Квиддич, квиддич, мой любимый квиддич… Для сильных и смелых, для юных и зрелых… Слова песенки звучали в голове с того самого момента, как Ксенофилиус узнал свое сегодняшнее репортерское задание. Нет, он вовсе не был фанатом магического спорта, а сия, так сказать, песня не являлась неофициальным гимном болельщиков. Дом, в котором журналист снимал квартиру, послужил приютом и для некого бывшего игрока в квиддич. Лавгуд не знал его имени, роли в команде и никогда не видел своего соседа в лицо, однако прекрасно слышал хотя бы раз в месяц вот эти самые стихотворные строки, сопровождающиеся немелодичным бренчанием расстроенной гитары. Похоже было, что мужчина сам сочинил и исполнял «хит» под грустное настроение.
Что за ерунда в голову лезет. Наверное, погода на меня действует. Однако на огромные толпы магов, собравшихся на очередной матч команд… э… Собственно, кто сегодня играет? Надо бы уточнить у Кэтрин. Вроде что-то с рыбами связанное… Так вот у большого количества фанатов, которое только смог вместить стадион, настроение было отменным, несмотря на периодически накрапывающий дождь и прохладный ветер. Практичная коллега Ксенофилиуса надела теплую ветровку, да и вообще выглядела собранной и полностью выздоровевшей. Слава Мерлину. Парень невольно вспомнил их встречу в больнице несколько дней назад. Тогда трудно было представить девушку столь жизнерадостной и умиротворенной, как на сегодняшнем их задании. Поежившись в легкой мантии (в отличие от мисс Стюарт Ксено не позаботился о своем здоровье) и отбросив с лица растрепанные ветром волосы, молодой человек нашел глазами Кэтрин, уже начавшую подъем на трибуну. Места, предназначенные репортерам «Ежедневного пророка», находились довольно высоко, и невысокая (по меркам каланчи-Ксено) коллега прокладывала себе путь сквозь плотную толпу зрителей, также желавших достичь своих мест как можно скорее. Надо поторопиться, чтобы, во-первых, не потеряться, я же здесь впервые. А во-вторых, не очень-то красиво предоставлять Кэтрин самой пробираться вперед. Юноша прибавил шаг, нагоняя ее.
Удивительно, что писавшего для колонки происшествий Ксенофилиуса Лавгуда послали вместе со спортивным корреспондентом Кэтрин Стюарт освещать отборочный матч по квиддичу в полуфинал – Вроде бы – британской лиги. Сам Ксено объяснил этот приятный сюрприз замешательством главного редактора, которого история с участием Локхарта, Лавгуда, ветеринара Дженни Аткинс и троицы Пожирателей смерти (в числе которых оказался один теперь уже экс-журналист) выбила из колеи. Как бы то ни было, а парень отправился вместе с – Подругой? Другом? Как правильно назвать друга женского пола? О Мерлин… – Кэтрин на стадион, чтобы «…помочь в случае чего и написать очерк о матче глазами непрофессионала». В случае чего, изумленный репортер так и не понял, но обрадовался. С Кэтрин было интересно и приятно проводить время, и она не пыталась подшучивать над Ксено. Никогда. Создавалось такое впечатление, что она в какой-то мере разделяет мировоззрение мечтателя. Слегка зазевавшись, молодой человек на долю мгновения потерял светловолосую девушку из виду, пришлось быстро догонять. Ветер усиливался. Поравнявшись с коллегой, Лавгуд стал усердно вспоминать правила квиддича. Семь игроков, трое из которых охотники, трое, нет, двое – загонщики, а вратарь и ловец в единственном числе. Главная задача команды – обеспечить своему ловцу возможность поймать снитч, это приносит практически стопроцентную победу. А все остальные мячи, как они называются? Кноппы и роджеры? Чушь! Ксено обратился к девушке:
– Кэтрин, как называется квиддичный инвентарь? Я имею в виду мячи, кроме снитча. – Он смущенно улыбнулся. – Я, конечно, ходил на все матчи в Хогвартсе, но чаще всего не слушал комментатора, находились более интересные вещи. Расскажи мне как специалист, пожалуйста. Надеюсь, я достаточно адекватно попросил, и она не подумает, что я сумасшедший, неспособный запомнить названия, которые любой волшебник знает с детства. Мне вообще было бы интересно узнать о квиддиче с точки зрения спортивного обозревателя.
Тем временем они наконец дошли до репортерских мест, откуда поле было видно как на ладони, и устроились на сиденьях. Ксено обратил внимание, что гул вокруг усилился, эмоции явно накалялись, а, значит, приближалось начало матча. Надо было купить омнинокль, ведь ничего не увижу со своей близорукостью. Слушая ответ Кэтрин Стюарт, маг невероятно радовался, что они вместе.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (14-02-2012 19:27:01)

Крауч-младший находился в довольно-таки приподнятом настроении, не смотря на моросящий дождик. Очевидно всё это благодаря тому, что отец отказался от своего билета и решил сей вечер провести за обыденными делами, связанными с его  важнейшей должностью. И славно, не особо-то хотелось видеть вписанной в эту общую симпатичную картину происходящего равнодушную физиономию Крауча-старшего. Огорчало одно, Барти так и не успел найти себе хорошей компании. Однако юноша надеялся обнаружить кого-то подходящего уже на месте. Рядом с кем-то всегда интересней болеть за достойную команду, нежели одному. В студенческую пору однокурсники  всегда все дружно поддерживали факультетскую сборную, и в такие моменты можно было позволить себе немного расслабиться, сбросить маску холодности и громко кричать поддерживающие слоганы или же яростно освистывать противников.
Очень жаль, но тут, в министерской ложе, уже, конечно, не наблюдалось хоть сколько-нибудь похожего азарта. Многие волшебники в данном секторе являлись людьми возраста среднего или уже почтенного. Кто давно пресытился этим спортивным развлечением, а кто и не интересовался им вовсе – пришёл ради галочки или кого-то из членов семьи. Что же, время идёт, всё меняется. Остаётся с этим лишь смириться.
Матч начнётся в 16:30. Барти взглянул на часы. Они показывали только 16:05. Что же, прийти почти на полчаса раньше - хороший тон и есть время, а главное темы, для беседы с соседями по министерской ложе. Поднимаясь по ступенькам, молодой человек, оглядывал публику.  Вот чуть пониже сидит Томас Грин. И зачем он пришёл, да ещё занял столь удачное место? Ведь он совершенно ничего не смыслит в игре. Когда я пытался поговорить с ним о прошлом интереснейшем матче, он перепутал квоффл с бладжером, а загонщика с ловцом. И думал, что его активная жестикуляция и брюзжанье слюной перекроют в глазах собеседника подобную неосведомлённость.
Через одного человека от Томаса сидел Дидье Жиро Уж этот точно болеет за французов. Какие могут быть сомнения? Ну-ну, посмотрим ещё кто кого
Наконец собеседник, удовлетворяющий Бартемиуса, был найден.
- Добрый вечер, Николас. Рядом с Вами не занято? Не имеете ли ничего против моего скромного общества?
- Нет, что Вы, Барти. – отозвался юноша в дорогом костюме и с очень сильно приглаженными русыми волосами  Присаживайтесь, разумеется.
Обмен учтивыми улыбками прошёл успешно.
- Как Вы думаете, чего нам следует ждать от сегодняшней игры?
  - Красоты и изящества движений, по крайней мере, у нашей команды, я полагаю. А Вы как считаете?
  - О, я почему-то предчувствую нечто неординарное. Барти сложил свои ладони вместе и несколько раз стукнул пальцами о пальцы.    Трудно пока сказать, что именно.
- Обе команды очень сильные. Так что зрелищность матчу обеспечена
Столь незатейливый и несколько менее эмоциональный, чем хотелось бы, диалог продолжался ещё некоторое время. Затем молодые люди умолкли, ибо наконец началось действо.
С одной стороны поля вылетела гигантская светящаяся оса, с другой – выплыла огромная синяя рыба. Они двигались на встречу друг другу, пока не сошлись на середине.
Раздались хлопки, и исполины мгновенно лопнули. Вместо них на поле уже были игроки.
Уимбурнских Ос и Пенфельских рыб зрители встретили бурными овациями.
Взглянув в оминокль на членов французской команды, что появились вместо тучной рыбки и были в мантиях  цвета индиго, Барти нахмурился.
Пьер Леклер… Я думал его не будет…
Этот кучерявый улыбчивый голубоглазый парень являлся уже довольно-таки известным  и талантливым загонщиком. С таким раскладом шансы Ос на победу резко падали.

Кажется, на этот раз Кэтрин верно определила способ объяснения основ квиддича. Вероятно, кто-то другой и покрутил бы у виска после столь сюрреалистических выкладок, но только не Ксено. Он улыбнулся и заметил:
- Не хотелось бы оказаться на месте этого растяпы...
Быть может, коллега сформулировал бы свои мысли помягче, если Кэтрин поведала бы ему о том, что сама однажды пополнила клуб пострадавших от бладжера мечтателей. Или не однажды?.. Подобные события память усиленно запихивала в самые укромные уголки сознания. Гордиться было нечем, а значит и помнить - ни к чему.
Куриный квиддич произвел на Ксенофилиуса особенно сильное впечатление. Кэтрин глядела на то, как Лавгуда разбирает смех, и жалела, что не может приобщиться тем образам, которые, вне всякого сомнения, сейчас царят в его великолепном воображении. В играх фантазии у Ксенофилиуса не было равных. Впрочем, он достаточно быстро совладал со своим смехом и сейчас выглядел несколько смущенным.
- Извини, Кэти, я так увлекся твоим рассказом, что начал немного фантазировать на тему. Собственные глупые ассоциации рассмешили меня, - его лицо уже не выглядело таким бледным, как во время визита в Мунго, и Кати было приятно это видеть. Кроме того, всплеск отчаяния, которому поддался ее коллега тогда, оставил в душе девушки заметный след. И теперь, когда Кэтрин убедилась, что Ксено не поддался меланхолии и способен чудить, как прежде, она постепенно успокаивалась.
Он справится... Непременно справится.
- Напротив, я рада, что смогла тебя позабавить, Ксено, - Кэтрин подмигнула коллеге. - Не за что просить прощения, правда!
Тем временем команды не теряли времени даром. "Уимбурнские осы" и "Пенфельские рыбы" появились на стадионе с присущей их командам оригинальностью. О, в том, что спортивное сражение предстоит горячее, Кэтрин нимало не сомневалась. "Осы" из века в век бережно хранили репутацию исключительных задир, готовых ради победы на самые неожиданные фортели. А "Рыбы"... Улыбка симпатии озарила лицо девушки. Французы с самого своего рождения воспитываются в духе преодоления любых трудностей на пути к триумфу. Они с улыбкой принимают вызовы, и не склоняют головы даже в самой отчаянной ситуации. Кэтрин было приятно осознавать, что кровь роднит ее с ними. Репортер ни в коем случае не должен был выражать своих личных предпочтений в материале, однако никто не мешал девушке в глубине души болеть за этих замечательных ребят и девушек.
- Кажется, начинается? - спросил Ксенофилиус, обернувшись к ней.
Кэтрин утвердительно кивнула, ощущая, как все ее внутренние ресурсы настраиваются на предстоящую работу.
- Спасибо, что объяснила мне, теперь запомню и буду пользоваться этим способом, - поблагодарил ее молодой человек и добавил искренне, - как я рад, что пошел с тобой!
В очередной раз глубочайшая симпатия к коллеге плеснула в ее сердце маленькой, теплой волной. Кэтрин положила руку на плечо Ксенофилиуса:
- Знаешь, и я очень рада, что у меня сегодня такой замечательный напарник! - раздался свисток судьи, но, прежде чем погрузиться в ход игры с полным отключением от всего остального, Кэтрин быстро пошарила рукой по своей рабочей сумке и достала из нее омнинокль. Несмотря на то, что лично ей он был не нужен, регламент обязывал спортивных журналистов носить этот предмет с собой. Теперь же она приметила, как приходится напрягать зрение Ксенофилиусу, чтобы разобрать хотя бы что-нибудь из происходящего на поле. - Вот, возьми! - она протянула омнинокль коллеге, пытаясь перекричать болельщиков. - Я работаю без него!
В самом деле, для Кэтрин самым важным было следить за ходом матча в режиме реального времени. Необходимую техническую информацию она могла получить позже у дирекции. Самые яркие моменты, зафиксированные посредством омнинокля, тоже можно было раздобыть, располагая некоторыми связями. А вот единое впечатление от действий игроков выдавала только собственная голова. И все-таки теперь одной проблемой было меньше: Ксенофилиус использует омнинокль, а значит, собственный топ-10 лучших моментов ей уже обеспечен. Девушка впилась взглядом в происходящее на поле, крепко сжимая в пальцах специальное перо, не требующее чернил. Ее рука механически двигалась по странице блокнота, фиксируя имена, приемы и самые важные детали, которые позже следовало отразить в статье.

Отредактировано Catherine Stewart (27-03-2012 00:33:34)

Вот, возьми! Я работаю без него! Кэтрин преподнесла Ксенофилиусу очередной сюрприз, волшебным образом изъяв из своей сумки омнинокль. Молодой человек бросил на нее благодарный взгляд, но коллега уже полностью погрузилась в работу, целиком сосредоточившись на квиддичном матче.
Посмотреть действительно было на что: с непривычки Ксено не успевал следить за всем событиями, но и то, что он мог охватить взглядом, поражало воображение. Игроки, носящиеся по полю со сверхзвуковой скоростью, какие-то невероятные финты и трюки, названия которых, быть может, могла бы подсказать мисс Стюарт, но и времени спрашивать не было. Не успевал Лавгуд засмотреться на то, как игрок пытается избежать столкновения с бладжером (джжжж!), как тут же раздавался рев трибун, оповещающий об очередном забитом в кольце мяче. О том, чтобы следить за изменением счета, речи даже не шло, спасали только слова комментатора. Особо не вслушиваясь, журналист все-таки уловил, что команда «ос» уступала «рыбам» в счете. Должно быть, французы лучше играют в квиддич. А ведь у Кэтрин французские корни… Она могла бы стать профессиональной спортсменкой, думаю. Но тогда мы бы вряд ли познакомились. Улыбнувшись про себя, Ксено вернулся в реальность. На стадионе, несомненно, страсти достигли предела: лица окружавших парня болельщиков раскраснелись даже не столько от ветра, сколько от эмоциональных выкриков в поддержку любимых команд. Ксенофилиус ощутил себя частью огромного механизма, винтиком, который должен крутиться в заданном бешеном ритме, чтобы жить. Он поймал себя на том, что не менее азартно, чем соседи по трибуне, относится к происходящему, только лишь не болея за конкретную команду, а восторженно-волнительно желая жадно впитывать зрелище.
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем молодой человек приноровился уделять внимание повторам захватывающих моментов матча на омнинокле и одновременно следить за игрой в режиме реального времени, что придало присутствию репортера отдела происшествий на стадионе дополнительный смысл. Иногда даже получалось заметить нечто стоящее внимания, прежде чем оно завершалось напряженным моментом или забитым мячом. Вот и сейчас Ксено увидел, как один из «рыб» стремительно направился к игроку «ос» со вполне очевидной целью сбить того бладжером, отбив мяч в его сторону. И все же это довольно жестокая игра. Не на мой характер… Внимательно глядя в омнинокль, парень уже приготовился услышать восторженные вопли, но что-то насторожило. Игрок вел себя более чем странно. Вместо того чтобы продолжить преследование противника, он сначала закрутился на месте поломанным волчком, а затем медленно – или это был обман восприятия? – и нелепо упал на землю. Все произошло настолько неожиданно и оттого почему-то страшно, что журналист не сдержал порыв и крикнул:
– Что происходит? Что с ним?
Впрочем, слова потонули в гуле толпы, в едином порыве следившей за пострадавшим. Ксено и сам перегнулся через борт трибуны, забыв, что рассмотреть все он может и в омнинокль. Мысли смятенно носились в голове, а профессиональные навыки настойчиво требовали не пропустить ни одной подробности. А что, если это не случайность? Даже если у меня паранойя, правильнее всего быть осторожным. Эти размышления заставили молодого человека вспомнить о Кэти. Я должен хотя бы попытаться защитить ее. Размышляя таким образом, волшебник повернулся к коллеге и, не раздумывая, отстранил ее подальше от края трибуны, одновременно сказав:
– Наверное, он на что-то отвлекся, и попал под бладжер, все как ты мне говорила, – слабая попытка улыбнуться, по идее, должна была успокоить девушку. Ксенофилиус, не обращая больше внимания на поле, смотрел только на Кэтрин Стюарт, продолжая мягко придерживать ее за плечи – ему казалось, что она напугана. Игра тем временем продолжалась полным ходом. Следует поговорить с пострадавшим. Выяснить детали происшествия. Даже если все это обычная неосторожность, может получиться интересная заметка для моего раздела. Репортеру даже в голову не приходило, что такое событие может быть вполне повседневным и не стать поводом даже для пары строк в «Пророке». Исследовательский инстинкт завладел парнем. Предыдущее журналистское расследование чуть не окончилось для нас с Локхартом плачевно, но какой я профессионал, если сейчас не добуду свежую информацию? Надо не мыслить, а действовать. Размышления заняли не более минуты, как оказалось: обстановка вокруг практически не изменилась. Обязательно возьму Кэтрин с собой – ее безопасность на моей совести. Мысль о том, что в таком случае девушка, вероятно, не сможет написать полноценную статью о матче, чуть было не перевесила порыв рвануть в раздевалку французской команды. Нужно будет по дороге спросить у Кэти, не слишком ли я настойчив и не будет ли у нее проблем в «Пророке» из-за моего решения.
– Кэтрин, думаю, я должен хотя бы попробовать с этим игроком. Ты можешь показать путь к раздевалкам? Озвучивать измышления Ксено собирался по пути с трибун. У него возникло ощущение упущенной возможности, азартный зуд гнал вперед. Молодой человек пропустил коллегу вперед по узкому проходу между рядами, и оглянулся на игровое поле. Кажется, команда «ос» рьяно пользовалась своим преимуществом.

Возле раздевалок французов была толчея. Тут собрались и репортёры, чуявшие возможную сенсацию, и некоторое количество особо преданных фанатов Леклера.
– Пропустите! Дайте пройти! Министерство! – громко и раздражённо повторял Бартемиас, бесцеремонно распихивая людей локтями. С трудом пробравшись сквозь толпу, он оказался возле входа, охраняемого аврорами.
Барти продемонстрировал удостоверение, и мракоборцы расступились, пропуская юношу внутрь. По большому счёту, Крауча-младшего и так уже многие знали в лицо. Сыну главы отдела магического правопорядка совершенно необязательно было доказывать своё право на нахождение здесь, но порядок есть порядок.
В помещении раздевалки царила напряжённая атмосфера. Кто бы мог подумать, что обычно улыбчивый и добродушный с виду Леклер может быть таким. Его лицо раскраснелось от гнева, он активно размахивал руками и чуть ли не кричал, явно пытаясь что-то доказать окружающим. Сие зрелище пришлось Бартемиасу по душе. Что может быть приятнее, чем довести недруга до белого каления? Разве что только убить его…
Мужчина говорил то на чистом французском, то на ломанном английском, оттого понять его было гораздо сложнее, чем если бы он выбрал для изложения своих мыслей какой-либо один язык. Многие министерские работники, и Барти в том числе, вполне неплохо понимали французскую речь, и смысл сказанного Пьером они улавливали.
- Это всё есть против правильо! Мяч не касался менья! Fils de pute!
В общем-то, это была его главная мысль, а остальные фразы  содержали преимущественно крепкие ругательства. На самом деле Леклер вовсе не являлся неотёсанным мужланом с ограниченным лексиконом. Сей юноша, напротив, проявлял себя всегда с лучшей стороны, однако в данный момент он просто оказался неспособным сдержать собственные негативные эмоции.
- Спортсмен, что с него взять? Красота у них всё больше в движениях, чем в речах, не так ли? – прозвучало в самое ухо. Голос принадлежал Тристану Лоренсу – полному светловолосому мужчине 45 лет.
Крауч мимолётно ухмыльнулся и кивнул.
Работники отдела магического сотрудничества пытались успокоить Пьера.
– Мы во всём разберёмся, – обещали они. – Наши люди уже работают.
Члены же отдела обеспечения магического правопорядка как раз тем временем беседовали с аврорами и просматривали с помощью оминоклей повторы столь спорного момента в игре. Барти присоединился к последним. А что, весьма любопытно было узреть результат собственной магии с различных ракурсов. Оказалось весьма чётко заметно, что бладжер всё-таки задел метлу француза,  когда тот вдруг ни с того ни с сего начал поворачивать. Мяч коснулся кончиков прутьев и, казалось, именно из-за  этого метла крутанулась в воздухе,  затем Леклер упал.
Оминокли передавались из рук в руки по кругу, и просмотр сопровождался тихим, дабы не раздражать и без того разгневанного игрока, но, тем не менее, горячим обсуждением:
–  Что за сыр-бор, я не понимаю. Я чётко вижу, что бладжер задел прутья.
– Но падает-то он весьма странно...
– А что значит странно? Разве все одинаково падают?
– Разумеется, нет. Однако мне не приходилось видеть подобного.
– Если кто-то чего-то не видел, это не значит, что оно не случается.
– А по мне упал, как упал, просто распсиховался. Он же, видите ли, звезда.
– Хм, ну возможно, возможно…
Большинство участников полилога выражало скепсис по отношению к произошедшему, что доставляло Бартемиасу лишнее удовольствие. Казалось, можно ни о чём уже не беспокоиться, дело замнут...Однако в обсуждение вдруг встрял ещё один участник, сумевший всё испортить.
  - Вы смотрите, но не зрите в корень, господа. Я так и думал, что у чиновников все глаза замылены.
Коль министерские работники видели бы сейчас собственные лица, то, наверное, испугались бы, так исказились их черты от ярости. Вмешавшийся являлся пожилым  бывалым аврором и потому, скорей всего, вёл себя столь неуважительно.
– Да как вы смеете?!   - даже шёпот может быть громким, если это дружный шёпот.
Внешне Крауч разделял всеобщее негодование, хотя дерзость аврора его волновала сейчас меньше всего, больше парня интересовало, что тот скажет дальше. И волнение оказалось ненапрасным.
   - Смею. Вы слишком сосредоточились на одном и совершенно не замечаете кое-чего другого. Загляните дальше своего носа, на трибуны, и вы увидите вспышку. Едва уловимая, но она всё-таки есть, и летит не куда-нибудь, а в метлу нашего французского товарища.
Слова мракоборца  всех встревожили и оминокли немедленно пошли по кругу снова:
  - Где?
  - Да вон.
- Да где?
- Разве? А хотя…
– А-а-а. Да и правда.
– Выходит, что-то тут действительно нечисто… 
  - Вы думаете, это?..
– Быть того не может, бросьте… 
– Просто чьё-то баловство… 
– А вдруг нет, ведь известно, что Леклер... Ну, вы понимаете… 

Сейчас в голове у каждого были примерно одни и те же мысли, но никто не решался высказать их вслух. Обмен взглядами был куда красноречивей.
– Ну так чтьо там на счёт мения? Сколько есть возможно обсуждать очевьидные весчи? – Стихший на время вынужденных медицинских процедур,  Леклер вновь решил напомнить о своей персоне.  Он говорил что-то ещё, и очень много, но Крауч не стал слушать, как и многие другие.
– Хм… И что мы намерены делать?
–Нужно поймать этого шутничка, конечно же, – немедленно отозвался тот самый бывалый аврор.
– И кого, собственно, вы собираетесь ловить? Сказать по правде, зря, как вы выразились, в корень, я так и не сумел разглядеть, как выглядел предполагаемый виновник. Но у меня-то ведь глаза, известное дело замылены, так просветите нас.
Мракоборец смутился. –Не имею понятия, как он выглядит, но это можно выяснить. Ребята проверят всех, у кого билеты на ту трибуну в районе, приблизительном источнику вспышки.
Барти лишь закатил глаза и ухмыльнулся. –Пфф, напрасно время потратите.
Теперь настала очередь аврора свирепеть от чужой дерзости.   - Да неужели? Противненько, надо сказать, вы ухмыляетесь, сэр. Так противно, что хочется вашу палочку тоже проверить  на последние заклинаньица.
– Согласен… – произнёс Грэй Грэйсон – самый высокопоставленный из присутствующих здесь чиновников. И сердце Барти устремилось в пятки, но не успело до них добраться, -… с Краучем, преступник давно мог оттуда уйти…
Крауч подстраховался на случай  подобной проверки, тем не менее, подозрения аврора его встревожили.
– Всё-таки нужно быть осторожней.
–Он вообще мог прийти, откуда угодно, а не сидеть на этих трибунах. А что до меня, то я не против, проверяйте, если так вам хочется.
–Оставьте ребячество, Бартемиас. Сейчас не время выяснять отношения, нужно решать проблему. – пресёк  его Грэйсон.
Мракоборец не сдавался. - Значит, всё равно стоит опросить зрителей. Не заметили ли они кого-нибудь подозрительного.
– То есть, вы предлагаете поднять шумиху?
–А, по-вашему, нужно бездействовать! – брызнул слюной аврор.
– Действовать нужно было раньше, оперативно. Где была охрана, когда всё это свершалось?.. Правильно, не там, где надо.
Мракоборцам нечего было ответить, действительно, охрана вверенного объекта идеальной не являлась…
– Мистер Грэй, я думаю, нам не стоит афишировать произошедшее. Никто не умер, а лишняя информация может вызвать лишь ненужную панику. Разве не так?
Чиновник помолчал немного и ответил:
  - Наверное, так… А другие что скажут?
  - Крауч верно говорит. Время непростое, лучше не стоит освещать всё.
– Скажут, что мы слабые и мракоборцы слабые… 
  - Тогда решено, – объявил Грэйсон. – Мы умолчим обо всём случившемся.
Значит, сейчас у нас две задачи. Разогнать толпу и убедить Леклера молчать. Оукли и  Бартемиас, займитесь толпой, пожалуйста.
- Конечно.
Барти,выйдя вместе с коллегой к собравшимся возле раздевалки людям, для начала обернулся к аврорам дабы объяснить им сложившуюся ситуацию.   - Гоним всех прочь отсюда. - Шепнул он под конец, а затем обратился к толпе со следующим:
-  Дамы и господа! От имени министерства прошу вас немедленно разойтись. Это не то место, куда позволено заходить обычным зрителям. И к тому же, матч ещё не завершился. Неужели никому не интересно, каков будет исход? Зачем лишать себя удовольствия от просмотра игры, тратя здесь своё время совершенно бесполезно?

Отредактировано Barty Crouch, Jr (25-05-2012 22:16:43)

За то время, что юноша провёл в раздевалке, толпы в предбаннике, кажется, прибавилось. От духоты хотелось расстегнуть хотя бы одну пуговицу. Ну, хоть одну! А нельзя.
Плотно стоящие ряды людей напоминали Бартемиусу сельдь в бочке. Только эти «селёдки» не просто беззвучно открывали рот, они выдавали вполне громкие возгласы, весьма однообразные, однако ж. Дайте нам поговорить с Леклером, да дайте.
Но вот одна селёдка, которая была подлиннее, чем другие, вдруг произнесла:
– Мистер Крауч, могу я спросить ваше личное мнение о случившемся? В данный момент игра, как мне кажется, интересует собравшихся чуть менее инцидента с мсье Пьером.
Браво, юноша, браво! Хоть что-то новенькое. Неужели интеллект «селёдки» зависит непосредственно от её размера?
- Моё мнение, мистер… – Барти сделал паузу, вспоминая имя юноши, задавшего вопрос, - мистер Лавгуд? Более чем странно видеть репортёра отдела происшествий здесь. Я ещё понимаю обоснованность присутствия вашей спутницы. Спортивные обозреватели, толкущиеся возле раздевалки команды по квиддичу, выглядят куда уместнее и естественней. Так ведь, мисс Стюарт?
Высокомерный и презрительный взгляд обжигающе коснулся лица Кэтрин и вновь  переметнулся на Ксенофилиуса.
Какой, однако, странный дуэт… Любопытно, что-то связывает их, помимо работы?
Барти действительно был интересен сей вопрос. Поскольку мисс Стюарт в недалёком прошлом имела неосторожность испортить отношения с Краучем-младшим, ныне он имел желание уколоть её как-нибудь побольнее, да неоднократно, и чем разнообразнее пыточный аппарат, тем, как известно, интересней палачу.
Что же, молодой человек мгновенно дал себе слово обязательно выяснить детали, однако потом. Сначала дело. Толпа представителей прессы недовольно гудела, кто-то пытался подобраться поближе к министерским работникам, кто-то басисто хамил. Поэтому Крауч перешёл к наступлению и от частного случая Лавгуда перевёл к общей ситуации.
От такого помощника, как Оукли, Барти было столько же проку, как фестралу от мантии-невидимки. Тот держался поближе к аврорам с невозмутимым выражением лица.
Не уверенный в том, что его услышат все, Крауч поднёс волшебную палочку к горлу и прошептал заклятье Sonorus.
- Моё замечание мистеру Лавгуду относится ко всем работникам газет, чья профессиональная деятельность не касается спорта непосредственно! Не уверен, что все его отчётливо услышали, и потому повторяю! Всем корреспондентам, чей хлеб – не квиддичные матчи – очистить помещение немедленно! Приказ предназначен и для той публики, что сюда не поместилась и обивает порог на улице! – молодой человек нисколечко не сомневался, что его слова благодаря усиленной громкости там прекрасно слышно.
  - Это чисто спортивный инцидент, но международного уровня, поэтому министерство не могло не вмешаться! Интервью с господином Леклером в данный момент абсолютно невозможно! Он получил травму и нуждается в покое! Побеседуете с ним в другой день, когда он будет в состоянии! Это часть вашей работы – терпеливо ждать достойного материала!
Прошла волна недовольного улюлюканья, никто не желал покидать фойе раздевалки добровольно. Бартемиус нахмурился
- Как пожелаете, это был ваш выбор!
Скрестив руки на груди, молодой человек отдал аврорам приказ:
-Охрана, убрать из помещения всех репортёров, кроме представителей газеты «Пророк»!
–Дискриминация! – козлетоном выкрикнул пожилой мужчина с козлиной же бородкой, и тут же получил по условным рогам. Точнее, его ужалила одна из пчёл, выпущенных аврорами, дабы вытравить  бумагомарателей как можно скорее. Пчёлам в этом непростом деле помогали мухи и мелкие птички. Все эти твари искусно маневрировали между людей, имеющих отличительные значки подконтрольной министерству газеты. Было сложно стойко игнорировать жала и укусы, и потому совсем скоро помещение практически опустело. Теперь Крауч обратился к оставшимся уже вполне нормальным голосом, слышимым только в стенах фойе.
-  Итак! Мне некогда разбирать, кто из вас из какого отдела, потому я кратко отвечу на ваши вопросы, и мы разойдёмся. И, к слову,  желательно было бы всё-таки прочитать в «Ежедневном Пророке» про нынешний матч, уж коль я отчасти и по вашей милости не имею возможности наблюдать сейчас за игрой. Не хотелось бы потом в обеденный перерыв за чашкой чая случайно обмолвиться редактору о том, какие безответственные у него некоторые работники, не исполняют толком своих обязанностей.
Последние фразы Барти будто адресовал одной лишь Кэтрин, так пристально он смотрел на её, чего лукавить, довольно милое, однако всё же неприятное ему личико. Да, собственно, так оно и было, ибо уж то, что она пишет статьи о квиддиче, Крауч знал достоверно. И не съехидничать лишний раз? Ха-ха, к чему лишать себя подобного удовольствия?
- Я ещё помню, что меня спросили о мнении по поводу происшествия. Пожалуйста, кому интересно, тот может записать следующее: «Как бы высоко вы ни поднялись,  сколько бы славы и уважения ни снискали, никогда не теряйте бдительность, не позволяйте себе расслабиться, иначе это может обернуться для вас трагедией. Только в сказках герои идут к цели, сметая всё на своём пути, но жизнь скорей похожа на рулетку. Выиграв раз, другой, третий, не стоит спешить с выводом, что так будет всегда. Именно это и случилось с мистером Леклером. Он наивно полагал, что ныне никакой бладжер ему не страшен и, разумеется, глубоко ошибся. Сегодня, увы, не его праздник. Но если он умён, то переживёт это и извлечёт для себя полезный урок. Ещё вопросы?

Происходящее абсолютно не нравилось Ксенофилиусу. Начиная с того, что мистер Крауч совершенно определенно имел намерение доказать присутствующим бесполезность их нахождения у раздевалок любыми методами, заканчивая его же, мистера Крауча, ощутимой неприязнью к Кэтрин. Чего стоили только первые слова министерского работника, обращенные вроде бы к Ксено, но попутно задевшие его коллегу:
– Моё мнение, мистер Лавгуд? Более чем странно видеть репортёра отдела происшествий здесь. Я ещё понимаю обоснованность присутствия вашей спутницы. Спортивные обозреватели, толкущиеся возле раздевалки команды по квиддичу, выглядят куда уместнее и естественней. Так ведь, мисс Стюарт?
Ксено понятия не имел, чем девушка заслужила колкости в свой адрес, не видел ее реакции, но внимание окружающих после реплики Крауча вряд ли ей могло понравиться, как и сама реплика. Как-то странно все это. Почему обычный вопрос вызвал настолько язвительный тон ответа? Репортер, конечно, не мог знать, что самое интересное еще впереди. Мыслями он постоянно возвращался к пострадавшему игроку в квиддич, хотя того больше не было слышно, да и представитель власти отвлекал большую часть внимания на себя. Внешне Ксено почти не реагировал на дальнейшее, поняв тщетность попыток проникновения в помещение раздевалки: только сумасшедший самоубийца стал бы испытывать судьбу, пробираясь через кордон авроров. Возможно, Крауч опаснее их всех вместе взятых.
Тем временем министерский работник переключил внимание на других журналистов, имевших наглость все еще пребывать не на стадионе, наблюдая за ходом матча. Когда словесные увещевания не принесли желаемых плодов, мужчина (хотя тут все же уместнее было бы слово «юноша») пустил в дело силовые приемы, и события отдаленно стали напоминать Ксено боевые действия. Молодой человек ждал все-таки слов, близких к интересующей его теме, настолько отрешившись от всего, что из небытия его вывела только Кэти, с негромким возгласом ухватившаяся за рукав мантии парня. Вот тут Лавгуд заметил аврорских пчел вкупе с прочими представителями фауны, которые не причиняли вреда газетчикам из «Ежедневного пророка», а вот функцию психологического подавления выполняли прекрасно. Ксенофилиус погладил подругу по плечу, но не успел он сказать хоть пару слов ей в успокоение, как мистер Крауч выстрелил очередной стрелой язвительности, метя, как и прежде, в Кэтрин Стюарт.
Почему он так распинается, будто Кэти нанесла ему личную обиду? Журналист чувствовал, как начинается незримое противостояние двух личностей, двух характеров, понимая, что просто-напросто чего-то еще не знает. А еще юношу изнутри жгло чувство стыда и неловкости оттого, что его оплошность превратилась в удобный повод уколоть коллегу из спортивного отдела. Ксено ощутил, как загорелись щеки и уши, казалось, весь он залился маковым цветом. Если у Кэти будут неприятности из-за того, что она ушла со мной с игры и не смогла написать статью, значит, эти проблемы будут из-за меня. Я болван! Гипотетическая сенсация оказалась важнее репутации близкого человека. Ведь это она сейчас на задании, вовсе не я! Продолжая мысленно костерить себя на все лады, молодой человек все-таки не решился сказать мисс Стюарт ни слова. Разговоры разговаривать они станут, лишь выбравшись на свежий воздух. В самом деле, мог ли я подумать, что небольшая неосторожность поставит под удар не меня, но Кэтрин?..
Дело явно клонилось к тому, что не только поговорить с Пьером Леклером, но и услышать сколько-нибудь достоверную информацию о причинах его падения не удастся. К неловкости добавилось негодование, а исследовательский азарт разгорелся с прежней силой. Теперь представитель правопорядка интересовал Ксено еще и как агрессор – его приемы были привычны журналистам как обычные способы наведения порядка, но вот пространные речи действительно не вызывали доверия. К блистательному концу монолога мистера Крауча (…Но если он умён, то переживёт это и извлечёт для себя полезный урок. Ещё вопросы?) у Ксенофилиуса нашлось, что сказать, да и коллеги из других отделов не спешили расходиться вопреки эмоционально-изящной словесности оратора. Однако по-прежнему стоявшая близко к юноше Кэтрин опередила всех решительными словами:
– Если все обстоит так, как вы говорите, мистер Крауч, то чем так недоволен мсье Леклер? Едва ли его негодование, которое слышно даже здесь, относится к работе колдомедиков.
Она определенно права. Кстати, игрок, естественно, говорил на родном языке. Интересно, Кэтрин смогла разобрать что-нибудь? Это может быть полезным. В изрядно поредевшей и умолкшей толпе Лавгуд произнес, обращаясь к девушке:
– Молодец, Кэтрин. Отличный вопрос! – И добавил:
– Мистер Крауч, здесь остались только заинтересованные в вашем ответе люди. Как вы полагаете, мы имеем право на достоверную информацию? Хотя бы ту ее часть, что допустима к опубликованию.
Ситуация удивительно походила на игру в прятки или салки, только водить по очереди не получалось – хозяином положения оставалось Министерство Магии.

Несмотря на, казалось бы, удачно выбранный вопрос, поставить Барти в тупик не удалось. Волей-неволей думалось, что будущих чиновников перед вступлением в должность заставляют проходить специальный курс "Как отвечать на неудобные вопросы наилучшим образом?". Надо сказать несколько слов по делу, а потом начать "лить воду", уводя внимание слушателей к другим проблемам. И, как известно, "лучшая защита - нападение", поэтому заставить собеседника самого оправдываться и объясняться - высший пилотаж. Кэтрин не знала, как далеко Барти продвинулся в искусстве увиливать от прямого ответа, но, очевидно, успехи на этом поприще делал. Даже вспышку своего гнева из-за поражения "Уинбурских ос" сумел обратить себе на руку, плавно переведя стрелки на несдержанность Пьера. Случись этот разговор в коридорах Министерства, Кэтрин, наверное, смогла бы поставить Барти на место. Все-таки из них двоих лично знала Леклера лишь она одна. Но спорить с младшим Краучем сейчас, когда он несется на волнах собственного красноречия, да перед разгоряченной и взволнованной публикой... Бессмысленно. Кэтрин взглянула на Ксенофилиуса и увидела на его лице то же самое скучающее, скептическое выражение. Чуть склонившись к ней, он тихо сказал:
- Пойдем отсюда, здесь мы все равно толку не добьемся.
Кэтрин кивнула было ему в ответ, когда из раздевалки вновь раздались возмущенные вопли французского игрока. Видимо, ему принесли весть о победе его родной команды, что отнюдь его не успокоило. Это было странно. Это было вообще немыслимо. Девушка чувствовала, как ее раздирают противоположные устремления. С одной стороны, ей категорически не хотелось, чтобы следующая стая пчел вылетела уже в их честь. С другой - отчаянный протест Пьера стоил того, чтобы хоть кто-то на него откликнулся. Но что они могли сделать?! Словно ища подсказки, Кэтрин окинула взглядом комнату. И...
- Ксено, есть идея, - лаконично произнесла она, глядя в его обеспокоенные глаза.
Пользуясь некой толикой суматохи, с которой их коллеги по ремеслу покидали комнату, а также тем, что Барти царственно отвернулся и вместе с аврорами намеревался вернуться в раздевалку французов, Кэтрин потянула Ксенофилиуса за рукав в сторону. Слева была дверь в служебное помещение - чуланчик, в котором хранили спортивный инвентарь. Быть может, эта затея была обречена на провал, но Кэтрин знала - в чулане они могли бы приблизиться к смежной с раздевалкой стене. И, кто знает...
Делая вид, что ожидают своей очереди на выходе, они поглядывали в сторону чулана. Кэтрин в двух словах объяснила, что задумала, и Ксенофилиус с готовностью откликнулся на эту авантюру. Теперь они ждали лишь того, самого подходящего, момента, чтобы нырнуть за маленькую дверь. И вот, когда их заслонили несколько человек, закрыв Барти обзор (даже если он и надумал бы обернуться), пора было действовать. Журналисты отступили к стене, продолжая изображать нетерпение и досаду застрявших "в пробке", а затем Ксенофилиус беззвучным заклятьем Алохомора отворил дверцу подсобки и первым нырнул в нее. Кэтрин последовала за ним так быстро, как могла.
Несколько секунд они слышали только собственное дыхание в темноте.
- Люмос, - девушка подняла палочку повыше, и на ее конце зажегся голубоватый огонек, распространяя вокруг холодное, ровное сияние. Из тьмы выступали контуры нагроможденных друг на друга предметов. Сделав всего пару шагов, Кати наткнулась на что-то и пошатнулась. Чтобы не упасть, девушка крепко ухватилась за стоявшего рядом Ксенофилиуса. Подсвечивая себе путь, они медленно двинулись к дальней стене. По мере приближения голоса становились все более и более отчетливыми. Ксено и Кэтрин приникли к стене, затаив дыхание и вслушиваясь в речь говоривших изо всех сил.

"Варёный рак" грозно размахивал клешнями и издавал множество неприятных звуков, похожих на французские слова. "Раки" не любят, когда их варят, когда парят - тоже. Леклер, очевидно, совсем запарился доказывать окружающим свою правоту.
- А тут всё по-прежнему, - пробубнил под нос Крауч, затворяя за собой дверь раздевалки.
- Ну как толпа? - незамедлительно спросил у него Грейсон.
- Толпа в порядке. Собственно, её больше нет в помине. Полагаю, о вопросе с прессой можно более не волноваться, он улажен, - невозмутимо отрапортовал начальству Бартемиус.
- Отлично, вы с Оукли молодцы. - Грей хлопнул обоих молодых людей по плечам и удалился к другим коллегам, беседующим с Пьером.
Мда... молодцы мы с Оукли. Особенно Оукли. Такую речь произнёс, я до сих пор под впечатлением. Однако весь свой сарказм парень предпочёл оставить при себе, как это было ни печально. Но он уже достаточно сегодня походил по лезвию ножа. Можно кое-что и стерпеть. Оукли же молчал. Кажется, он молчал постоянно. Бывают эдакие люди-тени, безмолвные и незаметные, но их, как правило, не видят. Оукли же отчего-то был зрим. Ну да, впрочем, это не важно. Крауча меньше всего интересовал этот парень, гораздо больше его тревожил никак не унимающийся красномордый Леклер. Оперевшись спиной о стену, юноша издалека наблюдал за происходящим, не спеша лезть на рожон.
Вот превратили бы уж его действительно в рака. Что мешает? Можно подумать, кто-нибудь об этом узнает. Хоть развлеклись бы немного. А то возятся с ним как с ребёнком. Куда это годится?
Минут через 10 Барти надоело просто так стоять в стороне, ведь картина не менялась и стало попросту скучно.
Юноша подошёл ближе и решил поучаствовать в диалоге. Впрочем данная беседа тянула на диалог поскольку-постольку, ибо разъярённый француз едва ли давал вставить хоть слово другим людям.
- Вы всё равно побе...
- Давайте забу..
Кое-как успевали вставлять чиновники в поток его слов.
- Мы вам запла...
Глаза Леклера выпучились, как у совы. Вы когда-нибудь видели рака с совиными очами? Нет? Вот и не дай Мерлин! Никогда, никогда в своей жизни французский загонщик не брал взяток. Дерзкое предложение добило его окончательно, и нецензурная брань обрушилась на всех камнепадом.
- Silencio! - не выдержал Крауч-младший и заткнул рот Леклеру с помощью заклинания. - Хватит.
Молодой человек недоумевал, почему никто, кроме него, до сих пор не осмелился сделать столь элементарную вещь. Мой отец наверняка бы поступил так же, как я, в данной ситуации. Эта мысль об отце была логична и странна одновременно. Какое ему дело, что бы сделал отец на его месте? Крауч-старший - это Крауч-старший, а Крауч-младший - это Крауч-младший. Два абсолютно разных человека. Я бы применил саму Аваду Кедавру, если бы было можно... и если бы я умел. Да! Мне необходимо выучить столь великое заклинание! Я буду молить на коленях об этом, если понадобится.
Коллеги смотрели на Барти с лёгким недоумением. Хотя на лицах некоторых читалось облегчение и восхищение.
- Бартемиус, это перебор...
- По-другому мы вряд ли чего-то добьёмся. Разве это не ясно, как день?
- Да, но...
- Я понимаю всю неэтичность такого поступка. Но до господина Леклера необходимо донести всю информацию, дабы он понял, насколько серьёзна ситуация. А за своими гневными речами он попросту нас не слышит.
- Вы правы, хорошо.
Получив наконец одобрение, Крауч обратился к французу на его родном языке.
- Месье Леклер, а теперь давайте поговорим с вами спокойно. И давайте договоримся сразу, что когда вы с чем-то согласны, вы киваете, не согласны - мотаете головой. Всё просто. Договорились?
Пьер хмурил брови.
Ах как бы тут пригодилось Круцио. Оно бы немедленно сделало непокорного Пьера мягким и податливым.
- Договорились? - настойчиво повторил Барти.
Загонщик с неохотой кивнул. Деваться ему всё равно было некуда. Он мог позволить себе браниться, но не распускать руки.
- Вот и славно. А теперь слушайте. Ни для кого не секрет, что нынешние времена отнюдь не спокойные. Тьма сгущается. Тьма великая и, несомненно, опасная. Кто знает, что будет завтра... Страх поселился в сердцах многих. Он не даёт спокойно пить, есть, спать. Тревога за себя и за близких стала верным спутником наших соотечественников. И она, увы, не пустая. Каждый день происходят неприятные события. Неприятные - это мягко сказано. Ужасные - вот более верное слово. Поэтому такие мероприятия, как матч по квиддичу, являются лучиком солнца в тёмном царстве. Это то, что позволяет отвлечься от бед. И если люди узнают, что зло проникло и сюда, то их надежда может угаснуть. Да, мы признаём, что ваше падение есть результат чьего-то злого умысла. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы найти преступника и наказать со всей строгостью. Вас же мы просим не придавать произошедшее широкой огласке, дабы не поднимать панику лишний раз. Вы совершенно ничего не теряете. Пенфельские рыбы одержали сегодня заслуженную победу, а лично вам мы оплатим  лечение травмы, если это необходимо, и кроме того компенсируем моральный ущерб. Ущерб серьёзный, и выплата будет соответствующей. Вы согласны на такие условия? 
Как Краучу было ни противно, а пришлось быть вежливым со своей жертвой и даже предложить хорошие условия "мирного договора". Ему казалось, что он разложил Леклеру ситуацию по полочкам, и тот должен проявить благоразумие. Тем не менее, тот лишь отчаянно замотал головой, сообщая, что сделка его в корне не устраивает.
- Почему же вы не согласны, Пьер? Поймите, это не наша прихоть. Мы действуем во благо страны.
Сей аргумент не играл для Леклера никакой роли, ведь он был гражданином Франции и притом человеком далёким от политики. Мужчина продолжал молчаливо протестовать, будто ему предлагали не деньги, а холодную манную кашу с комочками.
- Ясно. Я сейчас верну вам дар речи. Вы скажете нам, почему наше предложение вас не удовлетворяет и какие условия в таком случае придутся вам по душе. Только без криков, прошу.
Пьер и сам уже не собирался кричать, заклинание немоты остудило его подобно ведру холодной воды.
- Менья, уви, никакие ваши усльовьия не устроят, - обратился ко всем присутствующим Пьер на английском, а затем перешёл вновь на родной язык, ибо на ином был неспособен толково объяснить свою точку зрения. - Я за правду и справедливость! - говорил он. - Пусть моя команда и одержала победу, матч всё равно необходимо признать недействительным. Быть может, я не один пострадал от рук злоумышленника? Вдруг он навредил кому-то и из Уимбурнских Ос? Я жажду честного боя. И потом, была серьёзно задета моя гордость. Пенфельские рыбы победили без моего участия. А я хочу быть незаменимым в своей команде, и точка. Никакое золото мира не заменит мне чувство собственного достоинства. Я требую огласки произошедшего. Требую повторного матча на территории Франции, уж коль в Англии стало настолько опасно. Вы не должны так поступать со своими гражданами. Необходимо честно сообщать об опасностях.
А вот сейчас Леклер совершил огромнейшую ошибку. Весьма рискованно указывать власть имущим, как и что нужно делать. Своими последними фразами Пьер настроил против себя если не всех чиновников, то большинство уж точно. Становилось всё яснее, что дипломатия в конкретном случае не помогает. Диалог с Леклером продолжался ещё какое-то время, но он стоял на своём, этот человек не привык сдаваться.
Министерские работники нервно переглядывались друг с другом, как бы спрашивая: "что нам с ним делать?" Дело зашло в тупик. Один вдохновлённый примером Бартемиуса чиновник в конце концов усыпил французского загонщика заклятьем Somnus Sternere. Появилось время обсудить проблему без участия потерпевшего. Под громкий храп Леклера решалась его судьба.
- Как нам теперь быть?
- Повторный матч - это катастрофа.
- Да-да. Разглашать произошедшее никак нельзя.
- Особенно сейчас, после того, как он всё узнал...
- Именно. Теперь он знает слишком много, чтобы вот так просто оставить всё как есть. Более того, оставлять всё как есть нельзя категорически!
- Это так, - подал голос Грей Грейсон. - Мы открыли ему важную информацию, надеясь на понимание, но это оказалось нашей ошибкой. Исходом всего этого может быть серьёзный международный конфликт. А уж если учесть то, как мы сейчас с ним обращаемся, проблем не избежать.
- Я прошу прощения за свои действия, но я не мог поступить иначе. Было необходимо, чтобы он нас выслушал. Может быть, всё это и правда ошибка, но я хотя бы попытался выстроить с ним хоть какой-то нормальный диалог, - сдержано оправдался Крауч.
Грейсон слегка улыбнулся. - Что вы, Бартемиус. Я вас вовсе не виню. В самом деле нашей первостепенной обязанностью было предотвращение несчастного случая. Мы не сумели. А вы молодец. В самом деле. Вашему отцу есть чем гордиться, я так думаю.
При упоминании старшего Крауча лицо Барти чуть не съехало в гримасу отвращения, однако он вовремя опомнился и успел нацепить дежурную улыбку. На утверждение об отцовской гордости юноша ответил коротко:
- Надеюсь. Однако вернёмся к теме Леклера. Необходимо принять какое-то решение.
- Я думаю, как всё это замять максимально безболезненно для всех. Быть может, у кого-то есть идеи?
Кто-то изображал активный мыслительный процесс, а кто-то честно пожимал плечами. В такие минуты становится ясно, кто бесполезно протирает штаны в своих кожаных креслах.
Крауч медлил. Он знал выход из ситуации, но не решался предложить, ведь реакция коллег непредсказуема. Лишь когда пауза затянулась больше положенного, он собрался с духом и громко выпалил так, будто на него снизошло озарение:
- А что, если... впрочем, нет, бред, забудьте.
Барти намеренно не стал озвучивать свой план сразу. Пусть все видят, что его терзают смутные сомнения.
Все немедленно обратили свой взгляд к юноше. То, что не сказано, всегда вызывает самый большой интерес.
- У вас есть идея?
- Скажите, даже если это кажется вам бредом.
- Всё-таки поделитесь с нами, Барти, - попросил Грей, - вы много сделали полезного сегодня. Может, вы впрямь недооцениваете собственную мысль.
Молодой человек тяжело вздохнул. Искренности в его вздохе было ноль, но вряд ли кто-то сумел это уловить.
- Хорошо. Я скажу. Это сложно. Я предлагаю удалить последние воспоминания Леклера. Все воспоминания о событиях после падения и о самом падении - тоже. Сделать так, чтобы мы сейчас могли  ему внушить, что он действительно был сбит бладжером.
Эффект был, что надо. Коллеги пооткрывали рты от недоумения.
- Это незаконно, - спокойно и с ноткой сожаления отозвался Грейсон.
- Я знаю, - ответил Крауч, - потому и назвал свою идею бредовой. Однако... я не вижу иного выхода. Если мы сотрём неугодные фрагменты его памяти, то с огромной долей вероятности сумеем избежать международного конфликта и всех тяжб, что он за собой повлечёт. Также мы обеспечим спокойствие наших граждан, министерство и аврорат будут чисты и сильны в их глазах. Ведь именно этого мы хотели. Осколки не самых приятных воспоминаний отдельного человека, быть может, это не столь уж высокая цена? Я свято чту наши законы и понимаю, что исключения из правил могут повлечь за собой и дальнейшие исключения, но иногда в критических ситуациях необходимо делать что-то из ряда вон выходящее, чтобы избежать подлинной вакханалии в дальнейшем.
Слова Бартемиуса заставили Грея глубоко задуматься.
- Не буду спорить. Здесь есть разумное зерно, но... У меня нет уверенности, что это будет правильно. И потом, придётся думать, докладывать ли об этом в высшие инстанции или умолчать о произошедшем, оставив это полностью между нами. Боюсь, что последнее не выйдет, следовательно, кто-то должен будет взять всю ответственность на себя. - Грейсон задумался и после недолгого молчания сказал.
- Давайте проголосуем. Я даю всем 15 минут на раздумье. Решайте кто за, а кто против этой идеи.
И чиновники стали прикидывать, собирались в группки, обсуждали.
Настал момент голосования и, как это ни странно, большинством идея Крауча была поддержана. Люди есть люди, слабые от природы. Что греха таить, министерские работники тоже хотят домой после тяжёлого дня, желают покушать и отдохнуть.
До ушей Барти во время всеобщего обсуждения даже долетела забавная фраза.
- Меня жена ждёт. У нас сегодня годовщина. Да она убьёт меня, что я так поздно. Если приду завтра на службу с маргаритками, торчащими из ушей, знайте, всё прошло очень скверно.
- Что же, будь по-вашему, - смирился Грейсон. Да он и сам уже стал проникаться этой идеей, ведь никто не предложил чего-то получше.
- Тогда осталось выбрать исполнителя и ответственного. Бартемиус, вы не желаете стереть память Леклера самостоятельно?
Крауч слегка дёрнулся. Он не ожидал подобного. Обливиэйт партис. Он знал его, мог применить, но быть ответственным за противозаконное действие в планы юноши не входило.
- Я? Я бы рад, но, видите ли, знаю заклинание лишь в теории. Как бы не совершить ещё одну досадную ошибку.
- Я готов, - послышался вдруг совершенно незнакомый голос. Крауч обернулся и понял, что голос принадлежит Оукли.
- Я сделаю это, уверен, что смогу, -  повторил чиновник.
Грейсон кивнул. - Пусть будет так.
Заклинание забрало крупицы воспоминаний французского загонщика. При пробуждении Пьер не смог вспомнить, как оказался в раздевалке, ведь он буквально только что был на игровом поле. Министерские работники подсунули Леклеру оминоколь с выгодным для них ракурсом и без труда сумели убедить несчастного Пьера, что он пал жертвой бладжера. Мужчина был в шоке от увиденного, но поверил собственным глазам. Самолюбие француза было успешно уничтожено.
- А симпатичный человек этот Оукли, - решил про себя Барти.
Неприятная история наконец закончилась.