1. Участники: Максимилиан Жиро, Ева Ральфс.
2. Место: дом Лонгботтомов.
3. Время: 14 августа 1979 года, вторник, ближе к вечеру
4. Краткое описание: жарким летом семьдесят девятого каждый день холодней предыдущего, и только тепло тех, кого ты любишь, могут согреть, растопить уставшие, замерзшие души. Ева Ральфс, отчаянная революционерка, беглянка, нашлась и попала в дом к своей подруге, Алисе Лонгботтом, узнала про Орден Феникса, и Алиса, зная, что есть тот, кто чуть не сошел с ума от страха за Еву, пока о ней не было известно ничего, рассказала тому, что Ева цела и в безопасности.
Но, конечно, словами Алисы Максимилиан ограничиться не мог, а потому настоял на встрече с Евой немедленно...
Everybody Hurts [14.08.1979]
Страница: 1
Тема закрыта
Сообщений 1 страница 18 из 18
Поделиться120-07-2014 01:14:05
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
Поделиться204-08-2014 02:59:39
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
Откровенно говоря, зеленый чай он не любил. Он вообще не любил никакого чая кроме того, что горячий, без сахара и с бергамотом, но выбора тут не предлагали, просто спросили, а он согласился, мол, да, принеси. Если хочешь, - подумал про себя. И она захотела, принесла ему это странное зеленое пойло, он помнил, что мать пыталась привить у мужа и сына вкус к подобной экзотике, но не вышло, Жиро остались верными английским традициям.
Но Лора, конечно, этого не знала.
Она была миловидной. Круглое личико, не то чтобы очень красивое, но доброе, мягкое, немного кокетливое и чуть похожее на мордочку какого-то лукавого зверька, ладная фигурка, шустрые глазки, приятный голос с заметным шотландским акцентом, но главное… У нее были самые длинные волосы, какие Макс когда-либо видел, и когда она их распускала, то в душе что-то шевелилось, и невозможно, ну просто очень сильно ему хотелось к ним прикоснуться, положить прядь себе на ладонь, ощутить ее тяжесть или просто провести рукой, и почему-то ему казалось, что Лора была бы даже не против. Но он никогда не позволял себе ничего большего, чем незаметное (иной раз даже для него самого) ее использование в личных целях.
Сегодня она просто предложила ему чай, а он не смог ей отказать, видит Мерлин, он думал о том, что и сам себе может за них сходить, но она каждый раз как-то так изящно и осторожно оказывалась рядом, что он не мог, ну просто не мог ей отказать в заботе о себе.
И поэтому сейчас в чашке Максимилиана Жиро был остывший зеленый чай. Лора его, конечно, принесла горячим, но так как пить его было невозможно, чай вскоре остыл и потерял свое последнее достоинство. Макс старался не думать ни о чем и просто хлебать эту странную жидкость, чтобы хоть как-то заглушить жажду и голод, но мысли его, что беспокойные птицы, кричали наперебой и слишком шумно хлопали крыльями, мысли дикие, невеселые, нелюдимые и печальные, с ними даже хотелось поделиться, чтобы хоть как-то избавить душу от тяготящего ее груза, но не было того, кому Максимилиан бы доверил себя. Впрочем, был, конечно, отец, но его раны бредить он не взялся бы ни за что. Довольно боли с того, он и так настрадался, что же еще его мучить. [AVA]https://38.media.tumblr.com/da387fda5fd72e94c34823f795baef08/tumblr_n7pgxfC2ga1qbivzbo6_250.gif[/AVA]
Чай. Он старался думать о нем и об отчете, но все не мог, кричащие птицы-мысли приземлялись на голову и царапали ее изнутри, и оставалось только смотреть в одну точку и чуть сжимать чашку, чтобы не выпустить стаю наружу. Рядом что-то говорила Лора, а он только и хотел, чтобы она замолчала, выключилась, умолкла. Иной раз ее присутствие давало облегчение, сейчас – нет; она говорила так много, так весело и беззаботно, что было не очень кстати, ему хотелось остановить ее и сказать, ну, пожалуйста, Лора, не сегодня, пожалуйста, уйди, спасибо за чай, но ты мне не нужна сейчас.
Он уже поднял глаза, чтобы сказать ей что-то такое, заметил тонкую каплю пота, что бежала у нее по шее вниз под рубашку, а потом поднял взор еще выше и увидел ее большие глаза и тут же опустил взгляд в чашку.
Не нужна больше.
А кто нужна?
Максимилиан Жиро к двадцати неполным годам успел ступить в реку горя, он никогда не думал, что это случится с ним, в конце концов, все всегда случается только с другими, и пусть он сам полукровка, а его бабушка с дедушкой по линии матери и вовсе магглы, не может же быть, что война сошла с хрустящих газет и обернулась несчастьем в их доме, так он думал раньше, точнее, он вовсе не думал, ему просто казалось, как кажется всем, кому посчастливилось не узнать прежде времени горького вкуса беды. У Максимилиана умерла мать – кончилось его лето, ветер сменил направление, и все обрело совсем другие краски. Тогда он плакал как мальчишка.
Но все же, что сталось с его матерью, и где ее кости, Максимилиан знал, а потому ее преждевременный покой не пугал, он отравлял скорбью каждый день, но был уже не так страшен. Боль отцвела, боль утихла, боль спряталась в самой глубине сердца, готовая возродиться с новой потерей, но этого Макс допускать не собирался.
И все же – допустил. По вине не своей, конечно, Ева, она ведь всегда была такой, будто бы чуть без тормозов, и совсем непохожая на Лору, не мягкая, не круглая, не миловидная, ее душа была живым огнем, и без нее он мерз.
Куда пропадают люди? Куда уходят их души, где, от кого прячутся их тела? Прежде он видел объявления о розыске, но никогда всерьез не задумывался над теми потерянными, и только оставшись без Евы, он вдруг осознал, что темная пустота неизвестности страшит его сильнее самой жестокой правды.
Куда пропадают люди?
Ева, - обращался он к ней иногда, - вернись, Ева. Ты нужна мне.
Но она все не возвращалась, хоть, и кажется, прошло сто лет с того самого дня.
куда пропадают люди
Вместе ответа открылась дверь, и в комнату вошла высокая темноволосая девушка, в которой Максимилиан узнал Алису Лонгботтом, грозу Гриффиндора поневоле и близкую подругу Евы, с которой их единила общая тревога, но сейчас по лицу Алисы пробежала какая-то странная тень, что Макс не успел поймать за хвост, потому что та (Алиса, не тень) заметила Лору и тут же вернула на лицо маску спокойствия и безмятежности, не зная о том, как сильно могут выдавать бегающие глаза… Максимилиан слишком хорошо знал Алису, чтобы позволить ей еще пару секунд находиться с каким-то секретом в замкнутом помещении и тут же поднялся, поставил чашку на стол, капнув желтой водой на белые листы отчета, и вышел с Алисой за дверь.
~
Он так и не понял, какое чувство стрельнуло ему в сердце первым, когда Алиса сказала ему о живой и невредимой Еве, он до сих пор не знал, что ей сказать, он ждал этой встречи ждал так, как не ждал ни одну из тех сотен, что случились с ним за его годы, он… Он о многом хотел спросить Алису, но та с изящно и все же не очень умело избегала ответов на вопросы, только позвала его вечером домой, а после исчезла, убежала, сославшись на дела и оставив Максимилиана в полном непонимании.
Куда пропадают люди.
Кем они возвращаются.
Тонкий мост к двери дома Лонгботтомов казался слишком уж шатким для такого важного дня, а еще очень в духе этой парочки, Макс и не сомневался, что их дом отличается не меньшей странностью, чем они сами, благо, в этой странности и было что-то безобидное, славное, теплое. Алиса шла впереди, он шел позади, думая о том, как странно, что ей удалось пройти от конца до начала и не упасть ни разу, а вот он пару раз даже споткнулся.
- Надеюсь, она не сбежала куда-нибудь снова, - в голосе Алисы зазвенели чуть нервные нотки, и на мгновение Максимилиану показалось, что ну не может быть так, чтобы все кончилось хорошо, чтобы все ищущие обрели друг друга, чтобы все прошло так, как надо, это ведь жизнь, а не сказка, не песня, а значит…
Птицу-мысль спугнула скрипнувшая дверь, птицу-мысль прогнал приглушенный свет лонгботтомского дома.
- Ева-а-а-а… - громко и протяжно позвала подругу Алиса, - это я, Алиса, - а потом добавила, - п как пересмешница. Наш пароль, - уже тише пояснила она Максу.
Второй этаж зашевелился. Три. Два. Один.
Отредактировано Game Master (04-08-2014 03:02:38)
Поделиться304-08-2014 23:13:53
Один. Два. Три.
Сейчас она была дома и в относительной безопасности. Кошмар имени двух недель практически подошел к концу и за спиной осталась только звонкая тишина, проглоченных обид и слов, которые почти не были озвучены.
Обида все равно была очень горькой, хоть все то, то случилось было под призывом: «Во благо».
Я молчала, потому что так было лучше. Я хотела тебя уберечь, потому что…
Половина слов пролетала и не задерживалась, да что слова? Ева все равно слышала то, что хотела слышать, а не то, что было на самом деле. Не заботу и поддержку, а недоверие, не опеку, а страх, не…
И разве можно было выделить хоть какое-то главенствующее чувство, когда огонь и лед обжигают в равной степени, особенно если их пытаться спрятать и укрыть, даже если все сделано во благо?
- Чье благо? – вопрос, который был задан первым.
- Ты настолько плохо меня знаешь? – вторым.
Третьим был жест отчаяния, когда опускаешься на землю и зарываешь пальцы в волосах, чтобы удержать все мысли в голове и простить. Ведь Алиса и так достаточно настрадалась.
- Я не умею молчать и быть в стороне. Не сейчас, когда лезвием прошлись по моей жизни.
- Знаешь. Все это знаешь.
Не хотела, не принимала, не понимала? Хотела помочь. Ева услышала, запомнила, но пока не могла себе позволить двигаться дальше. Нужно остановиться и просто посмотреть на звезды, на небо, не прыгнуть вниз со скалы, и тогда обязательно придет озарение. То, которого ждешь, как кислород, потому что иногда невозможно дышать. Хотя ты же вроде как-то живешь.
Во благо близких, но не тогда, когда это я.
Она слышала их всех, но все это лишь вызывало легкую злобную усмешку, а свои мысли девушка оставляла при себе, предпочитая все равно идти своей дорогой. У нее были свои выводы и свои решения. Нужно понимать людей, а не причинять им насильную помощь и заботу.
Ведь, если не Ева, то кто поможет Виктории? Она не хранительница семейного очага, чтобы быть рядом с ее дочкой, она не сможет поддержать своих родителей, потому что не умеет окутывать заботой, как делают многие. Ей проще сказать резко и по делу, быть в самом пекле, а не рулить за границей, как поступали некоторые. Как делал Алекс, как мама заботилась о Мари, как отец перечитывал законы раз за разом, а не мчался с палочкой наперевес. Да и к кому бы он ее приставил? Только тем, кого хоть как-то смог найти во Франции.
А Ева была другой. Совершенно другой. Слишком огненной для постоянной монотонной работы.
Да, я помогу. Да, я буду рядом. Да, я…
и еще многочисленное количество таких да.
Когда раздался шум внизу, Ева бездумно смотрела на потолок, думая о том, что можно было делать дальше.
- П как пересмешница, - послышался знакомый голос.
- С значит сойка, - ответила Ральфс, выглядывая сверху с лестницы, - ты сегодня рано. Знаешь, я…
И тут Ева увидела Макса, и тогда какой-то предательский комок подкатил к горлу.
- Макс… - обрадованно прошептала девушка и улыбнулась, но спустя секунду на ее лице появилась другая эмоция. Страх. Злость. Слегка прищуренный взгляд.
- Уходи, пожалуйста, уходи. Ты меня не видел, не знаешь, забудь, - жестко сообщила Ева, отступая обратно на второй этаж, - Ральфс жива-здорова, скрывается, больше тебе не нужна никакая информация.
На зубах что-то скрипело. Скулы сводило из-за постоянного напряжения.
Алиса, зачем? Это рвет меня на части. Я просила так не делать, но тут снова пролетало «во благо»? Я должна быть сильной. А я сильна в одиночестве. Почему-то ты сразу привела его сюда, не оберегая. Почему?
Жиро, у-хо-ди. Мы встретимся потом, когда над головой будет мирное серое небо, с тяжелыми свинцовыми тучами. Когда внезапно появится золотое солнце и я буду смотреть на мерцающую водную гладь Темзы. Когда я подниму взгляд на небо и снова шагну в пропасть, чтобы рассмеяться ветру в лицо и побежать с ним на перегонки. Тогда я улыбнусь, и ты снова всегда будешь рядом.
Но не сегодня.
Сейчас мы живем на разных страницах истории и на других баррикадах.
Хотелось волком выть на луну.
*
Теги расставлены так, как должны стоять.)
Поделиться411-08-2014 13:33:00
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
Bless your heart
And your tired eyes
And try to keep your strength
Your life bleeds like the red I wore
On my lips as skin turned pale
[AVA]https://31.media.tumblr.com/6cda070c2a6dbf1a88dff02008f2ff07/tumblr_na21l3TKDX1r24w5ro3_250.png[/AVA]
Каждый раз, когда он силился вспомнить Еву Ральфс на первом вечере в Хогвартсе, он спотыкался об одно и то же воспоминание, совсем другом, вовсе не относящееся к ужину и распределению по факультетам. Он помнил Ирэн Мелифлуа, помнил, как ее золотые волны ее длинных волос вытекали из-под черной Шляпы, на мгновение задумавшейся и выкрикнувшей «Слизерин!»; помнил Джастину Адамсон, она была в списке первой, и Гриффиндор выстрелил салютом из радостных воплей, девочка же победоносно, гордо и широко улыбнулась, а после села за стол под ало-красным знаменем, Максимилиан тогда понял, что ему нравится, нравится, очень нравится Гриффиндор, ведь никто более так не кричал, когда Шляпа отправляла к ним студента, только факультет храброго Годрика взрывался аплодисментами, криками, свистом. Еще он помнил Бенедикта Коллинза, помнил, что не ожидал такого решения Шляпы, помнил даже Джеральда Саламандера, того самого парня с хитрой ухмылочкой, он отпустил глупую шутку в адрес Жиро еще в поезде. Разумеется, он попал на Слизерин.
Но Еву Ральфс он вспомнить не мог.
Откровенно говоря, дело было не только и не столько в Еве, просто Макса Рейвенкло и Хаффлпафф интересовали до Школы чуть больше, чем состав бодроперцового зелья, потому что ему казалось, что туда попадают те, кого не взяли в Гриффиндор и Слизерин. Позднее его отношение чуть изменилось, руку к этому приложили Валентин и… Ева. Ну, разумеется, Ева.
Сперва ему показалось, что ее просто бьют, и, кажется, это было почти правда, по крайней мере один из мальчишек в самом деле толкнул Еву в грудь, и та чуть пошатнулась, но не упала и даже не ослабила хватку, Максимилиан увидел это в коридоре школы и на мгновение оторопел, встал столбом, не зная, что делать, а потом просто кинулся к обезумевшей в жару сражения троице и с размаху ударил одного из парней по лицу. Потом еще и еще, пока тот не отпустил волосы Евы и не попятился назад, и тогда Макс, окрыленный тем, что сумел спасти девушку от неминуемого облысения, повернулся назад, чтобы ударить еще и того другого, но вместо этого только с силой наступил на ногу Еве… Оказалось, уже разнимать никого не надо было, в коридор вернулась тишина, прерываемая лишь тяжелыми вздохами маленьких бойцов.
- У тебя кровь, - сказал тогда ей Макс, посмотрев на светлое лицо незнакомой девочки с брусничной тропинкой под губой, и повел ее в Мунго.
Он тогда даже не узнал ее имени, просто говорил что-то, лишь бы она не плакала, хотя, кажется, она и не собиралась, он Макс все равно боялся, не разревется ли она сейчас, а потом порол всякую чушь, рассказывал про себя, про то, как надо драться, куда бить, как он однажды побил шестерых мальчишек, ну и все такое прочее. А вот имени ее не спросил.
Не успел или забыл что ли, но все же дождался ее потом снаружи Больничного Крыла на полу и вызывался проводить до гостиной, он был уверен, что им по пути, но оказалось… Оказалось, что ее, драчунью (хотя она говорила, что разнимала драку), Шляпа отправила в Рейвенкло, и он, как дурак, смотрел пару секунд на ее смятый синий галстук и тут же сделал вид, что и так знал, где она учится.
- Ну все равно провожу, - он пожал плечами.
В общем, как-то так оно и началось.
- Пересмешница? – улыбнулся Макс, посмотрев на Алису, - это слишком просто, я бы выбрал глизня.
- С значит сойка, - ответила Ева подруге, и от звука ее родного, чистого, звонкого голоса что-то в душе Макса дернулось, и он даже не смог пошутить про штырехвоста, хотя очень хотел, а еще через пару мгновений она появилась наверху, он заметил ее, а она – его, и вдруг ее очень белое – от усталости, от боли? – лицо осветилось, расцвело улыбкой и тут же погасло, уступив себя отчужденности и злости.
Она что-то сказала, он даже не сразу понял, как вышло так, что распустившаяся на сердце ее радость от встречи с ним так легко сменилась холодом, или ему и вовсе эта улыбка… показалась? Он был готов ей ответить простое «Конечно, это я» и обнять или «Привет, беглянка», усмехнуться и снова обнять, а, может, просто без лишних слов подойти к ней и… да, обнять ее, но она сделала шаг назад и опустилась на дно темноты верхнего этажа.
- Эй, погоди! – громко сказал он ей и пошел следом, жалея, что их разделяла целая лестница, а не пару шагов, - Ева, с ума сошла! Ты куда?
Деревянная лестница не обратилась скользкой горкой, как он подсознательно ожидал сейчас, памятуя детское потрясение после попытки пройти в спальню девочек Гриффиндора (с тех пор любые незнакомые лестницы не внушали ему доверия), но все же была достаточно высокой, чтобы дать Еве возможность снова исчезнуть. Он поднялся наверх и не увидел никого, кто хоть отдаленно напоминал бы ему Еву, он не увидел вообще никого, только недлинная цепь деревянных дверей уходила вглубь дома.
- Ева! – громко позвал он ее и дернулся к первой двери, та легко отворилась, но и за ней никого не оказалось, - Ева, перестань, это глупо! – раздраженно позвал он ее еще раз и дернул вторую дверь и встретил свое отражение плохо вымытого зеркала, - зачем ты прячешься?
Он вернулся в коридор и огляделся еще раз, надеясь, что она, может, стоит где-то в углу, ожидая, пока он прекратит скакать по чужим комнатам, но нет, нет, нет, Евы Ральфс нигде не было… За Алисой звать было глупо, оставалось только продолжить поиск или оставить ее, пока не перестанет заниматься ерундой и не выйдет наконец поговорить. Но нет. Она может и не перестать, если что-то решила.
Take this breath
For the lives we waste
For the hollow souls we own
Give me hope
For a restless heart
Where we'll go no one will follow, close
Ну где же.
Полоска света под одной из дверей выдала беглянку, и Макс кинулся к той двери и с силой нажал на ручку, толкнул ее и еще раз покрутил ручку.
- Ева.
Только и смог вымолвить он, надеясь, что она хотя бы отзовется на свое имя, на свое красивое, очень красивое имя, что он так любил повторять, но старался не злоупотреблять, чтобы не растрачивать магию этого простого сочетания звуков.
Ева. Ветра летнего дуновение, россыпь осколков искрящихся, звезд ослепительных созвездия, брызги ягод алых, сочных, кроваво-красных, неуловимое что-то и вместе с тем родное – Ева.
- Я знаю, ты здесь.
И?
- Ты уже была в бегах. Достаточно, не находишь?
Хватит.
- Бежать тяжело, но еще тяжелее оставаться и терять. Ты можешь хотя бы представить, что мы я пережили?
Остановись.
- Я хочу знать, что происходит.
И кто если не ты.
- Я тебя обидел? – спросил он, но не смог сказать вслух, он не привык разговаривать с девушками через дверь, не привык чувствовать себя виноватым, не привык задавать такие вопросы.
- Выйди.
Пожалуйста.
- Пожалуйста.
Отредактировано Game Master (11-08-2014 13:42:44)
Поделиться513-08-2014 20:34:41
Она играла, не зная правил,
Она падала вверх и разбилась о небо,
Она не искала волшебного края,
Она была там, где никто больше не был -
Она сделала шаг.
Конечно, она тут же закрылась за одной из множества дверей и затаила дыхание. Палочку сжимала до боли, до ощущения сведенных пальцев, до задушенного крика. Потому что все это было «ради всеобщего блага» и ровно потому, что было нельзя.
Нельзя близким страдать ради близких. Нельзя не уберечь их от страданий. Нельзя давать себе слабину тогда, когда тебя хотят убить. Нельзя спокойно дышать, когда завтра не существует.
Когда есть только ты и призрачное сейчас. И огонь твоей души, и лед твоих слов, и маленький просвет, потому что тебя не отпускают во тьму, а держат крепко за руку на свету. Как маленьких детей, которых нужно направлять, а потом смотреть, что будет дальше.
Дальше был сумрак. Потом была тьма. Ева знала это, как никто другой. Каждый день становилось все хуже и хуже. Назад дороги не было.
I can feel your pain
I can hear you breaking
Ева, с ума сошла! Ты куда?
Ева, перестань, это глупо!
Ева, зачем ты прячешься?
ЕваЕваЕва.
било в висок.
Каждый раз, каждое слово, каждая фраза.
Она судорожно вздохнула. Как же она любила свое имя, как чувствовала, что нужна тому, кто ее зовет и пытается дозваться. Она слышала злость в голосе, но разве можно было ломать себя?
- Выйди. Пожалуйста, - обрывистые фразы и напоминание о пережитом.
- Слишком много мы пережили, - тихо сказала девушка, - и именно поэтому я сейчас здесь, - Ева понимала, что ее не слышно, но в этом и была суть. Нужно было поставить свои мысли на место, а не объяснить всем свою позицию. Просто потому что непреклонная и не сгибающаяся.
Ева аккуратно тронула ручку двери, словно хотела открыть дверь, но тут же отдернула руку.
Не сегодня. Никогда. Не сейчас.
We are, we are, we are made from broken parts.
We are, we are, we are broken from the start.
Our hearts, our hearts, they were beating in the dark.
We are, we are, we are built from broken parts.
Когда нельзя было справиться с болью и потерями, нужно было выжечь все пламенем, которое все поглотит.
Когда нельзя было промолчать, нужно было лететь с ветром наперегонки, смеясь в лицо опасности.
Когда боишься, можно спрятаться и сделать вид, что этого как бы нет.
Макса за дверью как бы не было. Но разве его может остановить дверь?
Ева вытащила палочку.
The sky's the only limit we got now.
Полет. Это был полет. Ведь ее патронусом была сойка, сокол, как это ни было парадоксально, ведь в птицах девушка не то что бы разбиралась.
И патронус вызывался чувством полета и непередаваемой свободы от того, когда ты летишь и не связан ничем и никем. И только ветер смеется тебе в ответ.
- Expecto patronum! – проговорила девушка, думая о том, что пусть с Максом говорит патронус, а они пообщаются когда-нибудь потом, не в этой жизни.
- Помни обо мне, - также тихо сказала она и повернулась посмотреть на своего патронуса и удивленно подняла обе брови.
- Этого не может быть. Этого просто не может быть, - ошарашенно говорила Ева, - Макс?...
На нее смотрел волк. Символ одиночества и свободы, а так же семьи. Символ бесстрашия и храбрости, справедливости и чести, символ…
У нее просто перехватило дыхание.
- Исчезни же, - шептала она волку, слушая как поворачивается дверная ручка, - я сейчас, - добавила Ева и толкнула дверь, - я не могу…
Символ Макса. Конечно же, Ральфс знала, какой патронус у ее друга и осознавала, что сейчас происходит что-то неправильное.
Словно она подписалась под чем-то, что еще сама не знала. Под привязанностью, которой не было.
Волк был такой же своенравный, как и она и не торопился исчезать, а просто стоял и гордо смотрел на дверь, словно охраняя ее от чего-то.
Ева знала, что с ее патронусом было что-то не то, как будто тот был не уверен в том, что ему нужно быть волком, а от этого ощущения девушке было не по себе.
Она просто не понимала.
Патронус исчез, оставив серебристую дымку, а Ева тяжело выдохнула и открыла дверь.
- Ты хотел знать, что происходит? – Ральфс сделала несколько шагов назад, запуская Макса в комнату, - я… - замолчала.
Вот она я.
- Жива-здорова, найдена и даже не убита, - позволила себе немного виновато улыбнуться, - я знаю, что я виновата, Макс.
И нет мне прощения.
- Но я все еще считаю, что тебе нужно держаться от меня подальше и ты меня не разубедишь, - Ева помотала головой и сделала еще шаг назад.
- Я скучала, - тихо добавила Ральфс, но не двигалась вперед.
Как она хотела показать патронус, но ровно также не могла этого сделать.
ЕваЕваЕва
все также било больно в висок.
До крови.
Отредактировано Eva Ralphs (03-09-2014 19:35:50)
Поделиться602-09-2014 22:20:48
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
хватает смерти и любви[AVA]https://33.media.tumblr.com/907015e38139ce665d009a341a75baba/tumblr_nb1dgcXECL1qmgbv3o1_250.gif[/AVA]
Он был горд тем, что его патронус обрел форму волка, он знал с детства, что если у него будет Защитник, настоящий, телесный Защитник из хрупкого серебра невесомых воспоминаний, а в этом он не сомневался, то это будет именно волк. Откуда, из какой земли выросла любовь к этим неистовым в гневе и неутомимым в охоте зверям, Макс не знал, но даже хотел стать анимагом, чтобы, как в седых сказках, стоять на защите слабых, униженных, оскорбленных, одним своим белесым оскалом распугивать злых и жестоких – оборачиваться волком, но не по прихоти полной луны, а по собственной воле, что дорогого стоит. Он иногда смотрел на свои руки, на свои мальчишеские руки в вечных порезах и синяках, думая, что обрасти они шерстью и когтями, то им будет дозволено больше, ведь у зверя рамки милосердия будто бы подтерты по краям инстинктом, да и существуют ли вовсе? Как было бы хорошо вместо рук человеческих, вместо голых запястий с голубыми нитями-венами, вместо слабых, ломких пальцев, вместо мягкой глины из кожи иметь огромные звериные лапы, которыми так легко можно нанести смертельную рану, а вместо зубов – клыки, которыми можно грызть тонкие шеи врагов, и даже вместо глаз, в которых положено отражаться душе, иметь два черных зеркальных камня, холодных и темных, как зимняя ночь, чтобы бесстрастно смотреть на жертв своего нечеловечьего гнева.
Вот тогда все было проще, значительно проще.
Так думал Макс иногда. Так он думал, когда хотел совершить что-то плохое, что-то действительно плохое, не мелкую пакость, а по-настоящему зверскую, жестокую вещь, ведь имели же на это право те другие, что у его матери отняли жизнь, а у сестры Евы – свободу. Но не срослось с его душой желание мстить и причинять вред другим во имя утоления жажды крови и заглушения ноющей тоски по тем, кого потерял. Верно говорят, волки не убийцы, они санитары, а потому свою горячую ненависть он обратил не в тупое служение жажде крови, в правосудие и справедливость, что, впрочем, тоже опасно, но все же не так. Максимилиан Жиро стал аврором, он встал на защиту тех, кто не мог защитить себя сам.
Кроме того, МакГоннагал быстро разочаровала Макса в его способностях к трансфигурации, а тот был недостаточно упорен, чтобы доказать старой кошке, что та ошибается, и не бросил всех сил на то, чтобы воплотить свою мечту в жизнь. В конце концов, зло он может творить и не лапами зверя, а своими руками – пожалуй, так будет даже честнее.
- Expecto patronum, - сказала Ева за дверью, и на мгновение Максимилиан оторопел, ведь еще не ведал, что всего через пару дней их умение вызывать патронус окажется незаменимее самых простых заклинаний, и не сразу понял, что к чему, а когда в голову стрельнуло понимание того, зачем это делает Ева, Макс захотел вдарить кулаком по двери и вышибить ее к чертям, чтобы сказать ей: «Ты не имеешь права так со мной поступать».
Волки – не одиночки. Даже заблудшие сбиваются вместе или примыкают к стаям другим – одним выжить трудно, пусть у тебя хоть сотня клыков и когтей, один в поле не воин, один просто замерзнет насмерть в на промерзлой земле. The lone wolf dies, but the pack survives – прочитал Макс в какой-то книжке, сейчас и не вспомнить в какой, помнил только эти слова, что врезались в память как что-то священное, бессмертное, вечное, и он повторял эти слова иногда, когда становилось совсем худо, будто в них крылась неведомая сила, что стоила больше любых заклинаний.
А потому Макс не мог, просто не мог постичь, почему Ева снова пытается уйти без веских, по его мнению, причин, и он уже даже открыл рот, готовый сказать, что думает обо всем этом, сказать честно и прямо, она ведь сама была правдолюбицей, так пусть знает и его правду, но тихий шепот за дверью, шепот такого ясного, чистого, любимого голоса, заставил его замолчать и терпеливо сжать руку в кулак, сделав вдох. Он не хотел делать ей больно, он просто хотел, чтобы дверь между ними разлетелась в щепки, и никакие границы не отделяли его от нее.
И – Великий Мерлин! – неужели она услышала его и отворила дверь.
- Ну наконец-то, - хотел хмыкнуть он, хотел показаться не таким уязвимым, но что-то неуловимо отчаянное прозвучало в этом полупренебрежительном «ну наконец-то», он не хотел ей открываться так сразу, не потому, что не доверял, а просто, знаете, всегда что-то жмет внутри перед тем, как растворить душу другому. Ну наконец-то – она открыла дверь и, пусть сделала шаг назад, но теперь была все же ближе, чем прежде, и он впервые за целую вечность смог вцепиться, впиться в нее взглядом, охватить целиком и убедиться, что с ней действительно все в порядке, и она, в самом деле, жива и здорова.
Он знал. Он верил, что с ней все будет хорошо.
И все ж что-то было как будто не так, и дело даже не в ее усталом взгляде, не в ломкой хрупкости ее гордого стана, не в том, что она снова отступала назад, а в чем-то еще, словно он ожидал, открыв дверь, увидеть не только ее, но и…
Ну конечно, - потрясенно подумал Макс, - патронус.
Она вызывала Защитника, а он его здесь нет, он не пришел, - бесстрашная девочка, что же такого страшного ты пережила, что даже патронус, первый из светлых щитов, сломался об скалу твоего горя?
И тут он понял. Понял, как будто бы вселенная сузилась до маленького-домика-в-лесу, до небольшой светлой комнаты, до этих шелковых, шоколадных волос, до бархатистых, темных, родных глаз, до этой безумной, отчаянной, отважной девочки, что зажгла фитиль революции, своей собственной революции, на свой страх, на свой риск, так смело, бездумно и бескомпромиссно, что сам Годрик Гриффиндор снял бы Шляпу перед ней; Максимилиан понял так явственно, что все, чего он хочет, это стать ее Защитником. Тьма обуяла, задушила, накрыла ее с головой, а ему, пусть тоже было нелегко, тошно и больно, но все ж не так отчаянно страшно и одиноко, по крайней мере, со своей раной он справиться мог, а уж зная, что если она пойдет по его следу, если она встанет за его плечом, если она выберет его тропу, то он достанет последние осколки из своего трепещущего сердца и станет счастливым. Станет. Он точно знал. Наверняка. Бесстрашная девочка ждала свою птицу, свою вольную птицу из молочно-серебристых воспоминаний о счастливом прошлом, а вместо нее получила волка, настоящего, живого, человечьего волка с самыми обычными, но очень теплыми и сильными руками, которые могут им послужить не хуже лап.
Макс знал, что будет нелегко. Знал, что Ева может и не принять его защиты, что она может не пожелать быть с ним, что может вырваться сойкой и взмыть в небо, только лови ее, знал, что их могут разлучить, замучить, растерзать, убить, он все это знал,
равно, как и то, что он все равно не выберет пути другого.
it`s time to cross the Trident
- Я тоже скучал, Ева Амелия, - произнес он и заключил ее в свои объятия.
~
Би-2 - "Волки". Желающим сказать мне, что к моменту разговора Евы и Макса, книжка с цитатой про стаю, еще не вышла в свет, говорю АГРЫЛОРДЛОРЛДОЪЫМЫР.
Ну вторая цитата из этой же славной книжки, я думаю, небезызвестный фрагмент, но не хочу цитировать здесь, чтобы меня неправильно поняли.
Отредактировано Game Master (02-09-2014 22:42:11)
Поделиться703-09-2014 21:23:36
I fear who I am becoming,
I feel that I am losing the struggle within
I can no longer restrain it,
My strength it is fading
I have to give in
- Я тоже скучал, Ева Амелия, - и она нырнула в его объятия.
The name «Amelia» has two meanings: rival from latin and labor from Germanic.
Знала, все это знала, но все равно вздрогнула, потому что ее и никто так не звал, кроме отца. Это словно была другая история и другая страница. Мягкая Амелия, звонкая Амелия, нежная Амелия…
«The meaning of the name “Eva” is: “Giver of Life”», - сообщал словарь имен, конечно, ведь мир пошел от Адама и Евы и неважно кто во что верил, все знали эту непреложную истину, которая была казалось, что всегда. Резкая Ева, жесткая Ева, но бесконечно живая, яркая и светлая.
'Cause I'm broken when I'm open
And I don't feel like I am strong enough
Cause I'm broken when I'm lonesome
And I don't feel right when you're gone away.
Кто я?
Стена пошла мелкой сетью трещин, но не рухнул панцирь, ведь было нельзя, абсолютно точно нельзя любить и влюбляться и давать себя защищать.
Ева сама себе была защитником и никого не подпускала к себе не потому что не доверяла, а потому что было нельзя открыться и позволить себя обнять теплыми руками и стоять рядом с горячим сердцем.
Она молчала, уткнувшись в Макса, а он держал ее так крепко, словно никогда бы и не отпустил, но ведь было нельзя стоять так целую вечность и вдыхать такой родной запах.
Таких «нельзя» были целые сотни и тысячи, что мешали жить. Когда в какой-то момент все превращалось в «можно», мир падал к ногам, а свет переливался на солнце, снова звучал звонкий смех и везде были улыбки.
Но «нельзя» перевешивало «можно» всегда. Особенно сейчас.
Eva means ever,
что означало всегда, когда-либо…
Save me from myself
Она стояла и не дышала, боясь поднять взгляд, потому что тогда бы привычные очертания этого мира бы точно исчезли, но потом сделала просто шаг назад, разомкнув круг. Потому что так было надо.
- Прости, Макс, - Ева покачала головой, осторожно обнимая себя одной рукой.
Что делать?
- Тебе лучше уйти, - тихо сказала девушка, хотя в голове витало «останься», «не бросай меня», «я не люблю тебя», - я не хочу рисковать тобой.
Потому что ты мне дороже всего на свете. Не вынуждай меня идти на крайние меры.
The things I do for love…
- Пожалуйста, не уходи.
Твердо и уверенно, в голосе сталь, а в мыслях одни осколки, к которым больно прикасаться руками.
- Я не хочу тебя ранить, но могу сломать то, что еще уцелело и разбить то, что существует.
А потом рука и сердце будет в тонких, словно паутина, порезах, что кровоточить будут вечность.
Рука сжала палочку.
- Мой защитник, - прошептала девушка, от отчаяния запуская левую руку в волосы, смотря с грустью на то место, где не так давно стоял волк.
- Прошу тебя, уйди, - чуть тверже добавила Ева, скрещивая руки на груди.
Стоял бы тут кто-нибудь другой, все было бы иначе, ведь:
"Какой смысл в слове «моя»? Ведь оно не обозначает того, что принадлежит мне, но то, чему принадлежу я, что заключает в себе все мое существо. Это «то» мое лишь настолько, насколько я принадлежу ему сам. "Мой Бог" ведь это не тот Бог, Который принадлежит мне, но тот, Которому принадлежу я. То же самое и относительно выражений: „моя родина“, „моё призвание“, „моя страсть“, „моя надежда“.
Моя Алиса и мой Макс.
Она наклонила голову чуть влево, отводя взгляд, ладонью закрывая половину лица, чтобы не расплакаться.
- Ты мне не нужен, я справлюсь сама, - Ева закрыла глаза, снова запустила руку в волосы, опуская голову под тяжестью слов, которые только что прозвучали, - я всегда справлялась сама.
Раз, два, три, четыре, пять.
Глаза закрыты, нет никакого мира, нет никакого Макса и нет никакой Евы. Есть тьма, пустившая корни в сердце и злые слова, слетевшие с языка.
Нет моего Макса и не будет моей Алисы, когда разлетится душа на осколки.
Будет только в, что значит вендетта, моя личная вендетта, потому что она знала, как будет выглядеть ее смерть.
…ветер в голове и покоя нет.
Слеза медленно скатилась по щеке.
'Cause I'm broken when I'm lonesome
And I don't feel right when you're gone away.
*
Как обычно тысячи песен, даже в мыслях. И Кьергерор, ты его узнаешь.
Отредактировано Eva Ralphs (03-09-2014 23:17:01)
Поделиться817-09-2014 23:47:30
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Он был не то чтобы Казановой, нет, совсем нет, но он умел тонко чувствовать, влюбляться, открываться другому, он не душа нараспашку, не художник, не ловелас, он самый обычный парень, просто не глухой к девичьей красоте. И все же серьезных отношений в его жизни можно было сосчитать по пальцам одной руки, ибо лишь с двумя из сотен была попытка выстроить что-то важное, что-то действительно важное; камешек за камешком возводились, восходили в небо стены по настоящим чертежам чувств, но ни один из них так и не был окончен, и все же они не рухнули, как это чаще бывает, они просто замерли в бесконечности и остались пустыми.
My heart is a church, where the bell rings, - Макс эти слова вычитал в одной книге, и те, как заколдованные, отпечатались в памяти, попали в кровь и с тех циркулировали по всей его жизни, и сам он возвращался к ним чаще, чем думал. Сам в Бога он верил где-то на подсознательном уровне, уступая и признавая, что там что-то такое есть, но не мог (не пытался?) облечь свои чувства в веру истинную. И все же он очень любил серые камни старых церквей и цветочные витражи, распускавшиеся от солнечных лучей, он иногда сравнивал эти святые места с Хогвартсом и думал, что это тоже – замки, просто другие, и всем на этом свете суждено возвести что-то эдакое, но двойственная природа человека из четырех стен способна сделать что святилище, что темницу, но он-то всегда хотел построить что-то значимое, что-то правильное, нужное, его этому учили отец и мать, он это сам чувствовал с детства.
Все это лирика, впрочем. Серьезные отношения в жизни Макса звали Эрин и Хлоей.
Эрин была слизеринкой, но на серебристо-зеленом галстуке жирно проступало пятно грязной крови – отец Эрин был даже не волшебником. У нее было немного друзей, и, как говорят, половине своих недоброжелателей она обязана своей крови, другой половине – своим острым, как игла, языком, а также незаурядным умом. Дерзкие, холодные черты ее бледноватого лица Макс приметил еще в вечер распределения, а позже столкнулся с нефритовым блеском ее темных глаз и не утонул, нет, как это часто бывает в романах, даже напротив – укололся и запомнил, потому что прежде такого взгляда он не встречал. Они начали встречаться на пятом курсе; Макс и сейчас помнил, как они впервые поцеловались: у нее были распущены волосы, что редкость, и рука его погрязла в ее рыжеватых волосах, а еще за ними кто-то следил и хихикал, но больше Жиро волновало то, что он не чистил зубы с самого утра, а на завтрак ведь было что-то с перцем…
Erin
С Хлоей было по-другому. Она была как будто бы проще, живее, легче Эрин, она была чистейшей американкой, простой магглорожденной девчонкой из Луизианы, год отучившейся в Салеме, она говорила с неподражаемым акцентом, много смеялась и вечно травила какие-то байки про заокеанские земли. У нее были рыжие, неистово рыжие волосы, за что ее дразнили на Гриффиндоре морковкой (а на Слизерине – грязной морковкой), бесконечно длинный подбородок и солнечная россыпь забавных веснушек. Они были вместе примерно год.
Chloe
Что характерно, обе бросили его сами, бросили легко, без сожаления, без скандалов, без обид, потому что их отношения изжили себя, иссохли, отмерли, а он так же легко принял их решения, словно не то чтобы ждал, но чувствовал, к чему все идет, и не стал их удерживать. Он пару раз сталкивался с Эрин в коридорах Министерства, она и не замечала его, только неслась вперед, чуть похожая на хищную кошку, она была вся в работе, она добилась своего, и Макс пытался ей улыбнуться, дернуть ее за руку, но все не успевал, а потому только в растерянности смотрел вслед, думая о том, что навсегда сохранит в памяти ее другой, совсем непохожий на эту опасную женщину в черной мантии, образ, беззащитный, женственный, хрупкий, сохранит, но лишний раз возвращаться не станет к нему. Она не позволила ему стать дороже своей упрямой цели добиться власти и признания, и он со смирением принял то, что всегда будет для нее на втором плане после политики, журналистики и прочих бумажек, принял и отпустил. Максимилиан видел и Хлою – он заходил к ней в ресторанчик, где она работала официанткой, он садился за столик, ждал, пока она подойдет, и она подходила, что-то весело вещая ему, а после уходила на кухню, и он смотрел вслед уже ей, думая о том, что пройдет еще пара десятков лет, а она за это время сменит сто профессий, парней и джинсов, таков ее стиль, она едва ли умеет задерживаться хоть где-то. Слишком серьезный, ты слишком серьезный, - она говорила ему, а он не мог серьезным не быть, когда у него погибла мать, он просто не мог, а Хлоя все старалась его оживить, развеселить, взбодрить, и, может быть, в мире живых, счастливых людей, у них был бы шанс с этой прелестной луизанской девочкой, но не в этой. В этой он искал чего-то иного.
Ни об одном из этих разрывов он не жалел. В моменты липкой тоски возвращался в памяти к ним, воскресал их тонкие образы у себя в голове, прикасался к ним, даже пытался заговорить, но точно знал, что поезда их жизней разошлись по разным сторонам, и лишь недолгая пауза на одной из станций была для них моментом отношений. Все это прошло, отцвело, и он не жалел, но почему же сейчас те же самые по смыслу слова, только из уст уже другой девушки, мерлинова борода, девушки, с которой они даже не встречались, вызвали в нем столько противоречия? Глупец, он отчего-то был уверен, что крепость взята, на ров опустились ворота, и он победоносно вошел в замок, поднялся в башню и дошел до самого сердца каменной ракушки – нашел принцессу. Руки принцессы же вдруг сплелись меж собой, а голос отвердел, как будто она вопреки традициям сама съела дракона, и тот дышал огнем изнутри, расправив черные свои крылья по длине ее тонких, ломких костей… И он не был к этому готов.
- Но… - оторопев, вымолвил Макс, глядя, как рука Евы вдруг высвободилась из плена руки другой и снова ушла в дебри темных волос, а ладонь закрыла лицо, мерлиновы кальсоны, зачем все так сложно, - что, если ты нужна мне?
Он не говорил такого Эрин, он не говорил такого Хлое, он не был уверен, что когда-нибудь вовсе испытывал нечто подобнее, чувствовал нужду в другом человеке, так отчаянно хотел его, хотел его рядом с собой, а не где-то, хотел чувствовать, хотел любить, хотел быть его частью, чтобы, как в старой сказке (в сказке ли?) про глину и ребро, это ведь так просто, так естественно, так очевидно и так должно быть, что Макс и представить не мог, как та, к которой так тянулись ростки его души, может чувствовать что-то иное.
Второе приближение далось ему труднее, как будто к ногам привязали какие-то гирьки, и он с трудом передвигал стопами, чтобы вновь оказаться рядом, на душе было пьяно и горько, он боялся отказа второго, но знал, что если не попытается снова – сойдет с ума, просто сойдет с ума, а потому снова сделал несколько долгих, невыносимо долгих шагов Еве навстречу, забрал ее руку у самой себя, отнял от лица, чуя, что ее хрупкая ладошка будто бы сшита под его большую, сильную, волчью лапу, бережно, но крепко сжал и сказал:[AVA]https://33.media.tumblr.com/9885ccfadbc1bee2e3f12420b6494054/tumblr_na04qcNmfU1rjjyjio4_r2_250.gif[/AVA]
- Хочешь, чтобы я ушел? Для этого тебе понадобится целый штат авроров, а еще, вероятно, эскорт от английской королевы, потому что сам я не уйду, - спокойно и твердо сказал он, боясь, как бы это не прозвучало холодно, - выставишь за дверь – я буду сторожить снаружи, выпрыгнешь в окно – я пойду за тобой следом, позовешь на помощь – я с ней договорюсь, достанешь палочку – я достану свою, поэтому, если ты захочешь сейчас уйти от меня снова, не надейся на успех. Еще один раз я тебя не потеряю. Я буду рядом, хочешь ты того или нет, и если у тебя есть кто-то другой, давай, познакомь меня с ним, я спрошу его, где он был, пока эти две недели ты была в розыске, и тогда, может быть, я тебя к нему отпущу, но прежде пусть имеет смелость сказать мне, что сможет тебя защитить, и имеет силы, чтобы осуществить это не на словах.
Пронзительная мысль вдруг проклюнулась наружу – что, если эти две недели она как раз была с ним? Что, если она нашла кого-то другого, что, если кто-то другой сумел ее защитить, что, если это ты валяешь сейчас дурака, Максимилиан Жиро, и для нее нашелся тот, что сбережет ее от целого мира и себя самой, а ты шел бы домой, глупый мальчик, ты опоздал, что, если все – именно так?
Сердце тревожно застучало, усиливая ток крови, и жилка на руке билась в истерике, он сам чувствовал, как жар одолевает его тело и душу, а в голове что-то куда-то плывет, какие-то образы воспоминания, имена и фамилии, он вдруг почему-то вспомнил про Паркинсона, а следом про Эрин, и немыслимый клубок его личного безумия покатился вниз, и только тонкая теплая ручка темноволосой разбойницы, держала его на плаву, что-то похожее он испытывал, узнав про гибель матери, ранение Джастины и осуждение Виктории, что-то похожее и вместе с тем другое, слишком, слишком много всего…
- Скажи мне, - хрипло сказал он, сам не зная, что именно просит ее сказать.
~
Люди добрые, напилите мне взаправдашних аватарок про него, пожалуйста.
Отредактировано Game Master (17-09-2014 23:47:46)
Поделиться921-09-2014 21:35:08
Clara, be my pal, tell me: am I a good man?
Ева не была хорошим человеком - это она знала практически наверняка. Да и с чего бы ей таковым быть, если она всегда была человеком с сумеречной моралью?
Она была слишком хаотичной для того, чтобы быть хорошей.
Вот и сейчас она бы развернулась и ушла, да не могла этого сделать, как не могла сказать те слова, которые давно уже висели где-то в голове.
Макс говорил так уверенно, так отчетливо, что Ева с сомнением смотрела на него. Это был ее Макс, но что-то определенно изменилось. Он не ушел, он остался, он взял и держал ее за руку и не хотел отпускать. Становилось тепло.
Пока Ева не услышала:
- … но прежде пусть имеет смелость сказать мне, что сможет тебя защитить, и имеет силы, чтобы осуществить это не на словах.
Ты чего? – подумала Ева Амелия, немного сощурившись. Слезы уже отступили на второй план, и сейчас здесь было лишь непоэмание происходящим.
- Скажи мне, - добавил Макс хриплым голосом.
- Что мне сказать тебе, Макс? – начала Ева, занимая оборонительную позицию, - что у меня никого нет? Тебе интересно только это? Ты сейчас… серьезно? – она не верила происходящему, не хотела верить, нет. Макс не может вот так все сломать, одним словом, одним жестом, одним движением руки.
- Это то, что сейчас тебя волнует? Не то, что в одном доме со мной звучала Авада, что в сантиметре от меня пролетела молния? Не то, что меня чуть не похитили несколько раз, оглушили столько же или чуть не задушили? Не то, что было на самом деле? Конечно, тебе интересно другое, - девушка поджала губы, - не нашла ли я себе защитника. Макс, ты у меня такой один, и таким останешься, но…
У Евы перехватило дыхание.
Что мне сказать тебе, Макс?
О том, что я вернулась уже другая, и о том, что я тебе такая уже не нужна?
О том, что небо стало серое, а на душе давно вечные сумерки?
О том, что я тебе никогда не скажу, из-за кого я пропала, хотя ты наверняка в курсе, кто дошел до Аврората?
О том, что все стало иначе?
- Что я еще могу тебе сказать? Что я хочу быть с тобой и всегда любила только тебя? – сорвалось раньше, чем Ева успела подумать, - хоть никогда не говорила этого вслух, даже себе не говорила, никому не могла сказать. Но тебе это неинтересно, тебе важно услышать другое. Хотя какая тебе разница, мы же друзья, Макс, тебя не должно это волновать, но нет, ты почему-то считаешь иначе, - каждое слово словно осколок, словно яд, что капает у змеи.
Что мне сказать тебе, Макс?
О том, что я не верю в любовь и не верю, что меня могут защитить?
О том, что мне лучше оставаться одной, потому что так проще сражаться, потому что ты не слабый? Все знают, по кому надо бить, когда есть близкие, а если нет?
О том, что и я, и ты, и даже Алиса прекрасно понимаем, что я уйду, вопрос лишь во времени?
О том, что я давно сделала свой выбор, и останусь ему верна до самого конца?
- Что еще ты хочешь услышать? Я могу сказать то, что ты хочешь, но ты пообещай мне, что уйдешь.
Обещай мне. Я хочу, чтобы ты услышал всю правду.
I never meant to hurt you so bad
I`m just trying to get over you
Поделиться1005-11-2014 17:38:31
- Марионеточник
- Сообщений: 411
- Уважение: +769
- Позитив: +51
[audio]http://pleer.com/tracks/5547431YT2z[/audio]
по трущобам земных широт
Скажи мне, просил он, и она сказала, сказала меньше того, чем он ожидал, но больше того, к чему был готов, Авада, какая к черту Авада, Ева, ты спятила, ты же… ты же не можешь вот так всерьез все это говорить, ты не аврор, Ева, ты не имеешь права, ты должна беречь себя, беречь, а не бросаться в самое пекло, слышишь, не бросаться туда, где твоя жизнь может погаснуть свечой на диком ветру, нет, почему, за что. Вопросы рвали изнутри, негодование тучей собиралось в душе Максимилиана, он, что так мало потерял, чтобы еще и ею рисковать? Мать его погибла от Пожирателей Смерти, а она даже не подняла своей палочки против них, какая же участь ждет тех, кто осмелится выступить против? Воспоминание, от которого сводило душу изнутри, на мгновение воскресло из прошлого: мама улыбнулась ему и добавила на прощание что-то про лимонный пудинг, как мерзко, он никогда не мог вспомнить, что важного она ему сказала, а про пудинг помнил. В тот вечер он ушел к друзьям, а следующим днем был Кингс-Кросс, и мама снова что-то говорила, и папа тоже говорил, но он не мог вспомнить из этого ничего, только проклятый пудинг.
Что, если и от Евы останется так мало, что, если и она вместо себя оставит горстку случайных слов и боле ничего?
Его разозлило это, разозлило еще и то, что она ему в вину ставила это незнание, но ничто не ранило так глубоко, как мысль о том, что он мог быть рядом, чтобы ее защитить, но не был, не был, был с кем-то другим, защищал кого-то другого.
– Ну извини, дорогая, ты за эти две недели не слишком-то делилась со мной своими последними новостями, и знаешь, нет, я тебя не виню, должно быть, у тебя были причины, но только, пожалуйста, не пытайся меня сказать за меня, что мне интересно, - он выронил ее ладонь, но лишь затем, чтобы крепкими руками взять ее за плечи, - Ева, пойми, просто представь, что пережил я за то время, что ты пропала, сколько я всего передумал уже, а теперь ты передо мной и гонишь, просто гонишь прочь, говоря странные вещи. «Я не хочу тебя ранить» и в то же время «уходи», я не понимаю, Ева, и еще я, выходит, не могу узнать почему. А если и могу, то должен заплатить за это своим уходом? Что за бред? Когда я требовал за свою какую-то тайну? Я не понимаю этого, я… И кто сказал тебе, что мне интересно только это? Ты все знаешь, что у меня в голове? А еще, знаешь, мне не понять, как можно говорить, что любишь кого-то и хочешь быть с ним, а после сразу добавлять, что мы же только друзья, и меня ничего не должно волновать, ну надо же, Ева Ральфс лучше моего знает, что меня должно волновать! - он замолчал, будто набирался нужных слов, чуть отвернул голову, а после вновь посмотрел, - я просто не понимаю. Ты ставишь условия, и пожалуйста, я сыграю по твоим правилам, не передать словами, как это странно чувствовать недоверие, как будто я после того, что ты расскажешь, не сумею тебя понять, все это… - он не нашел слов, поморщился и одной рукой провел по ее плечу, остановился где-то у шеи и пальцем осторожно провел по влажной тропинке на щеке, - ты плачешь, - без лишнего такта сказал он, а потом ему стало стыдно, и он замолчал на пару мгновений, - прости, я не хотел тебя расстроить.
Он не хотел, и она, наверное, не хотела. Ева сказала, что любит его и хочет быть только с ним, но при этом настаивает на том, чтобы он ушел, Мерлин, было бы хоть что понятное во всем этом абсурде, а Макс был недостаточно терпеливым и понимающим, чтобы уложить в голове столько противоречивых слов из уст Евы.
– Расскажи, - сказал он обессилено и разжал руки, - говори, и если ты так этого хочешь – я уйду, - не передать словами, как больно было произносить эти слова, будто осколки какие-то застряли на языке, и он поскорее постарался их выплюнуть, чтобы покончить со всем этим, в конце концов, он не может ее заставить быть рядом с ним, он не может заставить ее желать того же, что и он, - лучше я буду знать.
Что бы там ни было.
Отредактировано Game Master (05-11-2014 17:40:23)
Поделиться1105-11-2014 21:57:12
Она — там, где начинается небо.
...Мужчина — наиболее продвинутое существо…
Она плакала. Она плакала вместе с дождем, если бы тот шел за окном, равномерно стуча по стеклу и по крыше. Она плакала бы, выводя узоры каплями, горько усмехаясь себе и произошедшему.
Она молчала.
Он не понимал, ничего не понимал, не хотел (а может, и не слышал), того, что происходило в ее голове на самом деле. Куда исчезла их одна душа на двоих за это время? Неужели ей все показалось? Что истории их и не было, что все это было лишь в ее голове? Дети выросли, школа закончилась и разошлись пути-дороги, и поэтому прощай, Макс.
Женщина — самый возвышенный из идеалов…
Она плакала. Плакала, когда слушала его слова, в которых правда было больше чем во всем том, что сказала она. Но проблема была в том, что Ева была сердцем, а он разумом.
Он — мозг. Она — сердце…
Мозг дает свет, сердце — любовь.
Ева тяжко и даже немного судорожно вздохнула, озаряя в голове воспоминания, что были с ней всегда. Те закоулки памяти, которые позволяли верить в любовь, чувствовать надежду и жить с верой у сердца. Те, которые давали свет защитнику, и те, которые окутывали ее саму.
Свет оплодотворяет, любовь воскрешает.
Они были в разных мирах и не было и могло быть никаких точек соприкосновения, кроме тех, что были у самого сердца.
Он силен разумом. Она — слезами.
Он говорил, а она молчала, не в силах что-то сказать. Ее словно всю выпили досуха, и эмоций не оставалось практически ни на что, кроме того как бессильно рухнуть на пол и рассыпаться дождем и острыми осколками, что ранят, чтобы не подпустить, а вытащить и спасти.
Разум убеждает. Слезы потрясают…
- Ты плачешь, - сказал он буднично и спокойно, за секунду до того вновь прикоснувшись к ней, заставив вновь вспыхнуть пламя внутри, - прости, я не хотел тебя расстроить.
Мужчина способен ко всему героическому.
Женщина, — прежде всего, к мученичеству.
Она никогда не хотела стоять на баррикадах, призывать идти за собой, но почему-то, отчего-то, история сложилась совершенно иначе, словно насмешка судьбы и ничего более. Словно пощечина тем героям, которые должны были идти впереди, размахивая красным флагом революции.
Маленькая девочка, словно Гаврош, стала его символом. А не мужчина, мальчик, что был влюблен в войну.
Героизм прославляет.
Мученичество возвеличивает…
Он — код. Она — евангелие.
Код исправляет, евангелие совершенствует…
Она хотела просто стать аврором, хотела помогать людям, отчаянно мечтала находить справедливость везде, где было возможно, но все втоптали в землю, разрушили ее хрустальные замки, и оставалось стиснуть зубы и царапать себе путь вперед, помня (а как же иначе-то) о том, что каждому всегда воздастся по заслугам, или suum cuique, как говорили в Древнем Риме.
Он думает, она мечтает.
Думать — значит иметь в черепе извилину.
Мечтать — значит иметь ореол над головой…
Она плакала. Она опять плакала, рушилась, ломалась, но не видно этого было снаружи, ведь Ева, она всегда была как стебель, и в то же время как сталь, несгибаемая и непреклонная. И откуда-откуда в ней, такой хрупкой, было столько силы, чтобы сносить удары судьбы-злодейки?
Мужчина — орел, который летает.
Женщина — соловей, который поет.
У нее перехватило дыхание от всего: от слов, жестов, от всего этого разговора, от Макса, который вернулся, да и черт возьми! от нее самой, которая не могла, не хотела, не позволяла себе любить, и ровно также не могла себе позволить быть любимой, чтобы выдохнуть и перестать чувствовать оковы страха и тревоги, что вечно кружили возле сердца.
Летать, чтобы властвовать над пространством.
– Расскажи, - она почувствовала, как он отпустил ее на волю, - говори, и если ты так этого хочешь – я уйду, лучше я буду знать.
Петь, чтобы завоевать душу.
Она немного покачала головой и сделала несколько шагов назад.
- Ты не спросил, а я не ответила, Макс, - она замолчала, но душу рвало на части, она не хотела, уже не могла остановиться, - прости меня, - чуть тише, немного снизив полутональность, сбросив пламя, сойка бросилась оземь, перестав бороться.
Ее больше нигде не было. Не было свободы и не могло быть ее, когда сердце было связано, сковано страхами, когда ты сам знаешь, кому принадлежишь, и тебе не хочется, да нет! даже в голову не приходит, что можно быть с кем-то еще. Она сделала еще один маленький шаг назад и достала свою волшебную палочку. Посмотрев на Макса, она улыбнулась по-доброму, как не улыбалась уже очень давно и словно шепнула, поверь мне.
И, наконец! Он — там, где заканчивается земля.
- Expecto patronum! – тихо, чуть слышно, а может, ей все это показалось? как снова показалась серебристая дымка светлых воспоминаний. Ее трясло мелкой дрожью от того количества эмоций, что переполняли ее сейчас, но она все равно стояла, наблюдая, как дымка превращается в ее защитника. Свет всегда был в ее душе, в какие бы сумерки ее не бросало.
Он склонил голову и сел перед ней, оскалив зубы. Она опустила голову, окончательно рухнув, но затем немного упрямо, как, впрочем, всегда и бывало, подняла взгляд и тихо прошептала, тяжко вздохнув:
- Я люблю тебя, - рухнула, упала, сломалась, стояла перед ним с открытой душой нараспашку, чего не делала очень давно. Исчез борец за справедливость, пропал революционер, и осталась только маленькая Ева, что выглядела беззащитной и потерянной, брошенной и пропавшей, но которая (совершенно точно) умела зажигать пламя в сердцах и давать силы на жизнь. Ева – это…
«Уходи», - сказанное одними лишь губами, но так и не озвученное вслух.
Ведь она — там, где начинается небо.
Отредактировано Eva Ralphs (05-11-2014 22:15:50)
Поделиться1203-12-2014 00:55:19
- and now say her name
- Сообщений: 57
- Уважение: +77
- Позитив: +87
- Инфо: СТОРОНА И СТАТУС КРОВИ:
Министерство Магии; полукровка
МЕСТО РАБОТЫ:
Министерство Магии, Аврорат - Награды:
а имена это всего лишь способ, способ...
Ева Ральфс думала, что Максимилиан Жиро не может (или не хочет) слышать и понимать ее, и хоть он не мог открыть дверцу ее груди и заглянуть в сердце, изучить его до дна и увидеть, что за яд вместе с кровью циркулирует по каналам вен и артерий, он видел, что с того солнечного мига, как они ступили последний раз на платформу девять и три четверти, вернувшись из Хогвартса, их жизнь раскололась, как лед по весне, на две половины: до и после. Это темное и душное «после» тянулось до следующей точки, когда они, претерпев недолгую, но мучительную разлуку, вновь столкнулись, сошлись, как сходятся море и берег. На бешеной скорости волна, снося все преграды, достигает берега, с грохотом разбивается о просоленные от прошлых своих же ударов камни и, уязвленная, уходит обратно набираться сил. Как странно. Разве мог еще недавно Макс подумать, что их отношения, в самом деле, могут быть подобны морю и суше, которые хотят сойтись, но почему-то не сходятся. Ведь если вода однажды наберется храбрости, поднимет ее со дна своей огромной лужи, куда она утащила ее вместе с обломками затонувших кораблей и спрятала меж щелей разломов, если вода однажды снова ударит по суше и застынет, замерзнет, затвердеет и останется с землей навеки, то вечные соперники, вечные любовники, наконец, обретут друг друга.
Только так не бывает.
Вот мой ответ. Видишь, какой из меня некудышный друг.
– Ева… - начинает он непридуманную речь, когда она просит прощения, Макс еще сам не решил, что желает ей сказать, что кроется за этим нежно-рваным «Ева», он только произносит ее имя, вышептывает и выдыхает, как будто это заклинание от боли и бед, как будто это оберег и защита, как будто это просьба, молитва, прошение, надежда – Ева. За именем этим кроется так много и мало, что затеряешься в попытке сказать что-то большее чем эти три коротких звука.
Ева – имя без корней, имя без матери, без народа, без языка, некто сказал, что это значит «жизнь», но в этой теории самонадеянного вымысла больше чем правды, Ева – это имя пришло на страницы известной книги само, никто и не знает, откуда оно такое, короткое, дерзкое, грешное, яркое взялось, как уместилось в нем столько прекрасного и ужасного, что оно стало не просто именем – кодом.
Что зашифровано в тебе, Ева? Ева Амелия, вырвавшая свои корни сама и бежавшая навстречу гигантской волне всепоглощающей ночи, Ева Амелия, Ева-Амелия, Еваамелия, евамелия
Ральфс.
– Expecto Patronum! – она призвала защитника, пока он призывал ее, и он не сразу понял, зачем, к чему, почему, неужели просто решила попробовать, раз не вышло первый раз, и вдруг он впервые подумал о том, что не знает ее самого счастливого воспоминания, а хотел бы, а хотел быть этим самым воспоминанием.
Макс не верил в то, что она сможет, она, как он полагал, не смогла первый раз, наверное, не сможет и сейчас, только упрямство ее побудило ее сделать это вновь, но зачем, Ева, что творится в твоей голове, к чему это – и вдруг
посреди комнаты, между Максимилианом и Евой начала образовываться серебристая масса, из которой через пару неуловимых мгновений образовался некий зверь с очень узнаваемой, совсем не птичьей мордой, которая еще немного вытянулась и стала походить на волчью, чего, конечно, не могло быть, если только не…
– Я люблю тебя.
Что?..
Я. Люблю. Тебя. Я люблю тебя. Ялюблютебя. Ялюблютебяялюблютебя – может теперь это значит что-то другое, может, это, может, может, можетможетможет, вереницы идей, как испуганные птицы, разом взмыли в воздух, и не поймать теперь уже ни одной, но, наверное, все это не имеет значения, потому что она сказала то, что сказала, Господи, она сказала, что любит его. Она его любит. Я люблю тебя. Может, она это кому-то другому? Его любить, в него влюбиться несложно, он это знал и прежде, но она... она это всерьез? По-настоящему? Я люблю тебя. Что это значит, что за значения у этих неведомых слов?
Я – значит, наверное, она. Люблю – значит, наверное, любит. Тебя – меня.
Любит?
Макс перевел взгляд с холодно-уверенного взгляда волка, со своего патронуса, на стоящую чуть позади девушку в лучах молочного света надежды и увидел ее теплую, простую, девичью улыбку, что так шла ей, как идет смех, как идет блеск в глазах, как идет все, что делает ее счастливой, и в этот самый миг он почувствовал, что сейчас утонет в своей нежности к ней, сойдет с ума, если не прикоснется, сгорит сам, если не даст этого пламени ей, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Написать, сказать, нарисовать, выгравировать, начертить – тысячу раз сказать и все равно не хватит, чтобы заполнить все пустое пространство мира.
– А я тебя.
Люблю.
Невыговоренное замирает, но так легко читается в его взгляде, он проще и понятней любой открытой книги, просто возьми и гляди, срывай, вкушай, наслаждайся – я люблю тебя. Сам не замечая того, он снова нарушил дистанцию, прошел рядом с сияющим волком – теплый – и поместил маленькую Еву в самый центр своей вселенной, обняв, обвив ее руками так крепко, чтобы в этот раз она уже не могла выпорхнуть, да и куда ей лететь, она нынче бескрылая, некогда птица, не то сойка, не то сокол, не то ястреб, а теперь крылья обросли шерстью и отвердели внутри, став крепкими волчьими лапами – они оба теперь волки. Они теперь стая.
– Ева… - имя вновь падает с губ, срывается и зависает в воздухе, это, наверное, заклинание, это, наверное, код, иначе почему так становится хорошо, когда его перекатываешь на языке. Рука юноши уходит наверх и доходит до ее волос, ее шоколадных, ее длинных, ее густых волос и погружается внутрь, как рука в жаркий день, опускается в воду, Макс перебирает пряди ее жидкого шелка, гладит по голове, легко прикасается к шее и, не замечая того, губами тоже припадает к ней, сперва осторожно целуя где-то в висок, вдыхая запах волос и кожи, а после опускается ниже и целует лицо, вбирая соленую влагу ее слез, а потом доходит до чего-то очень мягкого, как ломтики фруктов.
Наверное, это были ее губы.
И если это закончится, я закончусь вместе с этим. Конечно же, я буду существовать, но если это уйдет, то во мне станет слишком много места, потому что ты – мое все.
Подробности
Да, происхождение имени Ева действительно до сих пор не установлено, несмотря на смелые предположения.
В посте использованы цитаты трех разных человек (перечисление с конца): Доркас, Кэтрин и еще кое-кого, но последнее почти для избранных.
Отредактировано Maximilian Giraud (03-12-2014 01:01:16)
Поделиться1323-12-2014 22:59:57
Предисловие
Предисловие. Этот пост одна большая сборная солянка, но в силу некоторых обстоятельств, я не могла писать иначе.
Часть I или сказ про ужасных, неразумных и непослушных принцесс.
Могучие крылья наполнили воздух,
Наверное, он полетел к своим звёздам,
Она мягко скользнула с крыши, в мир машин и людей,
С тех пор я никогда уже не слышал о ней…
Принцесса
Была прекрасная,
Погода
Была ужасная.
Днем,
Во втором часу,
Заблудилась
Принцесса в лесу.
- Тыжедевочка! - часто слышала Ева, когда в очередной раз приходила домой с разбитыми коленками.
Что мама, что сестра всегда пытались ее как-то исправить: сделать мягче, женственнее, спокойнее и обязательно в чем-то уязвимее. Найти эту самую силу, в этой самой слабости. Но Ева словно была слеплена из другого теста и совершенно не слушала ни Агнету, ни Викки, которая давно уже приобрела этот внутренний стержень, в отличие от своей младшей сестры, которая своим напором пугала всех окружающих, а иногда даже своих друзей.
- Тыжедевочка! - говорила ее сестра, всплеснув руками и оттирая недавно поставленное пятно.
А значит нужно было вести себя так, как подобает Леди, что с детства ей пытались внушить, но она всегда была не-ис-пра-ви-ма-я.
- А может я не девочка,- угрюмо и упрямо отвечала Ева, продолжая упорно карабкаться на самую верхушку дерева, оставляя землю далеко внизу.
А, может быть, было все наоборот:
Принцесса
Была ужасная,
Погода
Была прекрасная.
Днем,
Во втором часу,
Заблудилась
Принцесса в лесу.
#типичнаяЕва
Вдребезги разнесла кровать и тумбочки. Выбила стекла. Сломала шкаф. Сгребла всю еду, которую нашла, и ценные вещи, завязала в простынь. Уходя, щедро полила стены керосином из лампы и чиркнула спичкой.
Причиной столь немотивированного поведения стала ссора с матерью накануне утром. Кроме того, девочка Маша была очень смелой и хотела наглядно доказать, что ей никакие медведи не страшны.
- КЫСЯ! – радостно раздалось из-за угла, а потом намного более отчаянно раздался возглас «МАААМ», а также плач.
Именно тогда Ева поняла, что благими намерениями дорога иногда вымощена в ад, и то что иногда нужно спрашивать согласие на причинение добра.
Ее мама лишь вздыхала. Деовчка росла не-уп-ра-ви-мой и не-ис-пра-ви-мой, себе на уме и со своим понятием «добра и пользы». И кот не был исключением.
~
Девочка Маша подошла к Антону и волевым, хорошо поставленным голосом заявила:
— Я тебя люблю, — девочка Маша всегда была прямолинейной и честной девочкой, как сама с собой, так и с людьми.
— Тили-тили-тесто! Жених и невеста! — заорал Антон, сам не зная почему.
Девочка Маша сильно обиделась, но ничего не сказала. Коротким ударом отправила Антона в нокаут и пошла своей дорогой.
Ева всегда знала почти наверняка, что не ее путь ждать и выжидать, ее дорога бороться и сражаться до самого конца. И даже любовь не была исключением. Наверное, именно поэтому мисс Патриция Гринграсс существовала в черном списке Евы Ральфс с самого их первого знакомства. Она занимала почти почетное первое место, хотя, конечно, со времен Школы все изменилось, но Ева всегда все помнила.
~
Ведь, когда по-настоящему кого-то любишь, всегда приходиться чем-то жертвовать.
Об огненных драконах, опаздывающих принцах и ужасных принцессах.
- А ты знаешь, как обычно заканчиваются сказки?
- Конечно. Все Принцессы остаются с Драконами.
- Хм, … почему это с Драконами? А как же порядочные Принцы?
- Принцы? Принцы имеют ужасное свойство опаздывать.
Укачивая на руках маленькую, белокурую Мэри, Ева начала тихим голосом рассказывать Сказку, что слышала от своего дедушки. Воспоминания были смутные и словно ускользали, но девушка отчетливо помнила те акценты, которые расставили тогда. Что нужно верить и не сдаваться, что нужно бороться и идти за своим счастьем до самого конца, чего бы тебе это не стоило, а главное не предавать принципы и своих друзей. Никогда.
И тогда… тогда обязательно…
<…>Дракон огорчённо вздохнул и встал - он понял теперь, что поспать ему не удастся ещё очень долго.
Но и это было не главное.
"Что же делать?" - подумал он и поскрёб когтем подбородок. - "Украсть, что ли, принцессу?.." <…>
<…> Теперь Дракон увидел хижину. Правда, слишком поздно. Он сложил крылья и загрустил - драконы не умеют просить прощенья.
Так они и сидели. Глаза у Дракона слипались, и в животе громко урчало. Он чувствовал себя абсолютно несчастным.
И его принцесса горько плакала. <…>
<…> "А если тебя убьют?" - испугалась она. - "Если тот дракон сильнее?"
"Тогда моя душа станет звездой, - улыбнулся Дракон. - Когда дракон умирает, его душа летит на ночное небо и превращается в звезду. <…>
<…> "А если ты умрёшь?" - голос принцессы задрожал, и на горячий драконий нос скатились две слезинки.
"Как же я умру?" - удивился Дракон. - "У меня же ты есть. Я не могу оставить тебя одну." <…>
Сказка окажется явью, а не былью. Всегда есть доля правды в каждой рассказанной истории, просто… у каждого была своя правда.
- И в этот момент, как я понимаю, и появляется Принц.
- Да. Но, как ты понимаешь, уже поздно.
- А ты? Как же твой Принц?
- А что я? Я уже влюбилась. В своего Дракона...
Часть II
Именно то, что мы любим, нас и уничтожает.
А он почему-то все равно подошел к ней и тихо сказал: «А я тебя», которое разрушило, сломало остатки стены, которую выстроила вокруг себя Ева. Шаг и Макс обнимает ее, и целует ее, а Ева... Ева тихонечко выдыхает, позволяя себе ненадолго вдохнуть.
Ральфс слегка отстраняется и мотает головой.
- Макс. Нет,- строго сказала девушка, но уже без прежнего надрыва и эмоций. Спокойно, как сообщала какой-то всеобщеизвестный факт или прописную истину,- я не хочу, чтобы ты подвергался опасности, потому что ты связан со мной. Мое сердце все равно будет болеть за тебя, но... - Ева замолчала, проведя рукой по волосам парня,- сейчас я неизвестно где, но скоро меня начнут искать, и если узнают, кто мои близкие, будут пытаться добраться до них. Я не могу себе этого позволить, Макс. Прости,- тихо закончила девушка.
Я так решила, я так сказала и мнение мое неизменно. Есть какие-то истины, которые не меняются, несмотря ни на что.
- Моя семья во Франции, Викки в Азкабане… Я сама их туда отправила,- пробормотала Ева, с откровенной болью и потерей, смотря на Макса,- понимаешь? Не,- чеканила она,- могу.
Тяжелый вздох снова сорвался с губ, сейчас было особенно тяжело, когда он был настолько рядом, что даже руку протягивать не надо. Хотелось просто раствориться и позволить себе любить, без оглядки на прошедшие осколки и жизнь. Но было нельзя.
«Нельзя» било набатом по ушам, «нельзя» крутило и выворачивало наизнанку, «нельзя» разрывало аорту, а Ева… Ева снова сглотнула.
- Я… люблю… тебя,- тихо и осторожно, пробуя каждый слог, вслушиваясь как звучит и переливается каждая буква, каждое слово, каждая эмоция, что отдается маленьким и звонким колокольчиком в голове,- Макс. Я не смогу. Я себе не прощу если потеряю тебя, если с тобой что-нибудь случится.
Какая не была «Любовь» великой силой, она же и была великой слабостью, потому что стоит лишь упасть оземь, перестать быть сойкой, сломаться и открыться и всей тьме этого мира проще добраться до твоего сердца и вырвать его под корень, оставив лишь кровоточащую рану, что мешает дышать.
Она была про вечные сумерки и вечные колокола, в маленьком городе, с тонкими переливами флейты…
А приходилось вести за собой, вскакивая на баррикады, проливая кровь во имя светлого будущего. Нет. Это было все не так, не правдою это все было. Ева никогда не была про кровь и про борьбу ради борьбы.
Где-то тихонько напевала флейта. Значит снова где-то вышел Крысолов и начал уводить всех за собой. И переливы сменились барабанной дробью, раз и четыре удара, барабаны звали на войну. Они звали всех воинов за собой и нельзя, нельзя было пройти мимо и проигнорировать его. А Ева… Ева была воином.
Do you hear the people's song?
Она осторожно поцеловала его, словно прощалась, знала что прощалась. Где-то снова звучали ее барабаны.
Поделиться1402-02-2015 16:04:05
- and now say her name
- Сообщений: 57
- Уважение: +77
- Позитив: +87
- Инфо: СТОРОНА И СТАТУС КРОВИ:
Министерство Магии; полукровка
МЕСТО РАБОТЫ:
Министерство Магии, Аврорат - Награды:
здесь должен был быть эпиграф, но я передумал,
потом я придумал искрометное ироническое посвящение,
но тоже передумал
Отрезвился я сполна, мечтания с глаз долой, и спала пелена. Сахаристый патронус, изваяние из воспоминаний и веры, клюквенные признания в любви, такие же сладкие, такие же горькие, ореховые глаза ее под темным хвостом ресниц и густые, как каштановое масло, волосы непокорной девочки – все это вдруг начало кислить, как будто, когда Ева обратилась к нему по имени и после добавила «нет». Еще она провела рукой по его волосам, и он почти вздрогнул от нежности жеста и строгости голоса. Что не так, что еще не так?
Она не хочет, чтобы он подвергался опасности. Ее сердце всегда будет болеть за него. Сейчас она неизвестно где, но скоро начнут ее искать, и если узнают что-то там про близких, дальше он немного прослушал, но, короче, она не может себе этого позволит и просит прощения. Максимилиану потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть сладкую вязкость во рту и попытаться ответить Еве, но она продолжила.
– Моя семья во Франции, Вики в Азкабане, я их сама туда отправила… - сказала она, и он бы пошутил бы «И Вики тоже?», но вышло бы не очень смешно, поэтому не стал.
Понимаешь, она не может?
– Я люблю тебя, - сказала она с многоточием между каждым из слов, но этого он не уловил, - Макс, я не смогу, я себе не прощу.
если с тобой что-нибудь случится. И поцеловала его.
– Ева, - голос звучал его тяжело, и еще тяжелее зазвучал голос деревянного стула, который Макс, отпустив Еву, резко повернул одной рукой и сел на него, приглашая рукой подругу сесть на кровать, стоявшую подле.
Медово-карамельному пришел свой конец – признания прозвучали, поцелуи скрепили дело, но этого, видимо, было недостаточно. Вернее, Макс был достаточно уверен, что теперь-то все будет хорошо, потому что он ее нашел и теперь будет рядом, что еще надо, какие еще «ямогуянемогу»? Уже же все сделано, все сказано, Ева! Впрочем, если ты хочешь разобраться – давай.
Макс достал из кармана брюк часы на цепочке, наследие благородных Жиро, очень старые, очень красивые часы, которыми юноша очень дорожил, к которым он, можно сказать, обращался в трудные минуты, доставал, открывал, долго вглядывался в бесчисленное количество тонких стрелок и маленьких звезд на циферблате. Пользоваться часами по их прямому назначения он умел с трудом, вернее, умел, но лишь меньшей частью их функций, вот и сейчас он просто достал их, просто открыл, посмотрел, будто что-то ища, закрыл и убрал в карман.
Золотистая G сверкнула в вечерних сумерках.
– Ева, я аврор. Неужели ты думаешь, что ты – единственная опасность из всех, что мне встречались и встретятся? Почему ты думаешь, что решив уберечь меня расставанием, ты сбережешь меня от всего? Или, может быть, ты думаешь, если тебя захотят найти, никто не вспомнит обо мне и Алисе? Среди тех, с кем мы учились, могут быть те, кто хочет стать его приспешниками, среди тех, кого я вижу каждый день, могут быть они, и я не поручусь, что никто из них не слышал твоего имени из моих уст. А даже если и не слышали… Я возвращаюсь к первому вопросу. Почему ты думаешь, что кроме тебя в моей жизни нет опасностей? Я понимаю, ты не хочешь быть еще одной опасностью, но поверь, это никак не уменьшает вероятности моей смерти. Я не то чтобы жалуюсь, я сам это выбрал, я просто не до конца понимаю.
Рука его машинально вновь потянулась за спасительными часами, и он достал их почти незаметно для себя, щелкнул крышкой и сжал в левой руке.
– А еще. Как ты себе представляешь это: сейчас мы расстанемся, дождемся окончания войны, а после решим снова сойтись? Ты в это веришь? Веришь, что бывает так, что люди проходят все тяготы и страдания раздельно, чтобы не навредить друг другу, а потом сходятся, как будто все, что с ними было, это выпускной бал и неделя каникул? Да как ты себе это представляешь? Напишешь мне в день окончания войны? Или ты сейчас скажешь, что потом увидим? А что мы потом увидим, если уже сейчас все ясно, чего мы хотим ждать? Дивного нового мира, в котором нам с тобой может и не найтись места? Потерять сейчас друг друга, чтобы не найти в будущем? В чем смысл? Это такая же опасность, как и быть вместе, но пострадать друг из-за друга, только в этом я хоть что-то вижу, - Макс задавал вопросы, не давая Еве ответить на них, а потом добавил еще, - я представляю, если бы моя мать сказала отцу: «Прости, я не могу себе позволить этого, я магглорожденная, а ты – чистокровный, давай от греха подальше подождем, пока у нас станут к этому нормально относиться».
За окном ударило неожиданное «ку-ку». Песен еще ненаписанных сколько осталось, кукушка, пропой.
– Бояться должно лишь того, в чем вред… - неожиданно для себя самого сказал Макс и остановился, осознав, что не знает продолжения цитаты, а знает только ее конец, - иного, что страшило бы, и нет. Или как там в этом «Гамлете» было.
Часы щелкнули еще раз.
и проч.
Грибоедов, Цой и Данте в финале, последнее простим Максу, он не учился на факультете для умных, и патриот, в итальянце англичанина признал.
Отредактировано Maximilian Giraud (02-02-2015 16:07:03)
Поделиться1508-02-2015 23:05:41
В полночь, в полночь приходи к дубу у реки.
И надень на шею ожерелье из пеньки.
Странные вещи случаются порой.
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой.
А он поставил стул и что-то там начал говорить.
Мелькнуло G на часах, и Ева резко поняла, что это было что-то очень важное. Ведь Макс никогда не пользовался ими, никогда не смотрел на часы, но вот как дань прошлому, как напоминание того, что Giraud – чистокровная фамилия, а не ее плебейское, ничего не значащее для магического мира - Ralphs, когда она не могла достать ровно такие же часы с золоченной буквой R, которые бы тоже наверняка что-то бы значили.
Как значил дракон у Хогвартса, гарпия Эйвери, и что-то там у Розье. Что было у Розье, Ева не помнила, она помнила только перстень на его руке.
И ожог, который теперь всегда будет красоваться на ее ладони. Ева провела по нему рукой, окунаясь в события двухнедельной давности.
Она помнила, как он ее разозлил, что она сама словно вспыхнула, как его палочка, незадолго до этого. Помнила, как ударила его в нос, помнила с каким остервенением била дверью его палочку, и помнила, конечно, как вызвала авроров напоследок.
– Ева, я аврор…
Ева мягко села на кровать и кинула на Макса странный взгляд. Они говорили на разных языках, и ни один не хотел уступать другому. Она могла его понять, он многое пережил, а с означало семья.
«Семья», - грустно подумала Ральфс. У нее была семья, но она была далеко. Ее семья была в стране вечной свободы, равенства и братства, а она осталась одна.
У нее были друзья, но вот у Алисы был Фрэнк, у Джастины (а как там Джастина?) Айден, а Барти и вовсе пропал после Школы. Впрочем, она тоже пропала.
У каждого был кто-то ближе.
Но семья - это всегда было что-то свое, родное, когда выживаешь стаей, когда в глотку вцепляешься лишь за упоминание Руквуда, когда сжигаешь все пламенем, когда просишь прощения за то, что случайно затрагиваешь la famille, нехотя, просто потому что так надо.
- … дивный новый мир…
которого никогда не будет, понимаешь? Ева посмотрела на Макса, а взгляд сам по себе сквозил тысячами иголок. Будет неравенство и не братство. Мы победим, чистокровные затаят месть за слишком жестокие законы. Мы проиграем, а что говорить? Можно лишь промолчать в ответ.
Ева не могла понять, почему эта война началась снова. Вон, магглам хватило войны в сороковых, они работают, принимают новые законы, живут в свободном мире и радуются своей жизни. Ее дед погиб за то, чтобы ее отец смог жить, а отец в свою очередь едва не сбежал на фронт, чтобы воевать с Геллертом Гриндевальдом, но остался, потому что его бы отец не понял, а на какой это еще войне воюет его сын, потому что сам еще был школьником, но разве его это волновало?
Его смогла отговорить Агнета, потому что победа была близка. К слову, она не ошиблась, была весна 1945 года.
А сейчас все было заново…
заново...
заново…
песок утекал сквозь пальцы, а Ева смотрела на Макса и думала, что она еще успела сделать не так.
*
- Или как там в этом «Гамлете» было.
- Не помню, я не люблю «Гамлета», - отмахнулась Ева, но не обидно, мало ли за время ее отсутствия Макс успел проникнуться Шекспиром и судьбой Гамлета на пару?
- Ты аврор, - она легко усмехнулась, распрямила плечи и упрямо посмотрела на него,- тогда почему ты не выполняешь свой долг? – ехидно поинтересовалась Ева у Макса.
Хотя могла резко встать, обдав холодом всю эту комнату, в том числе и начать придираться к словам.
Могла, но сейчас не стала этого делать.
- Шутка-минутка, - прокомментировала девушка свое поведение и улыбнулась,- Макс, я сейчас услышала все, что ты мне сказал. Про то, что я нужна тебе, - она нервно сглотнула, кинув обеспокоенный взгляд на дверь, - и про то, что нужно жить сейчас, а не когда-то там. Ты прав. Но я не могу, - Ева в этот раз говорила тихо, без совершенного и пафосного надрыва, продолжая констатировать факт, убирая лишние эмоции из этого разговора.
- Ты аврор, я беглец. Мы немного по разные стороны баррикад, - будь монетка у нее в руках, она бы подкинула ее, а потом посмотрела бы, что выпало орел или решка?
Орел всегда означал «да»; а решка сигнализировала о «нет». Хотя какая к черту была разница, если решение давно уже принято?
- Когда ты с кем-то, ты раскрываешь свою душу и от того удар всегда будет значимее… Но я думаю, что этот аргумент для тебя бесполезен. Как и долге, да?
Семья и долг, и честь, выбито где-то у каждого чистокровного аристократа на подкорке мозга. И пусть Макс был другим, тысячу раз другим, лучше всех этих аристократов вместе взятых, но от воспитания было не спрятаться, как и от крови, что текла в жилах.
А еще надо было извиниться. Написать письмо что ли? – все также насмешливо думает она.
- Тебе бы в Слизерин, Ральфс. Жаль, кровь грязная.
Сандра Фоули, бабушка Евы Ральфс, закончила Слизерин в 1928 году. Но только тсс, что кровь не такая грязная, как казалось бы.
- Ты обещал уйти, когда узнаешь правду. Тебе пора, Макс, - Ева медленно встала и открыла дверь, - рада была тебя видеть. Прости и...
Она просыпается…
просыпается…
просыпается…
- Это я, Алиса, п как пересмешница.
Проснулась.
«С как сойка»
Она видела, как он встал, и девушка замерла.
Ева вспомнила так много того, что их связывало когда-то.
Она часто перебирала воспоминания за все семь лет знакомства. Была тут и нелепая первая встреча о том, как немного хмурый Макс пошел провожать до такой чужой Башни, и о том, как они вместе учились летать, о том как он выстукивал в дверь башни, когда приходил за ней, о том...
О том, какое было время экспериментов тринадцать-четырнадцать лет. Она была такой маленькой и смешной, а ей тогда казалось, что ужасно взрослой, ведь подумать только, ей было уже целых четырнадцать лет.
Ева тепло улыбнулась.
Было очень уютно от этих маленьких кусочков воспоминаний.
- А давай поцелуемся,- как-то предложила она,- а то у нас все девчонки говорят о парнях, я больше не могу этого слушать.
Ничего не изменилось, Ева как не любила все это, так все и осталось.
Он тогда согласился, правда не сразу. А потом сказал, что это было словно он целует сестру.
Она фыркнула, но на самом деле обиделась.
Ведь Ева любила его уже тогда.
После такого разговора не оставалось ничего, как только разойтись, напоследок осторожно провести рукой по плечу или рассеянно поцеловать в лоб, словно желая удачи.
*
…а Ральфс, когда провела рукой по плечу, взяла его за правую руку и некрепко ее сжала.
А еще Ева знала наверняка, что ей хватит сил только на «пшик», не телесный патронус.
Она отпустила его.
- … прощай.
Отредактировано Eva Ralphs (23-02-2015 00:09:06)
Поделиться1619-03-2015 15:13:50
- and now say her name
- Сообщений: 57
- Уважение: +77
- Позитив: +87
- Инфо: СТОРОНА И СТАТУС КРОВИ:
Министерство Магии; полукровка
МЕСТО РАБОТЫ:
Министерство Магии, Аврорат - Награды:
no stranger would it be
[audio]http://pleer.com/tracks/68101EgPK[/audio]
Шутка вышла не очень смешной.
– Была охота твоих Лонгботтомов отмазывать, когда их за соучастие загребут, – сказал Макс, а после улыбнулся странно, – еще шутки-минутки? – тяжелый взгляд, остановившись на любимой, устало и болезненно скользнул вниз, куда-то к лодыжкам.
Коробочка маленькая, лубочная деревянная комната в скрытом в лесу домике, куда ведет канатный мостик. Он пришел сюда ни с чем, а уйдет еще с меньшем, ибо сердце его останется где-то здесь, на полу у этих тонких стоп… Ни козыря, ни запасного плана – Макс открылся Еве до конца, принес свое сердце на алтарь ее воли, теперь оно как будто ее, бери да распоряжайся, а он стоял перед ней немного потерянный, как человек через секунду после выстрела в грудь. Еще не понял, что это было, еще не успел начать умирать, но приблизился к краю пропасти и сейчас полетит вниз. Легко ли вторгнуться в кущу собственных ребер, рукой под мякоть легких залезть и оттуда достать, разорвав со всеми каналами вен и артерий, живое сердце, чтобы отдать другому. Макс не чувствовал боли – он еще не понял. Все, что он испытывал – пустота. Он все это время ей пытался доказать, что они по одну сторону, они – вместе, он рядом, а она ударила этим «По разные стороны». Мы с тобой немного по разные стороны. Немного… Усмешка мышью пробежала по его губам.
Все в мире его легко делилось на две части. Как ломаешь яблоко на две половины, как расходятся две кулисы по разные стороны сцены, как день сменяет ночь, так и все остальное двойственно. Есть завтрак, есть ужин – каждому свое время, и не ешь вечером яичницы с беконом, а с утра не пей вина; есть луна, а есть солнце – и не путай ослепительное сияние огромной звезды с каплей сияния, что попало на холодную спутницу Земли; есть добро и есть зло – одному легко притвориться другим, но истинную природу вещей не подменить иллюзией. Черный и белый лебеди отрываются от земли, снег укрывает зелень полей, вода тушит пламя – у всего две стороны, и Макс это знал, только вот не заметил, когда они оказались на противоположных берегах.
Он ощущал себя медведем в клетке. Большой и сильный, он не мог ничего, он мог только сосать лапу и скрестись о железные прутья. А она, птица певчая, птица вольная, плыла по ветру над ним, и если бы он мог, если бы только мог достать до нее мохнатой лапищей и удержать на ладони. Он смог бы. Он защитил бы, пригрел, сберег, но она сама того не желала.
Она не могла. Она его услышала. Она его приняла. Ну что ж…
– Не можешь, – немного отстраненно сказал он, – или не хочешь?
Но будь по-твоему.
Ева что-то еще сказала про аргументы и их бесполезность, и Макс еще в большем недоумении посмотрел на нее. Как и долг?..
– А при чем тут долг? – переспросил он ее, а сам потянулся к двери. Ему казалось, что он будто немного шатается, но, скорее всего, это качался весь мир. Вдруг ее рука оказалась на его плече, стекла вниз и неожиданно крепко сжала, и он сжал ее в ответ, сжал машинально, рассеянно, чувственно, и если бы она еще не знала о его чувствах, то после этого прикосновения поняла ровно все.
– «Прощай», значит? – невесело улыбнулся он ее последнему слову, – если будет нужна помощь, только скажи. Если вдруг передумаешь – пойдем в Аврорат, там ты расскажешь, что видела, что с тобой произошло. Ты ничего страшного не совершила и будешь защищена. И не смей больше уходить воевать в одиночку, Ева, потому что, когда ты вернешься, нас уже может не быть. Мы можем умереть с тоски или уехать к Карибскому морю, – еще более невеселая улыбка перерезала лицо, – мой черед шуток-минуток.
Я все равно никуда не уйду. Я всегда буду знать, что с тобой. Я заставлю Алису мне рассказывать об этом, а если не ее, то Фрэнка. А если не заставлю – вернусь, и если ты снова уйдешь – берегись.
Отредактировано Maximilian Giraud (19-03-2015 15:14:59)
Поделиться1723-03-2015 10:19:54
У каждого человека внутри существует предел.
Я не училась летать, я не птица - я просто, как пух, легка.
Не удержаться, не остановиться, не зацепиться за твердь,
Я не умею писать эти песни - просто твоя строка
Вскрыла мне вены и вышла на свет сама.
- Неважно. Не могу позволить себе быть слабой. Нет, ты не сможешь меня убедить в том, что я не буду таковой.
Когда он в ответ сжал ее руку, у Евы появилось такое чувство, словно тепло разлилось по всей ее душе. Это явно читалось в глазах, в ответном жесте, вся она словно светилась этим. Ева так хотела сказать, постой, прости меня, давай начнем этот разговор сначала, я не хочу, чтобы ты уходил, я хочу, чтобы мы прошли рядом этот путь, не оставляй меня одну во мраке, держи меня за руку, долго, пожалуйста, крепко держи меня, я не пожалуюсь.
Она сделала шаг, как он сказал…
Я не умею любить так безбожно, падать, закрыв глаза,
Так безнадежно, так неосторожно, грудью на острие,
Тысячелетней ягоды солнце, плачут мои образа,
А тело смеется - мне так хорошо с тобой.
- Аврорат? Макс, ты издеваешься серьезно? Я приду и меня посадят, очнись! Или, хуже того, убьют, а я еще жить хочу. Эта продажная система помогает лишь элите нашего общества, к которой я не отношусь! Я не виню тебя, но давай посмотрим, правде в глаза. Моя сестра за решеткой, а тот, кто виноват, разгуливает на свободе. Эйвери на свободе, хотя, казалось бы, доказательства были неопровержимы. Мне продолжать разрушать твой мир, или ты сам в состоянии открыть пару дел и снять розовые очки? Хочешь меня защитить? Пожалуйста. Меня пыталась убить Алекто Кэрроу, впрочем, у моих Лонгботтомов, как ты сказал, есть на нее планы, поэтому, пожалуйста, поинтересуйся ее дальнейшей судьбой. И да… - она подняла на него упрямый взгляд, - до меня будет пытаться добраться Эван Розье. Наверняка ты такого помнишь, я рассказывала о нем в школе. И наверняка ты знаешь, что именно он видел меня последней перед тем, как я пропала. Также ты знаешь, что именно случилось, если нет, ты в состоянии открыть личное дело. Остальное знают мои Лонгботтомы. Удачи, - кинула Ева напоследок и хлопнула дверью.
Она умерла оттого, что хотела любви без меры и без предела,
она упала оттого, что летела, и тело её уже не тело,
она замолчала оттого, что не пела, а говорить она не умела,
вся в белом, белее снега и мела, она шагнула вперёд так смело -
Она сделала шаг и села на пол, прислонившись спиной к стене и закрыла лицо руками.
Что я наделала?
Сломала. Разрушила то единственное светлое, что оставалось в ее беспросветном мраке. Она зарыла пальцы в своих волосах и постоянно продолжала легонько себя дергать за них, словно хотела очнуться от этого дурного сна. Она так ждала, так надеялась, так верила, чтобы вот так с легкостью кинуть "Удачи" напоследок, подтолкнуть к обрыву, а потом отойти в сторону и наблюдать за падением.
Язык мой - враг мой.
- Алиса. Где моя Алиса? - тихо, словно маленький зашуганный зверек, девушка сейчас надеялась, что подруга обязательно найдет ее сейчас, обнимет и будет рядом, чтобы поддержать в этот час. Услышав открытую дверь и почувствовав теплые руки, Ева успокоилась и тихо выдохнула.
- Спасибо. Всегда должен быть кто-то рядом. Зримо и незримо, помогая нести груз ответственности, потому что иначе рано или поздно что-то надломится, сломается, и ты упадешь. Как я сейчас... Как перестала быть сойкой и волком стала, санитаром леса, так говорят. Диким, но все равно в стае, как я слышала. Я не одна. И ты не один. Никто не должен оставаться один. Человеку нужен человек.
Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.
Поделиться1830-04-2015 18:36:02
- and now say her name
- Сообщений: 57
- Уважение: +77
- Позитив: +87
- Инфо: СТОРОНА И СТАТУС КРОВИ:
Министерство Магии; полукровка
МЕСТО РАБОТЫ:
Министерство Магии, Аврорат - Награды:
Hope Of Deliverance
When the door closed with a loud bang, Max found himself feeling not neither angry nor sad, but lost. He was totally dispossessed and lost, like the boy from the tale. It says, all the lost boys go to Neverland and never come back to their darling sisters and mothers, who keep waiting them for ages. Some of the boys are lucky to have Wendy Darling.
Maximilian Giraud had nothing but the cracking pain inside his chest. It was hurting, getting close to the emptiness in the place where his heart must have been. His heart was left on the floor beneath her. He gave his heart to his Wendy Darling. She was the only who could guide him home from that middle of nowhere. She was his Wendy Darling. She was his Beatrice and Juliet. She was his Odette, Cinderella and Bonnie.
She was his Eva. All goes back to the start. Ashes to ashes, bone to bone, heart to heart. She was his Eva, though he was not sure, if he was her Adam. She said she loved him. Was she his Isolde to cross the world for him under the light white sail? She told him to go away. Would she ask him to come to the tree in time of need?
Eva – all was hidden in this word and yet no one knows the meaning of this old name that had been born before the time started. They say it means she gives life, but does she? Max loved Eva. Max couldn`t read her.
It seemed as if she started crying. Max closed to the door again and touched it but failed to come into the room, because he was feared to make everything even worse. Did he hurt her? Oh, sure he did. If it hadn`t been for him, she would not have started weeping. And what was his mistake?
Suddenly he heard someone`s quiet steps and the girl`s voice. Oh, Toto, it seems we are not in Neverland anymore.
“What happened? I`ve heard the door bang, haven`t I?” That was Alice. He had almost forgotten about her, but his sweet wooden box in the deep green forest was still Longbottom`s house, so he was in Wonderland.
“I wonder, how you heard us”, said Max a bit rudely.
“Come on, there was no need to stay near the door. I was hiding under the bed. Surprised that you haven`t noticed”, answered Alice and closed came nearer. “she is crying, isn`t she?”
Her eyes rolled.
“What have you done, Max!”
And she disappeared after behind the wall between the two worlds. Obviously, Max was expecting this demonstration of solidarity. Alice was a friend to of Eva, and no one could ever took her place.
“Oh my sweet girl… Don` cry. Shall I make you some tea? I`ve got a piece of a lemon pie for you. Please, Eva, all the boys are idiots. I won`t leave you.”
Alice won`t leave her. Max won`t leave her. Won`t Eva leave them?
As Max got far from that room and went to the stairs, he could hardly hear their voices. He was had no idea what to do. The stairs met him with a cracking sound. Frank was sitting on the sofa.
“Hi. Sorry for troubling you”, he said and came to the other door headed for the front door?, “Please, keep in touch and don`t lose her. Tell her I will come back.”
Tell her I love her.
***
Let it be.
Отчего-то Макс не дождался ответа Фрэнка и неуверенно махнул рукой в знак не то прощания, не то собственной обреченности, а после вышел наружу. Могучий лес встретил его волной свежего воздуха и трелью птичьего пения. Макс не знал, что это за птица, но решил, что это сойка-пересмешница; та поприветствовала его и благословила своей нежной песнью, и Макс стоял под кронами великих деревьев, слушая, как бегут ручьи музыки по стволам дубов, чтобы дотечь до него и лечь у его ног. Может быть, из окна Фрэнк Лонгботтом мог видеть, как его коллега стоит снаружи и не шевелится, будто не решаясь спугнуть ту, что озарила его вечер неожиданной песнью. То был добрый знак или предупреждение?
I`ll find the way.
Макс не знал. Не знал он и того, что грядет дальше, не знал он, как подступиться к Еве, не знал, что ей надо, чем ее защитить, что ей дать, как вернуть, не знал, ничего не знал и только в растерянности, как потерянный мальчик, стоял в лесу, слушая птичье пение в надежде что-то понять и тут же предпринять. Но все хранили молчание и никто не давал Максу и шанса. На душе горчило, он как будто надышался дыма и никак не мог избавиться от паленого ощущения какой-то потери. Она призналась ему в любви. Она оттолкнула его. Он любил ее.
Are you, are you coming to the tree?
Отредактировано Maximilian Giraud (30-04-2015 18:39:45)
Тема закрыта
Страница: 1
