Do you understand what you mean to me?
You are my faith*

Есть то, о чём никогда не хочется задумываться.
Есть то, о чём знать не хочешь. Не желаешь. Уши заткнула бы, дабы не слышать. Глаза закрыла бы. Не видеть. Не осознавать. Нет, нет, нет.
Часы тикают, действуя на нервы, стуча в виску ноющей болью. Сжимай их, дабы успокоиться.
Лезь на стены. От злобы. Бессилия. Боли.
Сбивая костяшки пальцев в кровь от страха. Тревоги, от которой всю колотит и выворачивает наизнанку.
Искусай от нервов губы до крови, морщась от солоноватого привкуса и бледнея от встающей перед глазами картины.
Сползи по стене вниз, прижимая к себе колени, обнимая, и молчи. Потому что тебе делать более нечего. Крик не поможет. Сорви голос, ничего не изменится. Ты это понимаешь, отнюдь не глупа. 
Выскользни. Уйди. Сбеги. Только ты и с места ведь не сдвинешься. Не сможешь. Слишком поздно.
Куда ты без него? Никуда. Не пафос или ещё что из этой оперы. Констатация факта.
Ты бы хотела расставить всё по полочкам, хладнокровно и точно, словно препарированием занимаясь, но с чувствами так не получится. Они иррациональны, не подаются логике. Мензурку не наполнишь ими, и ножом для резки ингредиентов не отрежешь.
Заполнив одну склянку кровевосстанавливающим, а другую заживляющим, направилась в вашу спальню. Никогда не думала, что такое может случиться, что твои познания в области зельеварения пригодятся таким образом.
Бледнеешь. Но Судьба любит жестоко подшутить. Настолько, что, дав тебе правду, чуть не отправила на тот свет твоего мужа.
Слегка вздрогнула, услышав сорвавшееся с его губ ругательство. Пальцы нервно сжимают волшебную палочку. Положила склянки на прикроватную тумбочку.
Ты бы хотела что-то сказать, но не знаешь, что.
Чувствуешь себя обманутой. Потерянной. И такой одинокой в этой чужой холодной стране. Даже этот дом перестал казаться гостеприимным, словно пустив колючки по периметру. Даже он перестал ощущаться своим, родным, знакомым. Как можно было о таком умолчать? Скрыть от человека, которого вроде как любишь. Или я для тебя совсем ничего не значу?
Прикрывает глаза, дабы не сорваться. Сдержаться и не дать волю предательским слезам, которые подступили к глазам.

Несколько часов ранее.
За несколько часов может измениться всё. И тёплый август сменится промозглым ноябрём с колючим ветром, пробирающим до костей, покрывая корочкой льда сердце, забирая жизнь и вкус к ней, примешивая горечь, обдавая липким холодом.
День прошёл вполне обычно. Большую его часть она провела в прогулках по Селвин-холлу и ближайшим окрестностям, а сейчас, удобно устроившись в кресле, принялась читать Историю Хогвартса. Клеменс совсем недавно загорелась идеей узнать об этой школе побольше. Ей казалось, она так будет ближе к мужу, поймёт, где, в какой атмосфере, вокруг чего он рос.
Странный стук прервал её чтение. Нахмурившись, молодая особа отправилась вниз, к дверям, чтобы увидеть суетящихся домовиков и Рабастана.
- Что случилось? – срывается с её губ вопрос, адресованный к младшему Лестрейнджу, но тут её взгляд останавливается на Грегори. Смертельно бледнеет, сорвавшись с места, подбежав, в панике пытаясь руками остановить кровь. Её трясло от страха, подняв испуганные глаза на Рабастана, Клеменс хотела было засыпать его ворохом вопросов, но тот заспешил к выходу, предварительно наказав не обращаться за помощью к аврорам и не показываться в Мунго. Француженка была шокирована этим. Спрашивается, почему она должна так поступить? Кто бы ни был тот, кто сделал это с Грегори, он должен получить по заслугам, и авроры должны помочь.
- Должны помочь, - потрясённый шёпот, дикий неверящий взгляд. Нет. Только не это. Но извивающаяся змея не оставляла ей надежду. Метка. Его метка. Значит, он …
- Аврорам сюда нельзя, - словно в полубреду соглашаясь. Истеричный смешок сорвался с побледневших губ, безмолвная слеза скатилась по щеке.
Всё, что было позже, прошло как в тумане. Она призвала склянки с нужными зельями, мазь, кое-как остановила кровь, покрыла раны мазью, обвязала бинтом. И приказала домовикам доставить Грегори в спальню. Всё это Клеменс сделала по инерции, не давая себе времени и права задуматься. Пока всё не было сделано, и он не заснул.
Спустилась по стене вниз, опустошённая, выпитая до дна, сбитая с толку, не зная, что ей делать дальше. Как с этим жить?
Или правильнее будет уйти?
In the darkness, my heart aches at the sight of you**

*Cold - Cure My Tragedy
**Dead By Sunrise - In the Darkness

Отредактировано Clemence Selwyn (16-11-2014 10:26:47)

Why is it so hard to
Find someone who
Cares about you?

Её всю колотит, трясёт словно в лихорадочном бреду, лоб покрылся испариной, но глаза, глаза выглядят иначе. В них нет этого безумного, пугающего своим шагом за грань огня, присущего горячке. Её взгляд потух, словно кто-то разом забрал все звёзды с небес, собрав их в кулак и сжав, не уколовшись даже об осколки.
Она смотрела и не видела. Не хотела видеть, силясь заставить себя не чувствовать. Ничего не ощущать, абстрагироваться, словно это не с ней случилось. И это такое бесхитростное и знакомое всем восклицание. За что? Почему именно я? Почему это случилось со мной? Привычные вопросы без ответов, вот только за каждым из них кроется чья-то боль, чья-то личная трагедия, пусть всем остальным это кажется ничем не примечательным. Чужая трагедия всегда видится чем-то далёким, маловажным, если и вовсе не смехотворным. Чужой болью тяжело проникнуться, необходимо приложить усилия, чтобы дышать ею. Тем, что скручивает кого-то, выедая изнутри, сродни кислоте, отравляя кровь, бегущую по жилам и распространяющую этот яд, выжигая душу, камнем падающую вниз, словно подстреленная птица, которой отказали крылья. Но она есть. И она рушит чьи-то возведённые мосты, здания, целые миры в душе. Она вырывает почву из-под ног, сбрасывает в неприветливое море, топит и душит, пока ты отчаянно пытаешься заглотить побольше кислорода, пока из твоей груди не начнёт вырываться хрип.
Клеменс внутренне скукожилась, пытаясь защититься. Ей холодно, у неё почти что стучат зубы. Ей больно и пусто. И ей совсем не хочется ничего слышать. Кажется, сейчас ей не хочется ничего, кроме хроноворота. Вернуть день-два дня назад. Вернуть и навсегда остаться там, жить в том дне, когда она не узнала правду. Жить и быть уверенной в том, что ты любима и от тебя ничего не скрывают. Сейчас. Сейчас же она ни в чём не уверена.
Девушка напоминает собой изваяние, застывшее, но не потерявшее свою некую индивидуальность. Оно живое, несмотря на отсутствие движений. В этом сердце бушует ураган самых разных эмоций, пусть внешне она лишь слабо кривит губы в болезненной усмешке. Клеменс не отдаёт себе отчёта в том, как выглядит со стороны. Это последнее, о чём она сейчас может думать.
Ей хочется прикрыть глаза. Ей хочется сказать. Молчи. Пожалуйста, молчи. Не говори ничего. Разве ты не понимаешь, что делаешь только хуже? Что я пытаюсь убедить себя в том, что это лишь дикий сон, дурацкий невозможный кошмар. Но твой голос бьёт набатом по ушам, он забивает гвозди в этот чёртов гроб, и моя попытка лгать себе натыкается о скалы, разлетаясь вдребезги. Точь в точь как моё сердце пару часов назад.
Прости меня. Прости. Прости. Прости. Повторяя про себя, пытаясь принять, пытаясь простить, пытаясь понять. Но вместо этого на глаза наворачиваются гадкие слёзы, а сердце ухнуло вниз, замедлив удары о диафрагму.
- Ты не видела, где я оставил свою палочку?
Поднимает взгляд, словно в лёгком удивлении приподнимая бровь. Вот, что тебя волнует. Вот, что тебе нужно. Палочка. Конечно же этот чёртов кусок дерева. Естественно. Как же больно. И глупо. Наивная идиотка. Неужели всё это время ты просто обманывалась, Клем? Ничего не было, ты лишь придумала себе сказку. А ему. Ему ты не нужна. Ему нужна его палочка.
Слегка вздрогнула сначала от обещания не причинять вред, от которого похолодела, сильнее побледнев, хотя, казалось бы, куда дальше, а затем и от проступивших угрожающих ноток в голосе мужа. Кто знает, на что он способен? Теперь она совершенно не уверена, что знает его и что можно от него ожидать. И от этого на душе до того слякотно и мерзко, что хочется раненным волком завыть.
Ничего не говоря, подходит к прикроватному столику, отпирает Алохоморой нижний ящик и вытаскивает оттуда волшебную палочку. С отсутствующим выражением лица протягивает её мужу. – Если это единственное, что тебе нужно, забирай, - пытаясь говорить сухо, но надтреснутый голос выдавал её чувства.
Клеменс на него не смотрит. Ей слишком больно. И страшно. Страшно, что все её опасения подтвердятся. Она не более чем игрушка? Вещь, удачно вписавшаяся в интерьер?
Кто я для тебя?

Three Days Grace - Someone Who Cares

Отредактировано Clemence Selwyn (11-12-2014 16:06:31)

Она вглядывается в такие знакомые черты лица, хорошо изученные, что закрытыми глазами нарисовала бы, узнала бы на ощупь, слегка касаясь подушечками пальцев, неизменно улыбаясь. Ей нравилось его касаться, чувствовать присутствие, осознавать, что он здесь с ней, реальный. Ей нравилось дышать одним воздухом, дышать им, глубоко вдыхая и запрятывая в сердце, храня каждое воспоминание, каждую черточку в памяти. Это её грело. Мысли о любимом человеке умудрялись вытащить из хандры, не позволяя надолго задержаться плохому настроению. Сердце бьётся быстрее, что в первое время смущало, Клеменс боялась, что его стук слышен всем вокруг. И всем ясна причина. Позже же ей стало совсем неважно. Она была абсолютно счастлива и хотела поделиться этим счастьем со всеми.
Ничто не длится вечно.
За всё приходится платить.   
Горько улыбается, ей даже в голову придти не могло, что ей придётся так расплачиваться.
- Кто я такая, чтобы заставлять тебя выбирать, - с горечью, тихо. Она не сорвалась на крик и не стала его обвинять во всех смертных грехах, бросаясь всем, что попадёт под руку. Ей это чуждо и, по правде говоря, нет на это сил. Голос охрип от душащих слёз, боли в груди, а обвинять во всём, может, она тоже совершила ошибку? Поверила. Никто насильно же не заставлял её выходить замуж. Горько усмехается, переводя взгляд на свои пальцы. Она сломала бы их, если бы это помогло унять душевную боль, заставило бы переключиться на физическую.
От его слов ... признания (!) или же всего лишь попытки извиниться (?) она вздрагивает, ощущая, как мурашки бегут по коже. Не поднимает глаза, впиваясь взглядом в руки, осторожно держащие её за руки. Замирает, не дыша, боясь нарушить это хрупкое единение, это мгновение, когда все прочие мысли вылетели из головы, когда она не помнит, что случилось. Закрывает глаза, по лицу пробегает слабая судорога, Клеменс многое отдала бы, чтобы не помнить. От последнего отказалась бы, чтобы всё, что он говорит было правдой. Делает резкий вдох, наполняя лёгкие кислородом.
- Нет, я не хочу, - слабая улыбка, сердце делает болезненный кульбит, отдаваясь стуком в ушах. - Я тоже тебя люблю. Я очень тебя люблю, Грегори, - тихо, слегка дрожащими губами, прикрывая глаза, неровно дыша. Говорит ли он правду, она не знает. Клеменс не уверена, что сможет в ближайшее время быть уверенной в его словах, слишком сильна и свежа рана. Боль.
- Куда же я уйду? - пытаясь придать тону шутливо-возмущённое звучание, но глаза грустные, а улыбка получается всё такой же горькой.
Попытаюсь, говорят её глаза. Она и вправду приложит все усилия, чтоб вновь научиться ему доверять, верить. Ей будет сложно и на это потребуется много сил и времени.
- Дай мне время и будь терпелив, - тихо, но отчётливо. - Вы в этом не одиноки, мсье Селвин, я тоже без вас не смогу, - шутливо выдав первую часть и выдохнув, высказав вторую на одном дыхании.
И тут пружина разжалась, она бросилась мужу на шею, крепко обнимая, лихорадочно шепча.
- Я испугалась. Я очень за тебя испугалась ... что ты не выживешь .... что в тебя могло попасть больше заклятий и не все они внешне проявились. Боялась перепутать, незнание ... убивает ... Я чуть с ума не сошла ... Если с тобой ... что-то случится ... я не переживу, - комок застрял в горле, слёзы подступили к глазам, обнимает ещё крепче с отчаянием, страхом, болью и облегчением.