[mymp3]http://my-files.ru/Download/z2v6ma/Ludovico-Einaudi-Time-Lapse(muzofon.com).mp3|Ludovico Einaudi - Time Lapse[/mymp3]
И я начинаю разматывать эту нить,
Дав тебе в руки ее конец, и с каждым ее витком
Я отхожу все дальше...
Почему, Сириус?..
В одном-единственном вопросе смыкается множество — не произнесенных вслух, не заданных, да и некому теперь их задавать. Нет больше звездного мальчика — отрекся. Тревожное, колючее и страшное чувство, в котором нет ничего от личной обиды, тяжело лежит на груди, настойчиво царапает мохнатой лапкой, не дает покоя, раз за разом заставляя воскрешать в памяти всё — все движения, жесты, слова, от первых шагов в «Полярной сове» до падения злосчастной шкатулки и бегства Сириуса и Джейн.
Что же ты делаешь?
Пальцы скользят по крышке часов — аккурат по солнечному силуэту. Не молчи же, бог-провидец, златокудрый бог, животворящий свет, все знаешь ты, все видишь, ничто и никто не может укрыться от твоего зоркого глаза, даже боги, и их ты видишь, так что же стоит тебе рассказать о мальчишке — что замышлял он, чего хотел, чего боялся, куда бежал?
Но не у Гелиоса Гестия ищет помощи, только лишь у себя, и обращается только к мальчишке, такому же смертному, как и она, к тому, который теперь уж ее не услышит и не ответит ей, а солнце все катится ниже и ниже, задевает краешком землю, цепляется и тонет, медленно тонет где-то за горизонтом — и тянет за собой в пучину все, что знало. Но Гестии и не нужно подсказок: и без того она чувствует, знает, что Сириус соврал ей — и про «выследить, чтобы сдать Аврорату», и про Андромеду не было правдой, не ради нее затеял он это... но ради кого? От всего этого ей неприятно и мерзко — оттого, что где-то в глубине души, еще того не осознав, она уже догадывается, оттого что он врал ей глядя в глаза, надеялся или был уверен, что ему достаточно доверяют. И от первого и последнего ей страшно.
Кто ты такой?
И был вечер, и было утро. День первый.
В пальцах привычно перекатывается тонкое плетеное серебро браслета, и Гестия даже сейчас точно наяву слышит, как опасно срывается его голос: «Она дрянь», как он торопится, судорожно торопится, нервничает, что руки дрожат, и вдруг в миг успокаивается — Гестия прикрывает глаза, стараясь вспомнить его лицо, взгляд, — Сириус спокойно выполняет все, о чем просит Нэвус, и так же спокойно, как будто даже открыто, говорит с ней, вспоминает разговор, который когда-то вел не так невозмутимо...
Ты знаешь, что говоришь.
Знаешь, и в этом — не понимание, кто есть Эйвери, но знание того, что я ожидала бы, хотела бы услышать. Как много ты успел узнать? Когда ты успел понять и решить, что доверием можно пользоваться? Что тебе нужно было в той комнате, в ее комнате? — тревожное, колючее и страшное оборачивается тяжелым гладким камнем, ширится и растет, забирает вязким холодом.
«Я — Сириус Орион Блэк, который никогда не был целым. Я склеенный. И я — тот, кто не может сидеть сложа руки, когда дело касается любимых».
И был вечер, и стало утро. День второй.
Ты уже за горизонтом. И только нить.
Гестия не любит приходить без предупреждения, но теперь ей это кажется лучшей политикой. Кто может ей помочь, как не близкий друг Сириуса, и кто может помочь Сириусу, как не близкий друг? Она не думает и не надеется встретить Сириуса у Джеймса, но задумывается: мог ли знать Джеймс обо всем заранее? Какую часть своей жизни Сириус Блэк таил от друзей? Он не рассказал им того, чем поделился с ней... но что, если и тогда была ложь? А она ошиблась, поверив. Оставил ли ты хоть что-нибудь надежное, Сириус Блэк? Гестия торопится, но вечером ее встречает лишь взгляд темных окон, и она едва дожидается утра, чтобы попытаться еще раз.
Несколько быстрых легких шагов вниз по ступеням — и вместо домашнего тепла серый туман обнимает Гестию за плечи, а неприятный холодный ветер запускает пальцы в косу, пытаясь ее растрепать. Еще минута — и она, поправляя сбившуюся шаль, уже стоит у чужого дома, там, где заканчивается аппарационная граница, и надеется, что Джеймс — ранняя птица или, по крайней мере, спит не настолько крепко, чтобы упустить работу оповещающих чар. И ждать не приходится долго.
Она коротко здоровается, и этого уже достаточно, чтобы понять — она не с хорошими вестями.
- Джеймс, прости, если разбудила, но мне нужна твоя помощь, — она медлит, пока они идут к дому, но как только закрывается дверь, начинает без предисловий: — Ты что-нибудь слышал о Сириусе? Позавчера был обыск в «Полярной сове», и там, в комнате Элеоноры Эйвери, мы встретили его и Джейн Грин. Он был очень взволнован, говорил, что хотел разыскать Эйвери сам, помочь — выдать ее Аврорату. Я не верю ему, Джеймс, понимаешь? Он сбежал, как только появилась возможность, когда никто не мог ему помешать — глупая случайность, но я мой спутник были обездвижены артефактом. Сириус мог помочь, но бежал. Он мог написать позже, но... Кто такая эта Джейн? И какие дела могут быть у Сириуса с ней и... Эйвери?
В простом синем платье, рукав три четверти, и тонкой темной шали на плечах, маленькая, она кажется неожиданно угловатой, острой, а слова роняет тяжело и твердо — ищет не оправдания его поступку.[AVA]http://s5.uploads.ru/bi6Sq.png[/AVA][SGN]never bring your heart to a witch fight[/SGN]