Эмма Вэнити.
Та самая Эмма, которой Эммилин уже несколько раз порывалась попробовать предложить перейти на «ты», добавив в их редкое общение немного больше теплоты. И всякий ее порыв разбивался, нет, не о кажущуюся неприветливость мисс Вэнити, не о ее довольно прямолинейное поведение, и уж тем более не о фирменную невозмутимость, наверняка передающуюся в их семье по наследству. Дело было просто-напросто во внутренних барьерах самой Эммилин. Эмма приходила в Мунго на осмотры, Лин проходила там же стажировку, причем отделения не совпадали, и с бухты-барахты предлагать свое участие человеку, который замечательно делает вид, что справляется самостоятельно, было странно даже для гриффиндорки.
Впрочем, сказ не о том, и начинать надо не с этого.

Излет августа не сулил простых жизненных радостей, вести приходили сплошь и рядом невеселые, и между всегда чуть удивленно изогнутыми бровями Эммилин Вэнс залегли беспокойные морщинки. Имена тех, о ком она волновалась и за кого переживала, теперь можно было бисерно-ювелирным почерком уместить на свитке длиной в добрых два фута. Неожиданное известие о том, что девушка, с которой их роднили только лишь (ведь так?) инициалы, второго имени Эммы Лин не знала, дожидается забывшего о наступлении обеденного времени стажера отделения ранений от живых существ в коридоре, застало Вэнс врасплох. День выдался не самый легкий, по счастью, была всего лишь дневная смена, без приятной перспективы остаться на ночное дежурство и в случае экстренной ситуации помогать на других этажах.
Нет, конечно же, Эммилин не роптала, внимательно и с жадным интересом впитывая новые знания, старательно обучалась всему, что было положено, ни раз не пожалев о сделанном выборе. Только носить тяжесть в душе, делая спокойно-приветливое лицо, оказалось немного… Сложнее, чем девушка могла представить.
Так вот, Эмма Вэнити. Гриффиндорка предупредила коллег, что отлучится на недолгий обеденный перерыв, и вышла в коридор. Больничный гомон всегда успокаивал ее, удивительным образом вселяя уверенность, что все наладится. Пока есть на свете волшебники (в прямом и переносном смысле) в цветных халатах с эмблемой Мунго, дававшие клятву, готовые прийти на помощь по первому зову – все будет хорошо.
Разве может получиться иначе?

– Здравствуйте, Эмма, – искренняя улыбка Эммилин не содержала в себе ни единого намека на то, что приветствие могло бы быть немножко менее формальным, – вы очень удачно зашли, я как раз собиралась перекусить. – Девушка оглянулась на пост дежурной медсестры, добродушной, но невероятно любопытной женщины; заведи Эмми в жизни хоть один роман, Эбигейл Холидей прочла бы это в ее повседневном выражении лица – некоторые люди обладают просто феноменальным чутьем на новости, тайны и секреты, конечно же, чужие. – Давайте поднимемся на шестой этаж, поговорим там.
Высказанное легким тоном предложение содержало еще и молчаливый вопрос. Вы ведь не просто так пришли и просили о встрече, Эмма? Раньше мы виделись только случайно. Мерлин, надеюсь, ничего плохого с вами не случилось.

Пока девушки поднимались в буфет (запах еды уже будоражил внезапно голодный желудок пропустившего завтрак будущего колдомедика), Эммилин поинтересовалась самочувствием собеседницы со всей доступной ей деликатностью – надо сказать, что, несмотря на полнейшую характерную принадлежность львиному факультету, она умела не наступать на больную мозоль с размаха. У мисс Вэнити была повреждена нога. Лин никогда не интересовалась, почему та не ходит с тростью. Не выпытывала подробностей случившегося, лишь по упрямой складке у красиво очерченных губ понимала, каким сильным характером обладает Эмма.
Только сильный человек ломается по кусочкам. Внутри, а не снаружи. Постепенно.
– Вы не против, если я буду есть? Не знаю, когда в следующий раз удастся напомнить организму, что такое еда, и будет ли это сегодня, – вроде бы попытка пошутить, потому что Эммилин надеялась, что повод для прихода Эммы все-таки пустячный, – приятно вас видеть, Эмма.
Они оказались чуть не единственными рискнувшими посетить больничный буфет людьми – второй столик на другом конце зала был занят пожилой парой волшебников. Эммилин взяла куриный суп, самый малоподозрительный из ассортимента, и некий салат из зелени, скорее для острастки, чем для утоления голода. Она не спрашивала, в чем дело, уже догадываясь, что разговор будет, вероятнее всего, серьезный.
У таких людей, как Эмма, кажется, не бывает иначе.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-05/01/png6tq7c8h68.jpg[/AVA]

«Как обычно» в разговоре с Эммой могло значить примерно… что угодно. «Как обычно – хреново донельзя», «как обычно – сегодня лучше, даже странно», «как обычно – не спрашивай вовсе». Эммилин предпочла бы второй вариант, но уточнять все же не стала.
А с едой все-таки неловко получилось. Словно девушка напросилась в гости на обед, попутно невольно признавшись в собственном кулинарном бессилии, хотя с этим никогда проблем у нее не было.
– Я зайду, спасибо, – несколько удивленно ответила Эммилин, пряча смущение за улыбкой, становящейся все приветливее от фразы к фразе; в самом деле, вышло малость неудобно. Лицо Эммы выражало как будто недоверие к местным блюдам, и Вэнс вдруг задумалась мимолётно, почему не носит обеды из дома. Ей не было невкусно в столовой, но и вкусно тоже не было. Было нормально. «Как обычно», пользуясь формулировкой Эммы Вэнити.

На этот раз Лин уложилась в рекордно короткий срок, как в Большом зале Хогвартса перед важной контрольной или экзаменом. Спасибо Эмме, которая, глазом не моргнув, переждала утоление аппетита, да еще и занимала оголодавшего стажера околосветской беседой. Они похожи были на двух осторожных птичек, мелкими шажками кружащих около сути дела, но боящихся попасть в силки. Вежливость – отличная маскировка для волнения.
Где моя хваленая гриффиндорская отвага?
Пальцы левой руки непроизвольно сжались в кулак, ложась на потертую поверхность стола, когда Эмма наконец сказала то, что долго собиралась. Пока что из ее слов было мало что ясно, только Лин не отпускало чувство – вот сейчас, еще немного, и случится нечто страшное, непоправимое… Осознание будет дорого стоить тебе, Эммилин Патриция Вэнс, как ты считаешь?
– Я… Всегда советую начинать с самого начала, Эмма.
В ушах звучал голос, и чьим он был, этот прерывающийся, чужой голос? Никак не мог принадлежать он девушке-колдомедику со второго этажа больницы святого Мунго. А потом она увидела письмо. И кольцо.
Зацепилась взглядом за морду черного пса, как за спасательный круг, хотя тот, кто был этим псом, не мог спасти – только лишь утянуть на дно за собой. Так говорили.

Идея подарка принадлежала Джеймсу, исполнение было общим, все единодушно согласились, что такая вещь придется Бродяге по вкусу. Вручая подарок, Эмми увидела, что они не ошиблись, и даже больше. Подобной смеси счастья и искренней радости шестикурсница на лице Сириуса не видела, кажется, никогда.
Потом была вечерне-ночная прогулка в Хогсмид, и вечеринка, и еще что-то, но в памяти Эммилин отпечатался именно тот момент. Когда она посчитала, что увидела друга настоящим.

Она закрыла глаза, перед которыми плясали яркие круги. Вцепилась правой рукой в край стола, до боли сжав пальцы, но знакомое кольцо все равно притягивало ее взгляд – внутренним зрением Эммилин возвращалась к доказательству того, что все это ей не снится. Эмма Вэнити виделась с… ним?!
Глубоко вздохнув, девушка открыла глаза, не поднимая их на собеседницу, потянулась левой рукой за кольцом, чтобы крепко-накрепко сжать в маленьком кулачке, почувствовать холод металла, острые края, впивающиеся в кожу; конверт с письмом она оставила лежать белым упреком – на столе.
– Гадости? – У Лин вырвался невольный смешок, очень тихий, странный. Мир потихоньку переворачивался с ног на голову, поверить, что ее знакомая не по школе, а по месту работы, встретила где-то человека, совсем недавно совершившего… плохой поступок, вероятнее всего, общалась с ним, взяла у него письмо для нее, Эммилин, и кольцо, как можно было в такое поверить?
Этого не может быть просто потому, что не может.
Дай мне сил, Годрик Гриффиндор. Я не вытащу меч из камня, не стану одной из основателей великого учебного заведения, не смогу победить смерть; просто дай мне сил поверить. Пожалуйста.
Рука все крепче держала кольцо, непроизвольно впечатывая грани в ладонь, и, разжав пальцы, Эммилин заметила неглубокий порез, окрашенный малой толикой ее крови. Боли не было, она просто ослабила захват, даже не подумав достать палочку и одним движением залечить ранку.
– Я выслушаю тебя, Эмма. И прочту письмо. Только скажи сначала. Он… в порядке?
Что-то не меняется никогда, воздействие ни одной из стихий не способно изменить некоторые вещи. Девушка по-прежнему не смотрела в глаза Эмме Вэнити, предпочитая общаться со столиком, держа кольцо в руке. Это удобно: деревянный предмет может ответить, а может и промолчать.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-05/01/png6tq7c8h68.jpg[/AVA]

Жил однажды на свете Дьявол,
По морям-океанам плавал.
А меня никогда не видел,
О тебе никогда не слышал.

Визави Эммилин уронила ответ скупо и просто. Конечно, нет, конечно, не в порядке. А что она ожидала услышать?
Опиум и виски, естественно. Как похоже на тебя, Сириус… Внутри у нее что-то замерло и оборвалось, полетело, роняя белые перья сломанных крыльев, вниз. Обычно за обращением к другу по имени следовал ласковый эпитет «милый», теперь же девушка не смогла произнести это словосочетание даже мысленно.
Она слушала Эмму, чуть горбясь, словно под тяжестью слов, которыми ее пытались убедить, уговорить. Кивнула поспешно и небрежно – «да, у меня кровь, я вижу» – взяла платок, но не воспользовалась им, а все-таки достала свою палочку, проведя самым кончиком над порезом. Убрала кровь и затянула края ранки, несколько поспешно, только чтобы успокоить Эмму, почему-то решившую акцентировать внимание именно на этом незначительном событии. Кольцо-подарок, продолжавшее лежать на ладони, бликовало в неверном свете помещения столовой, норовило укатиться обратно на стол, в общем и целом, вело себя не менее нахально, чем хозяин.
Сириус. Ты.

Платок Эммы Вэнити в одной руке, украшение в другой, письмо все еще на столе. Теперь Лин невольно возвращалась взглядом к нему. Что он мог написать? И почему мне?
«Нелюди».
Вэнс вздрогнула, впервые прямо и внимательно посмотрев Эмме в глаза. Кажется, вопросительно, а может, удивленно. Слово, прозвучавшее на собрании Ордена Феникса, могло считаться синонимом к определению, подобранному ее собеседницей.
«Предатель». То же самое, только в единственном числе. Умноженное на количество людей, не сказавших это вслух, но наверняка подумавших, оно звучало в ушах, стучало в виски, но с губ самой Эммилин не слетело ни разу. А может, ей стало бы легче.
Может, нет. В чем смысл говорить не то, что думаешь.
Попытаться понять? Это я могу.
«Ему плохо. Очень».
Лин кивнула в такт своим мыслям. Наверняка ему просто ужасно. Как и всем его близким людям сейчас.
Ладонь Эммы.

Открытый жест, совсем не в характере мисс Вэнити, насколько гриффиндорка его понимала; жест отчаяния? Когда же она успела настолько привязаться к Бродяге? Сколько времени они провели вместе за задушевной беседой, чтобы Эмма могла сей момент делать все эти выкладки, рисовать моментальный психологический портрет человека, которого за все школьные годы и после вряд ли так поняли даже самые близкие друзья?
Или дело только лишь в том, что они очень похожи. Эмма и Сириус. Сириус и Эмма.
Ты и она. Она и ты. Как две стороны одной планеты. Или звезды.
Не зря же она сказала, что выступает со стороны «нелюдей».
Осознав, что Эмма договорила, девушка коротко вздохнула и, протянув платок обратно владелице, взяла конверт. Наверное, скоро ее начнет трясти мелкой дрожью.

«Пожалуйста, дай мне шанс. Последний.
Когда и где угодно.
Я расскажу тебе всё.»

И все. И больше – ничего. Эммилин вот уже несколько дней не сомневалась, что Сириусу Блэку есть что сказать помимо того, что рассказали о нем. У всех своя правда, у любой истории две стороны, или гораздо больше, зависит только от точки зрения.
Одинокая слеза предательским пятнышком расплылась на бумаге. Злая или грустная?
Эммилин неуловимо-быстро вытерла глаза, уронила письмо на стол – листок едва слышно прошуршал что-то печальное – и буквально схватила свою собеседницу за все еще протянутую ладонь. Возможно, нарушая тем самым ее личные границы, которые и так были стерты незамеченным самой Эмми переходом на фамильярное «ты», однако говорить без тактильного контакта было невозможно. Никак.
Пес в другой ее руке нещадно обжигал пальцы.
– Господи, Эмма! – Это должен был быть возглас, а получилась почти спокойная фраза, – не делай(те) из меня невинного ангела, а из себя и Сириуса – нелюдей. Он… Мой друг. Я не уверена точно, почему он решил написать именно мне, тем более не знаю, что его заставило попросить об услуге тебя, и даже не уверена, что хочу знать!
Спокойнее, Эммилин, спокойнее.
Она еще понизила тон, собираясь с мыслями.
– Понимае(те)шь, я не умею так просто забывать близких друзей. Наверное, надо бы иногда, но не умею. И обвинять тоже. Он причинил боль тем, кто гораздо ближе, чем я, но я – не они. Я, черт возьми, не могу. Одно то, что я сижу и слушаю, и пытаюсь собраться в человека после того, как нежданно-негаданно получила весточку от друга-вне-закона, и не делаю телодвижений, чтобы сообщить об этом стражам порядка – нет, это не одолжение, Эмма, – это уже попытка понять все, что ты сказала.
Я представляю, как ему плохо. А ты представляешь, как плохо Джеймсу Поттеру? Когда мы виделись в последний раз, на нем лица не было. Была маска.
Но какая тебе разница, Эмма Вэнити.
– Нет, это не похоже на нотацию. – Она смогла выдавить из себя подобие дружелюбной улыбки, искренняя попытка, между прочим, – я постараюсь сделать что-нибудь… Когда пойму, что именно в моих силах. Друзьям нужно прощать, это верно. В моем случае друг – почти родственник. Если мой брат совершит преступление, станет ли он бывшим братом? Вряд ли. Я только не могу помочь в его внутренней войне. Тут Сириус должен справиться сам.
Ладонь!
– Ох, прости(те), – Эммилин наконец выпустила руку Эммы, – раньше я считала, что все имеют право на второй шанс. И мне остается только прислушаться к себе, чтобы решить, насколько мои убеждения совпадают с реальностью. Думаю, ты можешь быть хорошим другом, Эмма.
Вот так. Внезапно и без перехода. Доброе слово всем печальным и обездоленным, Гриффиндор головного мозга, вера в сердце.

[AVA]http://firepic.org/images/2015-05/01/png6tq7c8h68.jpg[/AVA]

Из очень маленьких слов складываются очень важные разговоры.
Одно неосторожное, сказанное в горячке, может испортить то, что строилось годами. Или, наоборот, то же неосторожное, но почему-то верное, станет ключевым в поисках истины.
Изо всех сил Эммилин старалась понять Эмму. Встать на ее место никак не получалось. Она даже не могла решить, стоит ли пытаться. Порой девушка замечала за собой прямолинейный подход к делению мира на черное и белое; для нее все было довольно просто – как и для Эммы Вэнити, видимо, только в отличие от девушки с факультета Слизерин Лин не была готова раз и навсегда записать себя в последователи какой-то одной стороны.
Когда розовые очки спадают, мир окрашивается не только разноцветием, но и серыми полутонами.
Может, нет смысла убеждать друг друга в чем-то. Все сделано до нас – так сказала мисс Вэнити, а мисс Вэнс просто приняла это как истину на сегодня.
– Я не представляю. Я правда не представляю, скольких людей, – она помедлила, – утопили слова, которыми я пытаюсь сказать, что не оставлю друга без поддержки. Понимаете, Эмма. Я два месяца как со школьной скамьи, в моей жизни почти не было сильных потрясений, а может, мы просто с вами друг друга недопоняли. Мне неоткуда знать, как правильно выказывать поддержку тем, кто не очень похож на меня, а близок… к вам. Но я научусь.
Она пожала плечами. Учтивость вернулась, видимость взаимопонимания оторванным краешком бумажного листа упала под стол. Звучало все как самые настоящие оправдания, да и что с того, Мерлин великодушный?
Главное, что Сириус, хоть где-то скрывается, и не в лучшем состоянии, но жив, и, возможно, со всем этим что-то еще можно сделать. Гриффиндорцы до последнего не теряют надежду, верно? Как и ученики всех остальных факультетов. Носи она зимой желто-черный шарф вместо красно-золотого, разве нашлось бы в ней достаточно холода и благоразумия, чтобы отказаться говорить с посланницей преступника?
– Не ставьте на себе крест, пожалуйста. Вы не вправе считать себя безнадежной, – это многих утопило, – мысленно добавила Эммилин. – Кольцо я оставлю у себя, – пальцы сомкнулись так крепко, будто девушка ожидала, что Эмма сейчас возьмется силой разжимать ее кулак. – А ответ писать сейчас не стану, но вы передайте, пожалуйста, Сириусу, что я отправлю ему сову в ближайшее время. Совы – отличные сыщики. Особенно маленькие и неприметные.
Почему-то ей не хотелось делать подобную почтовую сову из собеседницы. Передавать ответ с ней. Тем более что над местом возможной встречи нужно было очень хорошо подумать. Кафетерий Мунго – едва ли самое подходящее для этого место.
Рука с кольцом скользнула в карман халата Лин. Мешающие пряди волос нервно заправлены за уши.
Теперь я могу считаться пособницей преступления? Человеком, сокрывшим от закона важные сведения? Бред-то какой.
Нервное напряжение схлынуло такой же мощной волной и так же внезапно, как накрывало – с головой, шумным океанским приливом.
– Да, и его письмо… Нельзя оставлять здесь. – Слегка смоченный отчаянием девушки листок лег обратно в конверт и отправился вслед за кольцом. Улики подчищены. – Я не хотела вторгаться в ваше личное пространство, – с искренним сожалением произнесла Лин, намекая на хват за руку, – слишком сильно разволновалась. Извините.
Некоторые моменты делят жизнь на «до» и «после». Если на подобные части разделен всего лишь рабочий день – с этим, пожалуй, можно справиться.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-05/01/png6tq7c8h68.jpg[/AVA]