довольно сложно. Из любви к искусству он тем более не хотел ничего творить: по горло уже натворился. На пару лет вперёд.
— Я не хочу пешком.
«То есть, не можешь», — мысленно поправляет её Сириус, но молчит. Он идёт не для того, чтобы издеваться, а Эмма и без того выглядит достаточно растерянной и как будто униженной. Гордая слизеринская порода. Он мысленно усмехается: который раз за последние дни к нему приходит мысль, что он неплохо учился бы на факультете змей. Страшно подумать, скольких бед он бы тогда избежал.
— Значит, здесь? — переспрашивает он задумчиво, кивает сам себе и предупреждает: — скоро вернусь. Не смей исчезнуть с лица земли вместе с домом, пока меня не будет.

Первым делом он отправляется в бар. Не за добавкой, как можно было подумать: он сразу же сворачивает в туалет. Отрезвляющее заклинание действует не самым приятным образом, и развлекаться такими вещами перед Эммой ему решительно не хочется, а неадекватное состояние порядком достало.
Холодная вода из-под крана частично возвращает его в мир живых. Сириус мрачно смотрит на своё отражение. Бледное, осунувшееся, с каплями на лице. Бумажные полотенца неприятно царапают руки. Он вздыхает, прислушиваясь к ощущениям. Ему кажется, что внутри издохла собака, хотя это, конечно, не так: вот она, собака. У зеркала торчит бледной тенью.
Он смутно подозревает, что с едой у Эммы дела обстоят не очень. Прикинув свои шансы найти открытый продуктовый, он поступает намного проще: набирает закусок в баре и просит завернуть их с собой. Выглядит набор свёртков странно, ещё страннее глядит бармен, но ему откровенно плевать.
В аптеке надолго он не задерживается. Берёт два вида таблеток, посоветовавшись с уставшим фармацевтом, и, наконец, аппарирует из ближайшего закоулка.
— Я вернулся, — он получает какое-то почти извращённое удовольствие от констатации совершенно очевидных фактов, — таблетки. Эти от резкой боли и для почти мгновенного эффекта, по влиянию на организм слегка похожи на удар арматурой по голове. Эти — когда потерпеть ещё полчаса вполне можно, действуют куда мягче, соответственно, и пить их можно чаще. Инструкцию прочитаешь. Не говорю, что нужно регулярно закидываться ими вместо зелья, но это ведь не последний раз, когда у тебя его нет. Вторые, кстати, немного менее вредны, чем зелье.
Ставит на стол пакет, извлекая содержимое. Раздражающий блеск исчез из его глаз, голос стал заметно твёрже: иногда магия в самом деле способна на чудеса.
— Тосты... со шпротами? Ого. Прикольно. Омлет. Нет, серьёзно, омлет? Стейки. Гренки. Колбаски, — извлекая содержимое, Блэк выглядит дьявольски озадаченным. Он наугад тыкнул в несколько позиций меню, но даже не подозревал, что за столь загадочными названиями таятся именно эти блюда, — в общем, я просто не знал, что ты любишь... и что они подразумевают под пунктами своего меню — тоже, если честно.
Сириус чувствует себя немного глупо, но мужественно не подаёт виду.

Отредактировано Sirius Black (20-03-2015 12:48:35)

[ava]http://savepic.net/6477718.jpg[/ava]Комментарии Эммы он выслушивает уже с привычной ехидной ухмылочкой. Ещё кривоватой, но уже похожей на правду.
— Наверное, ты обаятельный, — говорит она, и Сириус давит в себе истерический смешок.
— Наверное, немного да, — отвечает он со всей серьёзностью в голосе, на которую способен. Сириус смотрит на заинтересованную подношениями ворону. Где-то внутри него глухо ворчит пёс, едва справляясь с желанием звонко залаять. Не потому, что птица ему чем-то не понравилась, даже, скорее, наоборот. В качестве одобрения наглости.
— А у тебя крупы с тушёнкой нет? — невинно уточняет он, — сказала бы, откуда мне было знать.
Эмма начинает хихикать, попутно демонстрируя, что нога её всё ещё беспокоит. Этот смех настолько неожиданно звучит от колючей девочки из лавки с тёмными артефактами, что Бродяга невольно подхватывает. Веселье, лишённое яда, немного сбивает с толку своей непривычностью, но девушке определённо идёт.
— Я не убивать тебя пришёл, — заявляет уже серьёзно, жонглируя выражениями лица, как мячиками, — поэтому запивать таблетки алкоголем ты сегодня не будешь, — он делает недолгую паузу, прислушиваясь к ощущениям, и, морщась, добавляет: — я больше тоже не буду.
Отрезвляющее заклинание избавляет от неадекватного состояния, а не от побочных эффектов. То самое утро, с приходом которого пострадавший от излияний обычно бурно проклинает свои похождения и клянётся «больше никогда», для Сириуса Блэка в этот раз наступает с самого вечера.
Он тяжело вздыхает, провожая ворону почти тоскливым взглядом — вот уж кого, наверное, никогда не болит голова, — и послушно садится за стол.
— Буду, — кивает неосмотрительно, тут морщится, — пей таблетки. И мне подай. Те, которые проще, а то это грёбаный замкнутый круг выйдёт… Мне полегче, чего не могу сказать про голову. Мерлин, сколько ж я выпил-то?
Вопрос звучит риторически и почти несчастно. Воспоминания о последних событиях возвращаются в полном объёме, и его снова накрывает почти непреодолимым желанием напиться и накуриться до полной потери контроля над сознанием.
Светлое на чёрном, чёрное на светлом.
Он закрывает глаза, отгоняя подступающие слёзы. Головная боль не уходит, но становится вдруг совсем неважной.
«Я приношу смерть».
Он выдавливает улыбку, машинально вытаскивает таблетку из блистера, глотает без воды. Фокусирует взгляд.
«Не время жалеть себя, пёс, твой ад ещё впереди. Ты не ныть пришёл, ты уже навылся в лавке, теперь её очередь», — если бы внутренний голос умел смотреть, в этом взгляде укор смешался бы с сочувствием.
— Ты всю еду проверяешь вороной? — усмехается, — так и вижу картину. «Я брала у вас вчера мясную вырезку. Требую деньги обратно, независимый эксперт сообщил, что мяса в ней нет». Удобно.
Он опирается спиной на стену, наблюдет за девушкой из-под полуопущенных ресниц.
— О великой драме Сириуса Блэка ты в общих чертах узнала. Теперь твоя очередь рассказывать, какого хрена ты принимаешь пьяных  неадекватных молодых людей после закрытия, мирно с ними беседуешь, слушаешь откровения, на основе которых даже умудряешься сделать верные выводы и продать нужную вещь… а потом соглашаешься принять помощь с таким видом, как будто предложение принести таблетки — самый долбанутый поступок, который ты только видела в своей жизни. И что всё-таки с твоей ногой произошло.
Он нарочно выбирает такую формулировку, которая могла бы звучать почти обвиняюще. Чтобы её не приняли за жалость.

Отредактировано Sirius Black (08-04-2015 11:21:40)

[audio]http://pleer.com/tracks/204855ipec[/audio][ava]http://savepic.net/6477718.jpg[/ava]
Сириус пьёт чай и жуёт пирог. Свежий и сладкий.
Сириус чувствует запах яблока, а вкусовые рецепторы говорят: вишня. Слёзы застывают в горле острым комом, который он пытается проглотить вместе с пирогом, но не выходит.
— Вкусный, — глухо хвалит он, — спасибо. Ты хорошо готовишь.
Смотрит на чужую несчастную девочку — видит преданную сестру. Пирог слишком похож на те, которые делает Аднромеда. Может быть, всё дело в игре воображения и совести.  На первое он не жаловался никогда, наличие второго в его чёрной душе всегда было под сомнением.
Так или иначе, он слушает рассказ Эммы.
Гладкий на слух, сбивчивый по ощущениям. Смотрит остекленевшими глазами на неё и думает: «когда перестанет болеть?».
И сам себе говорит: «никогда».
Он предал всех, кого мог, чтобы защитить любимую девушку. Которой едва ли такая защита сдалась. Он сжёг все мосты и ноет теперь слизеринке, а та с лицом сфинкса рассказывает о Пожирателях Смерти и сломанной мечте.
Он утыкается в чашку с чаем, не зная, как реагировать и что сказать. Свои проблемы кажутся мелкими и глупыми, потому что он всё сделал сам. Какое право на боль он имеет, если сделал всё так, как хотел? Если план его сработал даже лучше, чем он смел рассчитывать; если его жизнь не ломали люди в масках.
Была одна с меткой — но её он выбрал сам.
«Сочувствую», — скажет он. Что изменится? Толку ей от его сочувствий, да ещё и таких безжизненных.
«Мне жаль», — а ей как будто не жаль?
«Удалить кость совсем и вырастить заново не пробовали?» — а вы, юноша, гениальный колдомедик? И без вашего совета, конечно, никто не догадается, как следует лечить. Кретин.
— Откроешь, — вместо этого просто говорит он, как о чём-то само собой разумеющемся, — кости — отличный фундамент. Крепкий.
Одной этой фразой он говорит: «эй, я понял, что ты имеешь в виду».
Он говорит: «они заслужили».
Он говорит: «я помогу закапывать, если потребуется».
Но это, конечно, не вслух. Взглядом пронзительным, чёрным-чёрным; почти неловким, тихим глотком. Как будто случайным касанием к пальцам.
Сочувствие — не его конёк, зато месть за близких — нечто более близкое и понятное. Вопрос тут, в сущности, остался только один. Когда эта девчонка успела стать той, за кого ему хочется неизвестным «доброжелателям» свернуть шеи?
— Давно у тебя он? Или это девочка? Я не силён в зоологии, извини, — звучит, наверное, как смена темы; извиняется он, конечно, не перед Эммой — перед вороной. Просто птичка доела добычу и вернулась не то за добавкой, не то послушать, что происходит. Просто Блэку ворона понравилась, — классическое животное настоящей ведьмы.
Он усмехается. Снова, но как-то почти по-доброму. Насколько он это умеет.
— Иди сюда, — манит он пальцем птицу, — не будешь кусаться — угощу пирогом. Славная птичка.
Он осторожно тянется рукой к вороне, пытаясь погладить по шее пальцем.
— Ты знаешь, кто именно это был? — голос льётся спокойно, — я мог бы… попробовать проверить. У меня есть личное животрепещущее дело к одному из этих ублюдков, планирую феерическое веселье. Может быть, мне повезёт.
Он почти мечтательно улыбается, взъерошивая чёрные перья.
Перед глазами маячит образ, такой близкий и такой далёкий. Может быть, самый родной. Может быть, потерянный навсегда. Он не знает, не может знать точно, где оступился, где был прав. Неизвестность его пугает, как и всякая тьма, пугает его и неопределённость.
Знать бы ему, какой стороной вывешивать знамя. Знать бы ему, какой шаг делать дальше… А пока он живёт ощущениями. Ядрёной смесью вины и любви, страсти и стыда. Пока он дышит и говорит, доедает тёплый пирог и каждые несколько секунд напоминает себе, что он мужчина. А мужчины, кажется, не плачут. Даже за других, не то, что за себя.
Разбито в хлам его зеркало, расколота к чёрту его душа.

Отредактировано Sirius Black (08-04-2015 11:22:07)

[audio]http://pleer.com/tracks/5134393pZtf[/audio]
[ava]http://savepic.net/6477718.jpg[/ava] Рассказ о вороне звучит так, как будто никогда не был произнесён вслух раньше.
Почти все истории Блэка отшлифованы, потому что пересказываются раз за разом, даже самые бытовые и скучные. Феерическая история о покраске крыши школы в розовый цвет, например, успела достать всех его знакомых; никто уже не помнит деталей, потому что от вечных повторений, каждое из которых чуть меняется, изначальная ситуация стирается из памяти.
С вороной всё иначе. Сириус слушает рассеянно и почти удивлённо. Это не тот вопрос, на который он ожидал получить ответ. Эмма говорит, а он видит, как две пары рук суетятся над птенцом.
Блэк кормит ворону пирогом с пальца, невольно вспоминая о том, что если бы не домовой эльф, его сова давно бы умерла от голода, а он бы даже и не заметил.
— А я не умею заботиться о животных, — «какого чёрта, парень? Она отвечает не потому, что ей интересно с тобой говорить», — быстро увлекаюсь какими-то другими делами и забываю.
Разомлевшая птица нахально подставляет шею.
— Злая ведьма, которая трогательно выхаживает птенчика... Что-то тут не сходится, знаешь. У злых ведьм птицы не проверяют еду.
От следующего ответа у него темнеет в глазах.
«Я не знаю», — говорит она, выделяя последнее слово так, что продолжение Сириус невольно додумывает сам: «но идея есть».
В его голове появляется мысленная галочка, больше похожая на жирного голубя. Воображаемая клякса, которой суждено стать новым витком в планах звёздного мальчика.
— Она красивая? — от вопроса сбивается дыхание, перед глазами возникает чёткая картинка. Шелковистые волосы, приятные духи. Нежная кожа. Ухоженные руки... Он едва заметно улыбается, в голове тем-самым-голосом звучат обрывки фраз.
— Да, — он кивает, на глазах превращаясь из сурового мстителя в романтичного придурка, — но дело не в этом, мало ли я красивых видел. Я даже не знаю, в чём именно. Я несколько лет ищу ответ на этот вопрос, но пока...
Он делает новый глоток чая.
— Сириус, — в голосе звучит что-то такое, что жидкость мгновенно превращается в горле в лёд, сердце пропускает удар. Он насторожен и напряжён. Короткую паузу разрывает вопрос; лёд в его горле разлетается на тысячи осколков, снова растаивая до капель воды.
Он молчит, собираясь с мыслями.
— Мне кажется, — слишком хрипло. Он морщит нос, прочищает горло, — тебе нужно это ненамного меньше.
Слова-горошины падают на пол, Сириус встаёт со своего места как будто на ватных ногах и приближается к Эмме, чувствуя себя странно. Неловко. Слизеринка помогает предателю. Что с этим миром не так?
Он обнимает девушку осторожно, хочет отстраниться тут же, слишком дико всё, но вместо этого утыкается лицом в её плечо. В уголках глаз собираются злые солёные слезы. Он напрягается, стараясь прогнать, не допустить. Капля скользит вниз, за ней другая, третья.
«Твою мать! — беснуется внутренний голос, — прекрати сейчас же».
Пальцы вцепляются в плечи мёртвой хваткой. Сириус судорожно вздыхает, закрывает глаза. Вдох-выдох. Больно в горле. Он отходит, падает на свой стул, вытирая рукавом влагу с лица. Кажется, успокоился.
— Предал друга. Наставника, — без предупреждения и перехода он тихо начинает подсчёт. Пустой взгляд в стену, — Оставил в смертельной опасности. Предал тех, кто отдал бы за меня жизнь. Сбежал к девушке, которая причинила им немало зла. Разбил сердца всем, кто мне верил. Не уследил за младшим братом. Он умер. Реву над своими собственными провалами на плече девушки, жизнь которой изломали Пожиратели. Сириус Орион Истинный Блэк к вашим услугам.
Каждое его слово пропитано ядом ненависти к себе. Он устало проводит руками по лицу, как будто пытаясь смыть происходящее, как наваждение.
— Извини за слабость, — идиотский смешок, — Это как-то само сорвалось. Я немного. Зашёл в тупик. Но это бывает. Исповедь окончена.
Он машинально откидывает волосы пятернёй, криво улыбается и подсовывает вороне ломтик яблока из пирога.

Отредактировано Sirius Black (23-03-2015 05:36:49)

[ava]http://savepic.net/6498426.png[/ava]«Были», — мысленно поправляет с ноткой мазохизма. В тихом голосе Эммы есть что-то такое, что не позволяет ему озвучить это горькое слово.
«Молчи, ради всех своих пёсьих богов — просто молчи», — говорит он себе, невольно вздрагивая от касания руки.
Волосы. Блэк ненавидит, когда их трогают чужие люди. До рычания, до резкого окрика и случайного заклинания. От касаний рук Эммы ему спокойно.
Слова о тупике пробиваются к его мозгу тяжело, словно сквозь плотную вату. Он поднимает взгляд и серьёзно спрашивает:
— А твой воротник уже совсем вымок, да? — слышит эхом свои слова. Видит в лице девушки смутно знакомое выражение. Так на него смотрели раньше. Но кто?
«Ты издеваешься?» — в любой другой раз разгорячённая фраза сорвалась бы с его языка прежде, чем собеседник закончил мысль. Но не сейчас. Сириус смотрит внимательно. Сириус сводит брови.
«Я знаю всё о том, чего нельзя исправить».
Когда громкие фразы говорят так тихо, это тревожный сигнал. Бродяга проглатывает вопрос, и, не зная, как реагировать, просто молчит. Он смутно понимает, что дальше будет… что-то.
Предчувствие его не обманывает. Слова Эммы парализуют его на несколько долгих секунд, дыхание замирает. Он смотрит со смесью недоверия и страха: как, Мерлин её возьми, откуда? Как девчонка, с которой он разговаривает впервые в жизни, увидела, поняла и чётко сформулировала то, что не мог даже он сам, не говоря уже об остальных?
Ему тяжело дышать. Пальцы хватают край стола: он сидит, опираясь спиной на стену, но и этого кажется мало. Мир кружится демонической каруселью, разбрызгивая краски во все стороны.
— Не убегай, — звучит в его ушах раскатами грома, а он сидит, глядя со смятением, недоверием и надеждой одновременно, и не может ничего сказать.
«Чёрта с два», — отзывается где-то в глубине его чёрной души внутренний голос, но Блэк даже не слышит. Он никогда никого не слушает, другие ему не указ. Он сам решает, как жить и что делать. Вот только — какая досада! — в этот раз он здорово сел в лужу со своей самостоятельностью, а она…
Слишком хорошо поняла, каков Сириус Орион Блэк, чтобы просто забыть об этом.
Услышанное кружится в голове вихрем, он пытается поймать обрывки фраз, соединить их вместе и аккуратно выложить на полочку, но проворные хвостики слов выскальзывают из его пальцев. Он сбит с толку. Он чувствует себя грязной собакой, вымокшей под дождём, которую бережно отмывают в тёплой воде, и не может понять.
«Почему я? Зачем тебе это?»
— Хочешь, я могу найти их для тебя. Привести их к тебе.
Перед глазами возникают образы, далёкие и до боли родные. Он медленно кивает, не веря ни своим ушам, ни своему телу, игнорирует возмущённый вопль сознания.
— Что я могу для тебя сделать?
Он молчит. Прикрывает глаза, втягивает воздух через нос. Смотрит снова, и в глазах его появляется новая тень.
— …не потеряться из моей жизни, — тихо отвечает он, мысленно вручая себе награду за самый пафосный ответ года. Вспышки в голове мешают сосредоточиться, в горле пересыхает. Чай вовремя согрет: он наливает новую порцию в чашку, стараясь не дать пальцам дрожать.
Слишком многое нужно переосмыслить, и он не знает, за что хвататься. Не понимает, что только что сделал, что продолжает делать.
— Иногда добрые феи бывают хромыми, — задумчиво произносит он, как будто ни для кого, а просто так, в воздух, — иногда ещё они похожи на вазу, разбитую злыми детьми и кое-как собранную заново.
Чай согревает горло, но от хрипоты это отчего-то не помогает.
— Иногда они почему-то решают помочь побитым собакам.
Чёрный взгляд неспокоен. Чёрная кровь навязчиво отстукивает ритм в висках.
— Иногда добрые феи маскируются под угрюмых ведьм и отогревают воронят.
«И совершенно случайно попадают под защиту бродячих псов».
Ворона хитро поглядывает, очевидно, ожидая добавки. Сириус машинально угощает её тем, что попадается под руку первое. Ему в горло ничего не лезет.
Его мир охватило пламя несколько дней назад, и от прекрасных  замков остались руины да пепел. Он был уверен, что это — рубеж, за которым ничего иного не бывает. Он точно знал,что для таких, как он, не существует светлых троп, только чёрные дебри, в которые он ушёл добровольно. Это был его выбор и его план, под руку никто не толкал.
И всё было правильно; страшно, больно, стыдно, но правильно. Грязные собаки только такими дорогами и ходят, у них не бывает иначе. Пока заросли колючих кустов не разрывает свет от палочки феи.

Отредактировано Sirius Black (27-03-2015 08:29:54)

[ava]http://savepic.net/6498426.png[/ava]Видит Мерлин, он совсем не хочет искать болевые точки у этой несчастной девочки. Но так получается, что находит, надавливает случайно, и её прорывает. Сириус смотрит на свою фею — несчастную, изломанную и в образе ведьмы — и хочет завыть.
Потому что это дико и неправильно, не должна такая девчонка страдать. А она не плачет, и что-то подсказывает псу, что и рада бы, да не может. Он смотрит своим чёрным взглядом и говорит медленно.
— У тебя, может быть, и не поднимется. Зато у меня — вполне.
Тон его спокоен. Именно таким голосом, наверное, и дают самые страшные клятвы.
«Я убью тебя, сукин ты сын», — мелькает в его голове мрачная мысль, и это обещание для самого себя сильнее и весомее всех прочих.
Он смотрит на то, как обнимает себя Эмма, и отвечает ей всё тем же ровным тоном, лишённым эмоций:
— Скажу. Но это подождёт.
Он берёт Эмму за руку, тянет ее за собой, игнорируя слова о сне. Он бы, наверное, мог, организм уже вовсе не против взять своё. Вот только ляжет он спать, а она останется один на один со своими невыплаканными мыслями.
Сириус разжигает камин и гасит на кухне свет. Бросает одеяло на ковёр, чтобы было удобнее, усаживается на него первый и зовёт:
— Иди сюда.
«И только попробуй подумать гадость», — сам того не подозревая, повторяет недавнюю мысль Эммы. Помогает устроиться так, чтобы не тревожить ногу, а затем обнимает её, как будто стремясь закрыть своим телом от мира. Перехватывает крепко, чтобы нельзя было вырваться, да и неудобно было это делать.
— Я знаю одну девушку, которой помогает огонь. Он её... защищает, наверное. Тонкостей я не знаю. Ещё есть одна, вместе с которой я когда-то сжёг чучело на огромном костре. С тех пор она верит, что огонь избавляет от груза проблем. Я давно запутался, во что мне верить. Я предал их обеих и понятия не имею, поможет ли огонь теперь мне. Ведь он — их покровитель, — слова его складываются в ладный ручей, а в тоне, наконец, просыпается что-то человеческое, — но ты ему нравишься. Смотри на него и ищи ответы. Даже если тебе это кажется глупостью.
«Я и сам — огонь. Я не умею помогать себе и сжигаю в своём адском пламени тех мотыльков, которые неосмотрительно прилетают слишком близко. Я не знаю, кто ты, но ты смогла помочь мне».
Пальцы Сириуса успокаивающе бродят по волосам девушки. Он младше на два года, но теперь почему-то чувствует себя старшим братом. Снова.
Те же жесты, которыми он успокаивал семилетнего Регулуса, при одной мысли о котором внутри начинает болеть чёрная дыра. Тот же настрой. То же чувство. Потом, когда они отдалились, Бродяга нередко ловил своё ощущение старшего брата рядом с Питером. Затем потерял и его.
«Прекрати немедленно. Ты же знаешь, что ничего хорошего не выйдет».
Сириус понимает, насколько малы его шансы на хоть сколько-нибудь нормальные взаимоотношения, не говоря уже о том, чтобы заикнуться о дружбе. Сириус не двигается с места.

Отредактировано Sirius Black (31-03-2015 07:32:09)

Just take a hold of the hand that breaks the fall.
[ava]http://savepic.net/6626261.jpg[/ava]Пламя в камине пляшет неровно. От него слезятся глаза и немного жарко лицу, но парень не хочет отстраниться. Напротив, придвинуться бы почти вплотную, поймать как можно больше тепла. Он не двигается с места. В красно-жёлтых узорах мелькают люди и птицы, и от этого щемит сердце. Или от слов Эммы.
— Думаешь, для повторения нужен будет повод? — спрашивает он негромко, одновременно с этим сжимая руку девушки чуть крепче.
Он не знает, как могло вдруг случиться то, что случилось между чужими людьми в этот поздний час, да и не хочет, пожалуй. Есть вещи, о сущности которых Бродяга предпочитает не думать.
— Не удеру. Как я могу пропустить завтрак в твоей компании? — звучит иронично, но без издёвки. Он и правда не планирует молча уходить с утра.
Он почти не осознаёт себя, когда берёт пледы. Сон наваливается тяжёлым одеялом, скрадывая остатки сознания. Даёт знать о себе дневная усталость, и он позволяет Морфею себя забрать.

Ему снится последний год обучения в Хогвартсе. Снежный декабрь, две недели до Рождества; счастливо-звонкий декабрь, когда ещё не думается об экзаменах, а весь мир, кажется, способен уместиться на ладони. Дорога возникает под ногами идущего, а Сириус не идёт даже — бежит, потому что у него осталось всего полгода на то, чтобы успеть всё.
Десятое декабря — день сухого письма из дома, день грубого толчка в плечо от Регулуса, но, несмотря на это — день загадочных улыбок друзей.
«С днём рождения, — весело заявляет Джей, внимательно следя за реакцией, а Эммилин протягивает маленькую коробочку, — это от нас всех».
В его голове мгновенно вспыхивают сотни вариантов того, почему у них настолько хитрые и довольные лица. Он открывает крышку — и замирает на месте.
Широкое кольцо из редкого металла с гравировкой чёрной собаки. Сириус стоит, не в силах вымолвить и слово — он прекрасно понимает, сколько может стоить такая вещь. Особенно есть учесть печать мастера на обратной стороне.
Сон рассыпается снегопадом, и вот он уже бежит по зелёной-зелёной траве, мимолётно любуясь ромашками, и его зовут со всех сторон. Кто-то строго, кто-то — радостно.
«Сириус, Сириус!» — доносится то тут, то там, но он точно знает, на чей голос пойдёт теперь.
[audio]http://pleer.com/tracks/8812208nSBp[/audio]
Нахальный лучик солнца щекочет его лицо. Несколько минут он ещё лежит, пытаясь осмыслить сны и события вечера, развести по полочкам, где что, и понять, что он будет делать дальше.
«Безумие — отличная штука…» — невольно улыбается он, выползая из-под вороха одеял. Новое утро горит в нём ярким огнём. Чёрный мальчик-звезда холодной водой смывает с лица остатки сна, а вмести с ними — беспомощность, отчаяние, скорбь и чувство вины. Для этого ещё будет время, а пока своими угрызениями он не поможет никому.
Обещанный завтрак щекочет нос заманчивыми запахами, и довольный пёс выползает на кухню.
— Доброе утро, — улыбается он, мимолётно-небрежным жестом распушив перья вороне. Так по-хозяйски, словно давно имеет на это полное право.
Спустя полчаса по пергаменту царапает перо. Лаконичный адрес, спокойная фраза:
— Её зовут Эммилин Вэнс, — «и она — та, кто всегда верил мне и в меня», — отдашь ей это. Она поймёт.
Сириус расстёгивает цепочку на шее, вытаскивает её из-под рубашки. На манер амулета на ней висит кольцо с чёрным псом. Гарантия того, что встречи ищет именно он, что это никакая не ловушка. Остаётся только надеяться, что её веры хватит и на этот раз. Потому что если не она — то никто.
Он машинальным жестом откидывает волосы и задаёт Эмме негромкий вопрос. Ответные два слова, имя и фамилия, врезаются в его память намертво. На карту поставлена новая цель.
— Спасибо, — он не уточняет, за что. Обнимает только, и, помолчав, добавляет: — я загляну на неделе.
Несколько часов назад предатель Сириус Блэк вышел в ночь от Элеоноры Эйвери. С магическим браслетом к ней возвращается кто-то другой.

Отредактировано Sirius Black (07-04-2015 19:36:38)