Полулёжа на диване в гостиной Лестрейндж-холла, леди Беллатрикс задумчиво разглядывала Метку. Змея жила... Жила на её руке, жила в её сердце, в её мыслях и в её глазах... Метка стала не просто средством связи, не просто знаком, объединяющим и подчиняющим. Сама Беллатрикс змеёй никогда не была, не струилась изящно по жизни, внезапно жаля, скорее укушенная тигрица, обезумевшая от боли, от проникшего яда, заменившего кровь и бегущего теперь по венам. Источником жизни стала для неё Метка, без неё Беллатрикс не видела себя, не представляла. Метка была Его даром, Его проклятием и Его печатью. Связывала, соединяла, призывала. Самый вид её действовал на леди Лестрейндж - при взгляде на предплечье в ней закипала ненависть, ярость, желание уничтожить тех, кто встанет на пути Лорда.
Беллатрикс прикрыла глаза, всё ещё видя перед собой извивающуюся змею. Та ползла, приближаясь, шипя, обнажая ядовитые зубы... Глухое рычание вырвалось из груди женщины, она резко открыла глаза. Боль, всегда настигающая внезапно, струилась по предплечью, призывая.
Привыкнув немедленно откликаться на зов Повелителя, Беллатрикс не раздумывая трансгрессировала к воротам Малфой-мэнора. Когда она вошла в гостиную, никого, кроме Лорда, там не было. Она прибыла первой, или больше никого не предполагалось? Это скоро выяснится и так, а вопросы Повелителю не задают, Ему отвечают. Леди Лестрейндж склонилась перед Лордом.

Отредактировано Bellatrix Lestrange (04-04-2013 00:57:12)

Я отрекусь, от всех отрекусь,
Это наши крайние меры...
Лорд был недоволен. По Его лицу ничего нельзя было прочесть, да Беллатрикс и не стала бы - слишком опасно, слишком сложно, да и бессмысленно. Если есть причина для недовольства, то скоро она будет корчиться у Его ног. Сейчас же ненависть и тревога наполняли комнату. Комнату дома, где жила её сестра, человек одной с ней крови, комнату, где принимали друзей, родственников, близких... Дом, где жила семья, где жила одна из Блэков, наполнился чужой ненавистью. И этот чужой - сам Тёмный Лорд. Беллатрикс с радостью предоставила бы в Его распоряжение Лестрейндж-холл, но Он выбрал дом сестры. Сестра должна бы гордиться такой честью.
Лорд наконец посмотрел на леди Лестрейндж.
- Добрый день, Беллатриса.
Она выпрямилась и подошла чуть ближе.
- Я ждал, что ты явишься первой, и к твоей чести, ты не подвела меня.
- Я бы не осмелилась, мой Лорд. Я явилась сразу, как только почувствовала ваш зов.
Лорд внимательно смотрел ей в лицо, изучая, желая увидеть в нём что-то... Но Беллатрикс спокойно ожидала продолжения разговора. Если Он ждал её первой, значит, ему есть что сказать.
- У меня к тебе есть разговор. Потому располагайся.
Женщина не тронулась с места, лишь наклонила голову, благодаря. Домовик принёс поднос, прикрытый салфеткой. Видимо, разговор будет об этом. Беллатрикс взглянула на поднос.
- Тебе, должно быть, интересно, Белла, что там?
Лорд убрал салфетку, и Беллатрикс увидела медальон и записку. Инициалы Р. А. Б. показались знакомыми, как и почерк. Это она увидела, едва взглянув на листок. Медальон же она взяла в руки и внимательно осмотрела. Она не выразила ни удивления, ни возмущения. Так смотрят на совершенно незнакомую, или, наоборот, давно знакомую вещь. Можно было подумать, что ничего иного она и не ожидала увидеть.
- Посмотри на меня, Беллатриса. Знакома ли тебе эта вещица?
Беллатрикс посмотрела Лорду в глаза. Лгать бесполезно. Он всё знает лучше, чем она.
- Да, мой Лорд. Я узнала медальон и инициалы. И то, и другое принадлежит Регулусу Арктурусу Блэку.
Она не сказала "моему брату", даже кузеном его не назвала. И никому не известно, как тяжело сошла с её губ фамилия. Она произнесла это твёрдо, не опуская головы, как произносят отречение, когда уверены во вновь выбранном пути.

Деревья меняют листья,
Змеи меняют кожу.
Приходит циклон, и ветер
Меняет свое направление.
Как плавно перетекают
Друг в друга зыбкие формы.
Похоже, ты и не заметил,
Как совершил отречение...
Лорду доставляло удовольствие подчёркивать родство Беллатрикс и предателя. Предатель - именно так звучало теперь имя кузена в мыслях. Он предал не только Лорда, он предал всю семью, всё древо до последнего листочка. Не только Блэков, но и Лестрейнджей, Малфоев, Розье... Всех, кто хоть как-то с ними связан. Предал на позор и мучения, на смерть и поражение. Предал её. Она верила ему, она любила его, как родного брата.
- Присядь же. Или ты собралась смотреть на меня сверху вниз?
Беллатрикс молча села. Она не допустит позора. Он знал, на что шёл, он был готов. Он умрёт, умрёт долгой, мучительной смертью, смертью предателя. Лорд об этом позаботится, да и она сама поможет это устроить.
– Но ты ошибаешься, Беллатрикс. Медальон принадлежит мне, это доказательство родства с самим Салазаром Слизерином… Принадлежал бы, будь с ним все в порядке.
- Я никогда не видела медальона Слизерина, Господин, и не ожидала увидеть. Поэтому не узнала его сразу.
– Твой родственник приложил руку только к этому, - Лорд указал на записку. - Достойная семья, чистая кровь, великая магическая сила… Мои верные друзья и помощники. И гнилой побег на мощном стволе. Поведай, Белла, что делают с заболевшим деревом?
Лорд встал и подошёл к Беллатрикс. Он стоял и смотрел на неё сверху вниз, в то время как она, подняв на него глаза, говорила твёрдо и чётко:
- Заболевший побег отсекают, мой Лорд. Отсекают как можно скорее, и прижигают рану. А саму больную ветвь сжигают, чтобы не распространилась зараза.
Женщина уже видела, как горит гнилая ветвь древа Блэков. Горит в мучениях, сжигаемый изнутри собственным предательством. Не без помощи Лестрейндж, конечно. Рану надо прижечь, а самая большая рана будет у неё.

Отредактировано Bellatrix Lestrange (24-05-2013 13:12:09)

Брат, брат, брат... Кровь звала её, та кровь, что текла в его жилах, та же кровь, что сейчас отхлынула от её сердца. Регулус Арктурус Блэк. Истинный Блэк, по матери и по отцу, чистокровнейший из благороднейшего семейства. Как и его брат... И такой же отступник. Предатель.
Регулус был её любимым братом, хоть и младшим, но разделявшим её мысли, взгляды... Он был гордостью и надеждой всего рода, её гордостью! Она забывала, что они всего лишь кузены, он был роднее, чем сёстры, они действительно были одной крови.
А сейчас он стал её позором, её мучением, её наказанием. У неё на глазах один из Блэков корчился от боли, от направленной на него ненависти. Он предал Лорда, предал её, предал род.
— Смотри на него. Запомни его таким. Запомни позор вашей семьи. Больше тебе не представится шанса свидеться с родственником!
Беллатрикс и так смотрела, не отводя глаз. Юноша был в забытьи, а ей так хотелось поймать его взгляд. Что она надеялась там увидеть - она не знала. Она смотрела на него и старалась перестать видеть в нём брата. Увидеть в нём предателя, опозорившего семью, забывшего свой долг...
Это он, он повинен в том, что она сейчас видит перед собой его, своего брата, в таком виде, он повинен в том, что сейчас она будет его пытать, что их род будет опозорен и погибнет! Кровь ударила в голову Беллатрикс, пальцы сжали палочку, она заскрежетала зубами, едва сдерживая себя, губы скривились, готовые произнести заклинание.
— Изволь приступать, раз явилась. Не жди помощи.
— Crucio!
Беллатрикс наслаждалась его страданиями. Она желала передать ему с заклинанием все чувства, которые испытала, узнав о предательстве. Всё, что она не показала даже Лорду, спрятав в глубине души - страх, стыд, разочарование, непонимание, боль... Смертельную боль.
А ещё ей хотелось видеть, как он будет умирать. Сумеет ли он хотя бы умереть достойно, как истинный Блэк? Выбрав путь, пусть и ложный, сумеет ли он пройти его до конца, не опозорив семью своей смертью, как опозорил жизнью?
Рука, держащая палочку, дрожала, но скорее от напряжения. Всё новые и новые волны боли отправлялись к Регулусу из... нет, не из палочки, из самого сердца Беллатрикс Лестрейндж. Сама она неотрывно смотрела в его лицо, не то запоминая, не то ожидая увидеть что-то.

Небо, такое ясное и светлое весь день, стало тускнеть. Пьянящие запахи цветов заползали в комнату сквозь широко открытое окно. Вместо солнечных полос на деревянном полу уже пролегли тягучие тени. Ночь тихо подкрадывалась к дому доктора Энгеля. В прозрачно-чистом стеклянном храме бабочка заснула под тяжестью эфирных покрывал. Попадёшь под стекло.* Генри улыбнулся сам себе; не отводя взгляда от длинных узких крылышек, доктор взмахнул палочкой, и в белом стекле настольной лампы заметался яркий огонёк. Ethmia Pyrausta – так звали эту темнокрылую красавицу. Лет с пятнадцати Генри мечтал о ней, натолкнувшись однажды на её описание, впитавшееся в жёлтые гофмановские страницы. Теперь она была полностью в его власти. Острая длинная энтомологическая булавка, воздушная полоска кальки – всё было готово. Бабочка спала под эфиром, и снились ей эфирные бабочкины сны. Интересно, что маггловский старичок Фрейд сказал бы по поводу таких насекомьих сновидений? Ах, как Тед любил рассказывать об этом чудо-психологе, очередной светлой голове немецкой нации! Как он мечтал стать равным учёному старику! Что ж, теперь их положение мало чем отличается: оба в деревянном ящике, оба мертвы и – какая жалость! – никогда больше не увидят ничьих снов. Однако время не прощает нам опозданий, а на небо и леса за окном неумолимо опускалась темнота. Генри хотел закончить с этим сегодня же. Он потянулся к булавке, чтобы пронзить ею хрупкое тельце, как вдруг его собственную руку пронзила тягучая боль. Она расползалась по предплечью, густая, жгучая. И смотреть было не нужно – он звал.
Генри поднялся из-за стола, задев взглядом крылатую красавицу, его глаза невольно пробежались по столу, собирая доказательства препарирования, которому сегодня так и не суждено было, видимо, произойти. Во взгляде его, впрочем, не было сожаления. Он позаботится о своей мёртвой невесте завтра, сейчас его зовут более важные дела. Несколько лёгких движений руки, и вот уже окно закрыто, огонёк в настольной лампе заснул, а драгоценная бабочка переместилась в старый резной сундучок.
Погружённая в сумрак комната. Плотно закрытая дверь. Палочка на уровне опущенной руки, чтобы за секунду можно было достать. Генри быстро сбежал по деревянной винтовой лестнице. В прихожей царила полутьма, как и во всех остальных комнатах дома, кроме гостиной. Яркая полоска каминного света, падавшая через проход открытой двери, словно разрезала прихожую на две половины. Лия свернулась в клубочек в плетёном кресле около камина, она читала книгу, и длинные чёрные волосы были разбросаны по белым плечам. Видимо, она слышала шаги Генри. Когда он показался в дверном проёме, Лия широко улыбалась, но эта улыбка мгновенно угасла, стоило ей взглянуть на серьёзное выражение лица дяди.
– Я должен идти, Лия. Не жди меня, – спокойно и ясно сказал Генри. Лия понимающе кивнула, хотя от доктора не укрылась тень грусти на её лице. Пусть так. Этот разговор мы оставим до завтра.
– Я провожу тебя, – так же спокойно ответила девушка. Она поднялась из кресла, отложив в сторону книгу. Генри не стал ждать, в этот момент он был уже у двери.
Молча они дошли до самых железных ворот; воздух кричал запахом ели. Генри открыл магический замок и собирался выйти, когда тёплая осторожная рука легла ему на плечо. Он обернулся, Лия смотрела ему в лицо, и взгляд её был очень встревожен. Было видно, что она борется с собой. Хочет сказать что-то, но не может. Генри вопросительно приподнял брови, чуть отстраняясь от девочки, давая тем самым понять, что у него нет времени на ожидание.
– Береги себя, – два слова, сказанные против воли, в минуту волнения; сказанные совершенно искренне. И всё то же выражение лица. Вот уже два месяца она живёт дома, и оба этих месяца провожает его с этой тревогой. Сколько раз они говорили об этом, да, видно, всё не впрок.
Генри с явным неодобрением покачал головой. Потом сквозь его хмурость прорвалась небольшая улыбка. Правой рукой он обнял Лию, она прижалась к нему точно так же, как всегда прижималась Рози. Лия стала для него больше, чем племянница, – она стала родной дочерью. Генри поцеловал её в макушку головы, в волосы, как в детстве. На этот раз улыбка показалась и на её лице.
– Девочка моя, ты слишком чувствительна, – ещё раз покачал головой Генри, – но оставим это до завтра.
Шагнув за ворота, он повернулся на носках и трансгрессировал. Секунда – и вот перед ним возвышается Малфой-Мэнор. Быстрыми ровными шагами он за пару минут преодолел расстояние, отделявшее его от тяжёлых дверей гостиной. Вот уже он стоял прямо перед ними – толкнуть, переступить порог, и ожиданию конец. Сомнений не было, это был его путь. Генри толкнул дверь и вошёл в комнату.
Быстрый взгляд пробежал по гостиной, по её пустым креслам, по лицам тех немногих, кто так быстро откликнулся на зов: удивлённый Люциус, напряжённая Беллатрикс, сжавшаяся тёмная фигура на полу – то ли человек, то ли тень человека. Или я тени принимаю за тела? Фигура едва заметно качнулась, и на какой-то миг из тёмной груды выплыло лицо. Блэк? Да, он и есть. Воздух в гостиной трещал от напряжения. Нет, это было не обычное собрание. Что-то случилось, что-то произошло. Но что? Совсем рядом с Блэком стоял Тёмный Лорд, его длинная тень чёрной змеёй накрывала сжавшегося Регулуса. Генри перевёл взгляд на Лорда, пытаясь поймать его взгляд. Всё, что произошло здесь, можно было объяснить и без слов.
– Милорд.
Полувопрос, полупоклон. Генри не отводил глаз от его лица. Один взгляд Лорда может объяснить всё. Если он сочтёт нужным.

Отредактировано Henry Engele (15-07-2013 15:43:43)

Укрытие Питера --->
Хлопок трансгресии прозвучал оглушительно в тишине, плотно окутавшей пространство, в которое перемещение занесло Питера Петтигрю. Юноша, слабо охнув, сел на землю, оглядываясь кругом. Медальон дал ему передышку, на короткое время позволив распоряжаться самим собой. Питер не стал пользоваться подачкой клятой бирюльки, чтобы пытаться трансгрессировать обратно, в свое убежище, зная уже, что этого ему не позволят. Все, что шло вразрез с неведомым желанием вещицы, каралось физическим воздействием – он безразлично взглянул на свои обожженные ладони, едва прикоснулся к опоясывающему шею красному следу от ожога – вещь тянула его куда-то, не позволяя снять себя. Порвать цепочку Питер тоже не смог, в результате его стараний только помутилось сознание. Любое прикосновение к раскалившейся вещи отдавалось болью в пальцах. В порыве отчаяния юноша даже хотел перегрызть цепочку медальона зубами, безумный, алогичный способ, но голос в голове вкрадчиво прошептал, что Пит вряд ли хочет лишиться челюстей и языка одновременно. Вот потому сейчас юноша просто сел, сгорбившись, как немощный старик, позволив внутренним органам вернуться на положенное в организме место. После почти принудительного перемещения Петтигрю не чувствовал себя – собой.
Выяснилось, что он оказался во внутреннем дворе дома, виденного во сне. Величественное здание возвышалось над ним торжественной громадой неизвестности. Вряд ли меня здесь ждут в гости, – инстинктивно сжавшись, Хвост подумал, что в любую минуту его могут разорвать в клочья свирепые псы, огнедышащие драконы и прочие неведомые твари, призванные охранять этот благородный дом. Несомненно, здесь жили люди не обычного происхождения, все вокруг буквально кричало об этом. Аристократия и все дела, – невесело ухмыльнулся Пит. Неуютная тишина давила на Питера, незаметно для себя он стал что-то очень тихо напевать, только бы не сидеть в этом угрожающем молчании. Они же маги, – свежая мысль об обитателях дома, – значит, меня просто поразит некое заклинание. Не отказался бы от такой смерти. – Подобные размышления юноша теперь не считал странными и страшными. Ночью ему снился этот дом. Он знал, что должен войти в него и открыть дверь одной из комнат. Медальон тянул туда, сказав, что анимаг не посмеет сопротивляться, но он посмел: пытался проснуться, силился открыть глаза, отбросив прочь образ особняка. Питер буквально выпал из сна, очнувшись в холодном поту в своем укрытии, куда в виде крысы прибежал после постыдного превращения Джеймса в отвратительное создание, а еще... А еще после того, как упустил пленницу, целовал Лили...
Но он не ожидал, что воля медальона окажется сильнее его воли. Половину дня Питер, ослабший и в отвратительном настроении, боролся с непреодолимой необходимостью перенестись туда, куда приказывал ему артефакт. Образ особняка, а потом и комнат, ярко рисовался в его измученном сознании. Медальон рвался и тянулся туда, причиняя сильную боль тому, кто его носил. Сколько темнейшей магии было заложено в украшении, Пит мог только догадываться. А потом он сдался, проклиная свою слабую волю, сдался, закрыв глаза и позволив картинке из мозга вспыхнуть под горевшими веками. Благодаря медальону аврор и не сомневался, что все получится, тот просто не оставлял места сомнениям в мыслях Питера.
...Но время шло, никакие гром и молния не поражали Петтигрю с небес за вторжение на чужую территорию, а мерзкая гадость на его шее вновь начала подрагивать, пробуждаясь. – Видимо, мне пора, – не дожидаясь новой порции ожогов и ментального воздействия, парень медленно поднялся на ноги и двинулся в сторону входа. Теперь уже будь что будет.

Отредактировано Peter Pettigrew (20-07-2013 22:47:13)

Путь от входа в особняк и до комнаты, в которую его вел медальон, не отложился в памяти Петтигрю совершенно. Кажется, он шел коридорами между стенами, увешанными портретами, поднимался по лестнице, все время поворачивал вправо-влево… Наверное, если ему будет дозволено возвращаться обратно живым, самостоятельно дороги он не найдет. Настроили закоулков, темных, пыльных углов понаставили. С каждым шагом медальон на шее пульсировал все сильнее, Питер почти задыхался, но силы его не иссякали – пока крестраж у него, и непонятная цель не достигнута, организм будет функционировать по сказочному велению предмета. А дальше уж – отработанный материал используется по второму разу, но с меньшим коэффициентом полезного действия, либо уничтожается за непригодностью. Размышлять о себе как о куске мяса, отстраненно, оказалось очень легко, следуя причудливыми коридорами этого дома.
Однако, открыв дверь нужной комнаты, будто подсвеченной изнутри синим цветом (визуальная иллюзия? Навряд ли дверь действительно была синей), и входя внутрь, Пит понял, что он еще способен чувствовать. Даже поражаться в какой-то мере. Затемненная комната оказалась полна Пожирателей Смерти – как их не узнать? – чему невозможно было не обрадоваться. Такое везение, такое везение!.. Угодить прямиком на сборище темных магов-убийц, несомненно, не всякому аврору доводилось. Шансы попасть на сборище, возглавляемое самим Великим и Ужасным Волшебником страны Оз, простите, бывшим Томом Реддлом, сводились к нулю, тем не менее, Петтигрю и это сумел.
Делая вид, что никого не замечает, юноша, влекомый крестражем, приблизился к самой зловещей фигуре из присутствующих здесь. Волдеморт внушал страх и ужас, но Питер осознавал собственные ощущения, как если бы смотрел на себя со стороны через мутное стекло. Не все ли равно, что сейчас с ним сделают? Хуже может быть боль, смерть, но Хвост этого не боялся. Кинув мимолетный взгляд на человека, корчащегося посреди комнаты, который показался ему смутно знакомым, аврор остановился прямо перед тем, по чьему приказу совершались самые ужасные и кровавые преступления в магической Британии и, посмотрев ему прямо в глаза, вдруг почувствовал сильнейшую боль в груди. Упасть ему не дали; в помещении по-прежнему царила напряженная атмосфера. А Питер, обратив взгляд немного в сторону, увидел ту Пожирательницу, с которой несколько месяцев назад имел разговор на скале. …В следующей жизни ты посочувствуешь мне, она начнётся скорее, чем тебе кажется, и чем ты хочешь думать. А я посочувствую тебе. Потому что ты будешь в этом нуждаться, поверь мне хоть в этом… Она была права. Эта сумасшедшая оказалась права, черт ее возьми.
Боль не отпускала. Волдеморт что-то говорил, давал распоряжения своим цепным псам, среди которых Питер без толики удивления узрел не только Северуса Снейпа, но и еще несколько знакомых по Министерству Магии чиновничьих лиц. Какой был бы улов для Грюма… Он не слушал, не воспринимал, что происходит, ему не была интересна реакция тех, кто в свою очередь тоже узнал его. В вертикальном положении его удерживала магия, медальон рвался с шеи, как вполне разумный и одушевленный предмет, нехорошие предчувствия темными тенями заползали в душу. Попытка трезво оценить происходящее, насколько было возможно, принесла неутешительные выводы: похоже, этот дом принадлежал кому-то из Упивающихся, служил прекрасным укрытием для Волдеморта и его прислужников, а он появился в разгар некой экзекуции над телом, провинившимся в чем-то. Но отчего-то явление Питера перед совсем не честным народом оказалось для Реддла важнее пыток и прочего. В очередной раз впившись взглядом в вещицу на шее Петтигрю, он резко повернулся и прошествовал в смежную комнату, куда юношу тут же потянуло магнитом. Еле переставляя ноги, парень проследовал за магом, оказалось, что в библиотеку. Величественные стеллажи ровными рядами тянулись от пола до потолка, но это все, что успел разглядеть Питер. Едва дверь за ними захлопнулась, колени его подогнулись, и он с силой упал на пол. Огненный цветок в груди разгорелся с новой силой, Пит застонал сквозь сжатые зубы, схватился за цепочку медальона в попытке снять и отшвырнуть предмет от себя. Тщетно. Волдеморт приблизился к нему, неспешно, словно раздумывая, с чего начать дружескую беседу, и склонился над жалкой фигуркой аврора.

Отредактировано Peter Pettigrew (30-07-2013 20:07:29)

Оставь надежду всяк сюда входящий
Последний стих надписи над воротами в ад (Данте, "Ад", III, 9)

Оставь надежду всяк сюда входящий. Эти слова должны были быть начертаны и над входом в холодные чертоги Малфой-Мэнора. Оставь за порогом все то, что согревало твое сердце, что заставляло чувствовать себя живым. Здесь лишь только боль обозначает твое присутствие в этом мире. А значит, следует очерстветь сердцем, окаменеть, прежде времени сойти в могилу, чтобы пережить это страдание. Чем более сближались Снейп и величественное здание, тем больший холод воцарялся в сердце юноши и тем слабее становилась боль, причиняемая Темной меткой. Здесь не было живых людей.

Северус миновал холл, лестницу и ступил в гостиную, как ему казалось, уже совладав со своими чувствами. Разумеется, каждый визит - это была прогулка по краю бездны, это было свидание со смертью, но к этому, пожалуй, можно было привыкнуть. Невозможно страху угнетать без конца, однажды его жало притупляется. Короткий поклон владыке царства мертвых. Выпрямиться - глядя прямо перед собой. Чувствовать их стоящими рядом - лорда Малфоя с лицом-маской и леди Малфой с призрачной белизной ее кожи и волос - тоже неживых, тоже являющихся лишь тенью самих себя. Знать, что теней намного больше - Руквуд, Малсибер, Трэверс, Гойл, Блэки... И единственная фигура, чья боль выдавала ее инородность обстановке. Человек, в котором еще билось настоящее сердце и кровь струилась по жилам, готовая яростно плеснуть наружу при первой же нанесенной ране.
...
Неужели... Поттер?
Эта мысль, столь невероятная и абсурдная еще вчера, сегодня казалась до ужаса реальной. Это было бы таким логичным, таким фатальным завершением дня, в котором уже столько всего произошло... Но на счастье Снейпа он не успел впустить в свое сознание большего - образов и следующих за ними чувств, потому что человек дернулся и был узнан.
...
Регулус?!
Нельзя сказать, что подобная перемена как-то благотворно сказалась на сдержанности Северуса. Но все же его недоумение было бы много понятней Лорду, если бы тот вздумал почитать мысли своего слуги, чем все то, что приносили с собой воспоминания о Лили.
Но что, что, черт возьми, могло приключиться за это время такого, чтобы ты... ты умирал на глазах у всех?
Северус сверлил глазами лежащего, не в силах уместить в голове, что вот так может завершиться для младшего Блэка его служение. Служение, в котором он столько принял на себя, со столькими ужасами познакомился лично... Ведь только вчера они вырвались из цепких пальцев Лабиринта, только вчера смотрели в лица друг друга, чувствуя одно и то же - вкус свободы. А теперь он лежит здесь, у ног Беллатрикс, чтобы, несомненно, пережить самое грозное приключение в своей жизни - дорогу в мир иной.
...
И Темный Лорд заговорил. В этом были его милосердие и его пытка одновременно. Приоткрывая завесу тайны, он не давал никому постичь ее до конца. Речь шла о предательстве, но бог весть, когда Регулус успел бы сделать что-либо настолько скверное для Темного Лорда. Ум отказывался участвовать в бесполезном предприятии - переборе возможных вариантов. Проще было стоять и слушать, вылавливая из сплетений фраз какие-то крупицы смысла.
Мне так жаль...
Если бы я мог прекратить твои страдания...
Как славно было бы очнуться и понять, что это всего лишь наваждение Лабиринта...
Эти мысли, не облачаясь словами, плыли внутри Северуса - смутными, болезненными чувствами. Потому что он успел начать привязываться к юноше. Позволил себе поверить в искренность расположения Регулуса и даже простить ему невольное соучастие в той дурной шутке. А это было очень, очень много. Но, видно, не судьба была Снейпу в этот вечер предаться опасным переживаниям. Всякий раз, когда его самообладание ослабевало, случалось что-то новое... На этот раз тишину нарушил звук отворяемых дверей и нетвердые шаги вновь прибывшего. Гость поднял на Волдеморта свое измученное, почти лишенное выражения, лицо - и Снейп прикусил язык, подавляя возглас "Петтигрю?!".
Это уже было слишком. Это было слишком для одного маленького, обычного дня, где стрелки отмеряли привычно два раза по 12 часов. Одна загадка сменялась другой: Темный Лорд не задал ни единого вопроса Питеру, как если бы знал причину его появления. И, подумать только, эта причина была важнее, чем казнь предателя.
- Северус!
Собственное имя заставило Снейпа собраться и слушать очень внимательно. Право слово, надо было пожалеть этот день и не добавлять к нему еще и собственный труп.
- Да, мой Лорд, - коротко и внятно ответствовал Северус, принимая возложенные на него обязательства. Достав волшебную палочку, он встал подле Регулуса, и на какой-то короткий миг ему показалось, что он убьет каждого, кто посмеет еще причинить ему боль. А впрочем никто и не посмел бы, раз приказ Лорда был оставаться на своих местах, хранить молчание и не шевелиться без нужды.

Двери за Темным Лордом и злосчастным Хвостом закрылись, оставляя Пожирателей предоставленными себе и воцарившейся звенящей тишине. Они безмолвно переглядывались, останавливая свой взор то на распростертом на полу Блэке, то на стоявшем рядом Снейпе. Минуты текли одна за другой, не нарушаемые криками мук или иными звуками, которые могли бы свидетельствовать о печальной доле Питера. Оставалось лишь гадать, какие общие темы могли быть у величайшего темного мага и жалкого школьного прихвостня. Северус скользнул взглядом по лицу Регулуса, и словно бы зацепился за его горящий взгляд. Что в нем было? Гнев? Что могли бы произнести эти уста, если бы их не сковало заклятье молчания? Обличение? Они еще некоторое время смотрели друг на друга, когда Регулус вдруг сделал движение, похожее на попытку найти точку опоры, чтобы подняться. Снейп моментально выпростал вперед руку с палочкой и принял положение, показывающее Регулусу, какое именно заклинание его остановит, если он будет продолжать двигаться. Еще с десяток секунд длилась эта молчаливая дуэль угасающей воли и воли живой, а затем тело Регулуса послушно обмякло.

Снейп опустил палочку. В ней больше не было никакой необходимости.

Отредактировано Severus Snape (04-08-2013 12:15:41)

Вспышка.
Маленький мальчик собирает сухие листья в саду – в школе задали составить гербарий. Из окна дома на него задумчиво и тепло смотрит женщина. Наверное, мать.
Нет, слишком глубоко. В бездну сопли.
Вспышка.
Тот же мальчик, но старше и толще. Хогвартс, кабинет трансфигурации, экзамен. Нервное пожевывание пера, испарина умственного напряжения на лбу, страдальческий взгляд в сторону соседей.
Он полный мозгляк.
Волдеморт терпеть не мог пробираться по мрачным и грязным воспоминаниям тех, кто не имел смелости ответить ему самостоятельно. Никакого удовлетворения от того, что и испытуемому неприятно, он не получал. За то время, пока он находил нужную ему крупицу правды в горе дерьма, образно вымазываясь в этой субстанции по самые локти, мгновения чужих жизней пролетали перед магом, как одна яркая вспышка. Все эти смеющиеся лица, низменные помыслы и жалкие, мелочные стремления… После такого у Темного Лорда зачастую оставалось только одно желание – убить.
Вспышка.
Обрывки случившегося с Петтигрю за годы его никчемной жизни чередой проносились в голове Волдеморта. Порой ему хватало одного мысленного «касания», чтобы отбросить воспоминание и двигаться дальше, изредка приходилось внимательнее присматриваться, причиняя боль парню. Не обращая внимания на тяжелое дыхание мальчишки, Лорд с возрастающей скоростью исследовал его память. И вот наконец…
Вот оно. Один из тех, кого маг видел в воспоминаниях Симпкин, небрежно протягивал крестраж Питеру, словно какую-то безделушку, не имеющую особой ценности. – Смотри не потеряй, Хвост. Это только на вечер. – Наглая ухмылка, и собеседник удаляется, оставляя Питера с рыжей девчонкой в неприглядной комнате. Что будет дальше, тиран уже знал. Никакого желания вновь смотреть на необузданные страсти в ванной комнате и прочую лабуду у него не было. Ни к чему. А если заглянуть чуть раньше?..
Вспышка.
Четверо молодых людей, знакомых мужчине по образам в голове Айрис и этого юнца, передают друг другу медальон на цепочке с изумленно-недоуменными лицами. Один из них, старший брат отступника, корчащегося сейчас в другой комнате, в лицах описывает встречу с Регулусом. Впрочем, воспоминания младшенького уже поведали о том, как все было тогда. Сейчас же старший, такой же гнилой побег, лишь проявивший свою сущность намного раньше, передразнивал брата. «Забирай и уходи», так и сказал. И швырнул эту штуку на пол, как будто боялся запачкаться об нее. Или об меня, – он обвел взглядом присутствующих, менее всего задержавшись на лице Петтигрю, любезно предоставившего нынче свою голову для целей Темного Лорда.
Вспышка.
Те же лица, но в другой обстановке. Приходят к единодушному мнению, что медальон нельзя даже показывать Дамблдору. Не носить его открыто на собраниях… Ордена? Стоп!
Волдеморт резко встал из кресла. Увидев достаточно для понимания картины случившегося, он получил в свое распоряжение еще кое-что важное. Прервав мысленный контакт с аврором, тиран, не давая тому передышки, холодно вопросил:
– Расскажи мне о вашем ордене, мальчик. Ты же благоразумный теперь, правда? Не хочешь выучить несколько новых заклинаний, о которых в аврорате если упоминают, то только шепотом.
Можно было продолжить упражняться в легилименции, но Волдеморту это невероятно наскучило.

Малфой Мэнор никогда не отличался излишней яркостью, живостью, невероятным радушием своих хозяев. Не бывало здесь шумных гостей, приносящих с собой праздник и веселье, зажигательных вечеринок. Конечно, каждый лорд Малфой устраивал светский приём, приглашая высшее общество, но всегда всё было чинно и благопристойно. Было раньше. С беспощадной ясностью Люциус ощущал сходство своего дома с неким старинным склепом, где даже говорить следовало шёпотом. Нет, следовало молчать. И слушать, что скажет тот, кто ощущал себя единовластным хозяином и дома, и судеб тех, кто в нём собрался. И Люциус молчал. И слушал. Не шевельнулся, когда палочка Тёмного Лорда коснулась его подбородка.
Регулус Блэк предатель. Это слово жгло неотвратимостью единственно возможного наказания - смерти. Возможно, он это заслужил. Смерть не была чем-то из ряда вон выходящим ни для Люциуса Малфоя, ни для тех, кто также, как и он, избрал своей судьбой служение Тёмному Лорду Волдеморту. Они привыкли к её присутствию, к той тени, что всегда следовала за каждым из них, подстерегая неосторожных и довольствуясь случайной жертвой, позволяя до поры им ускользать. Регулус Блэк проиграл эту схватку с незримой гостьей. Пусть он дышал пока, пусть что-то говорил несвязно, стонал, пытался двигаться... Он был мёртв, ещё не понимая этого. Надежды нет.
– Начинайте.
Он не вздрогнул, хотя понимал, какой смысл заключён в этом слове. Пытки, сулящие невыносимые страдания тому, кто был одним из них ещё совсем недавно, а после - закономерный итог.  Однако некие высшие силы по каким-то своим соображениям решили пощадить несчастного, послав ему передышку.
Того, кто появился на пороге библиотеки его особняка, Люциус знал, пусть и не лично. Узнал лицо, а затем вспомнил и имя: Питер Петтигрю. Аврор. Тот, кому однажды дала уйти Беллатрикс. Кого пытала, а после просто отпустила, но пришла к Люциусу за помощью, чтобы снова найти свою жертву. Он нашёл, пусть не сразу. Установил личность, заинтересовавшую его свояченицу. Передал сведения лично ей, сохранив всё в тайне даже от супруги. Что после предприняла леди Лестрейндж, он не знал. Ему было интересно, однако отвлекли иные дела и заботы. И вот, аврор Петтигрю здесь, бледный и, похоже, с трудом соображающий, где он находится, что было любопытней вдвойне. Как он попал сюда? Зачем?
– Люциус, Нарцисса, к вам еще гость. Вы же не против принять его.
Против? Они? Да будь здесь толпа грязнокровок, Люциус не посмел бы и слова сказать против, коли на то воля самого Волдеморта. Люциус не смотрел на Нарциссу, но чувствовал её присутствие рядом. Знал, что она разделяет его мысли, понимает всю глубину их падения, ведь то, что происходило, было явным унижением лорда и леди Малфой. Отныне - они никто. Им приказывают, они подчиняются. Оскорбление, на которое невозможно достойно ответить. И Люциус помнил тот разговор, не давая отзвукам его проявиться во взгляде и выражении лица. Нет, они ещё не проиграли, это не полное поражение. В отличие от Регулуса Блэка они живы в полной мере этого слова.
Короткий взгляд в сторону Снейпа, невольно ставшего в центре всеобщего внимания. О чём думал тот, когда принимал контроль над происходящим? Гордился оказанным доверием? Или предпочёл бы сейчас оказаться в совершенно ином месте, подальше от этой грязи?
Лорд ушёл вместе с Петтигрю. Воцарившуюся тишину нарушало лишь чуть слышное дыхание людей, собравшихся по зову господина. Что было скрыто в их умах, какие опасные мысли мог скрывать каждый? Хотя нет, не каждый. Была Беллатрикс, в непоколебимой верности которой Люциус не допускал сомнения даже на миг. Есть ли хоть кто-то, сожалеющий об однажды сделанном выборе? Искал ли Люциус возможных единомышленников или же пытался убедить себя, что он не один? Он всё же сделал едва заметное движение, обращая взгляд на жену. Регулус - её кузен, один из древнего чистокровного рода Блэк.
Хладнокровная, высокомерная маска не дрогнула. Гордость - всё, что у них осталось. Пусть Блэк жалко валяется у ног простого полукровки, пусть Снейп по воле Лорда применяет любые заклинания к нему. На это можно закрыть глаза. Тёмный Лорд убьёт Регулуса - сам или чужими руками. Они готовы к этому. Если прикажет, Люциус сам готов нанести последний удар. Удар милосердия, coup de grace.
Люциус ждал.

Прочь из моей головы!
Оборвав провода, спутав карты, фигуры сметая с доски,
Разбивая шлагбаумы на полном ходу,
Оставляя разрушенными города.

Этого не может быть, это страшная сказка. Про черную змею на моей руке. Про колдуна-злодея, дурного лиходея. Про лихо, угомону не знающее. Про друзей верных, смелых, веселых?.. Нет, вот это совсем другая сказка, не моя… У меня с дурным концом будет.
Петтигрю не мог верить своим ушам, глазам и прочим органам. Как могло случиться, что он стал приспешником темной стороны? Разве это может случиться вот так быстро, просто и буднично, когда за дверью корчится от боли какой-то несчастный, а вкруг него стоят нелюди, добровольно идущие на убийство всякий раз, как прикажут? В библиотеке чужого мрачного дома, куда его привел медальон, под конец ужасного дня – вот так оно и бывает, да? Так люди теряют себя, достаточно короткого слова и картинки на руке, как татуировка, но сделанная по принуждению, отвратительная, будто под кожей Питера теперь жил некий вирус. Паразит в его слабом теле. Пит не слушал, что говорил Волдеморт, целиком сосредоточившись на Метке, в ушах звенело, а в голове звучали слова Аластора Грюма, когда-то давно, целые века назад рассказывавшего новичкам-стажерам о противнике, с которым им придется столкнуться. Среди всего прочего он упоминал о знаке отличия, служащем способом связи, узнавания друг друга и для того, «чтобы держать их на привязи, как шелудивых псов». Питер ясно услышал негромкий звук шагов Грюма по кабинету и раскатистые слова: «помеченные, как животные, Пожиратели находятся в постоянном страхе быть вызванными своим хозяином. В каждый момент их жизни поводок может укоротиться, и шершавая веревка судьбы затянется на шее любого – по заслугам».
Но я тоже животное.
Как бы он не противился, обрывки фраз все равно долетали до его сознания. Упоминание Регулуса Блэка… Причем здесь он? Это его пытали, когда я пришел. Потрясенный мозг отказался воспринять эту информацию как истинную, да и Волдеморт не давал жертве передышки, немилосердно перечисляя свои планы на аврора-перебежчика. Питер ждал неизбежного, того, чего и добивался, бросая пустые оскорбления этому аристократу-самозванцу. Ждал новой боли, и оказался прав. Хлесткое слово ударило по нему тысячью извивающихся плетей. Казалось, каждый дюйм тела Петтигрю получил удар наотмашь, удар такой силы, что невозможно было сдержать звериный почти крик, заново падая на пол. Сколько таких сцен видели эти стены?..
А потом сознание милосердно отключилось.
И он снова стоял на скале рядом с той безумной женщиной, и она вновь направляла на него палочку, только смотрела теперь с лаской дикой кошки, решившей поиграть с жертвой перед смертью. И хохотала, захлебываясь, повторяя одну только фразу: «С нами! С нами, ты с нами!».
А потом он увидел Мародеров в их человеческом облике. Они молчали, смотря укоризненно, один за другим отворачиваясь от Питера, как от наскучившего музейного экспоната, лишь Римус задержался дольше остальных, но только чтобы помахать рукой на прощание, прежде чем присоединиться к двум фигурам, медленно исчезающим в тумане. Ноги не слушались Питера, а он так хотел бежать за друзьями! Язык не поворачивался, ничего ему не было дозволено в этом полусне…
И странным образом Хвост оказался на залитом весенним солнцем школьном дворе. Повернувшись, чтобы бежать и искать свою компанию, он буквально налетел на директора школы. Профессор Дамблдор стоял с видом спокойным и несколько отстраненным, никак не отреагировав на столкновение. Волшебник только посмотрел на ставшего двенадцатилетним мальчиком Питера и сказал: «Хогвартс – дом для любого из вас, для всех, кто учился здесь, какими бы вы ни были. Сейчас ты не поймешь, но запомни мои слова, Питер». Гриффиндорец хотел ответить, возразить, что именно здесь и сейчас он понимает, о чем говорит директор, но Дамблдор, как и Мародеры ранее, уже отдалился, растворяясь в плотном молочно-белом тумане, куда мальчишке не было хода…
И Питер вынырнул из воды, снова оказавшись на полу в библиотеке. По-прежнему над ним возвышался Том Реддл с палочкой в руке, но теперь медальон висел на его шее – пространство и время словно отзеркалили происходившее днем ранее. Теперь, кажется, мужчина должен будет приставать к Айрис, а потом к Лили, а дальше позорно сбежит от лучшего друга. А я, что буду делать я? Волдеморт наблюдал за парнем, не предпринимая ничего. Только смотрел, как если бы прикидывал, взвешивая все варианты, как ему лучше теперь поступить с измученным и бесполезным новобранцем.
Единственное, что чувствовал Питер, было ужасно – адская ломота во всем теле не давала надежды на счастливое завершение его сказки. Во рту совсем пересохло, веки горели, скулы ломило, дыхание прерывалось, в легких что-то хрипело и булькало, но Питер нашел в себе силы приподняться (как ему показалось, достаточно высоко, чтобы дотянуться до Волдеморта, но на деле он лишь слегка приподнялся над полом) и посмотреть на своего мучителя.
– Будь ты проклят, – прохрипел юноша с такой злостью, будто слова эти могли нанести вред врагу. Собрав остатки влаги во рту, Питер плюнул в Реддла. Конечно, вернее сказать будет – на подол его мантии, хотя всей душой стремился попасть гораздо выше, в это бесстрастное нечеловеческое лицо. Теперь ему было совершенно все равно, и смерть, пусть даже страшная, мучительная, станет избавлением. Теперь ничто в нем не хотело продолжать существование. Разве сам Темный Лорд может снести такое оскорбление?..

[mymp3]http://ato.su/musicbox/i/0913/43/9545f8.mp3|Говорит и показывает[/mymp3]

Ярость черным топким болотом затопила мага. Никто. Никогда. Не смел. ТАК ОСКОРБЛЯТЬ САМОГО ТЕМНОГО ЛОРДА! Когда человек хотел смерти, буквально нарываясь на это, Волдеморт не отказывал в удовольствии ни в себе, ни жертве. Возможно, это был тот уникальнейший по своей редкости случай, когда желания убийцы и убиенного полностью совпадали. И сейчас он как раз настал. Такой вопиющей наглости и неподчинения Лорд не ожидал от этого дохленького мальчишки, надо же, не сопротивлялся ментальному воздействию, весь скрутился от боли, а стоило только ослабить руку в металлической перчатке, держащую за загривок, как показал острые крысячьи зубки!
…Ярость кипящими волнами омывала сознание Волдеморта…
…Пару минут он раздумывал, какую пытку применить первой – нет, легкого конца жертве не дождаться…
…Бледная рука в нечеловеческом замахе волшебной палочки, направленной на Питера, приготовилась ударить в самое его нутро…
Остановись.
– Что? – От неожиданности мужчина высказал удивление вслух. Гнев вымело из мыслей голосом. Голос, несомненно, принадлежал крестражу. Сразу же позабыв о лежащем у его ног парне, о нанесенном оскорблении, Лорд судорожно вцепился в часть себя, висящую на шее под видом украшения, только на первый взгляд обычного. – Что? – Никогда раньше крестражи не заговаривали со своим создателем. Волдеморт прятал их надежно, прятал прежде всего от себя, скрывая от памяти и совести совершенные страшные преступления… Покуда совесть еще была у него, пока память не приучилась угодливо открываться только с нужной обладателю стороны. И ни разу он не испытывал ничего подобного нынешнему смятению.
Остановись. Оставь это в живых.
«Это» лежал на полу в ожидании действий Темного Лорда. Медальон вмиг стал холодным, как вековые льды Антарктиды, он разговаривал, нет, он приказывал! Творение смело приказывать своему Творцу! Более того, крестраж иллюстрировал слова образами, такими яркими, что Реддлу пришлось закрыть глаза, дабы временно не ослепнуть. Он видел себя, убивающего негодника, дерзнувшего плюнуть в величайшего темного мага, а потом узрел себя же, мимолетным Круцио поражающего гнилой отросток древа Блэков, что лежал в позе, повторяющей позу Петтигрю, но в другой комнате… Перед его мысленным взором проносились сотни и тысячи мучений, последних вздохов тех, кто волей-неволей оказывался на его пути к величию… С каждым убийством, – говорил и показывал крестраж, – твоя душа станет раскалываться на ничтожно мелкие части, и не будет для них вместилища, да и не станут эти пылинки искать убежища. Ты алкаешь вечной жизни и власти, я знаю, потому что я – это часть тебя. Нас, крупных частей, немного, но, разорви ты душу еще на миллиарды крупиц, и все будет напрасно.
Напрасно?..
Образ его самого, Тома Реддла, разлетающегося, подобно пеплу от костра, по свету, заставил мужчину содрогнуться. Он не хотел верить, но верил, не мог не делать этого. Сжав медальон в кулаке, он натягивал его цепочку до тех пор, пока не почувствовал, как металл врезается в кожу, оставляя на ней отметины. Оставь это в живых. Пригодится. Другие… вернутся к тебе.
Что ж. Сегодня кому-то повезло остаться дышать на этом свете. Темный Лорд не пытался объяснить себе, что произошло. Об этом можно подумать позже, а для убийств у него существует целая армия верных слуг. Обратив успокоившийся взгляд к по-прежнему лежащему Петтигрю, Волдеморт произнес:
– Ты ничтожен. Не думай, что оскорбление останется безнаказанным. Lacero! – без тени прежнего гнева. – Ты ждал смерти, но я не подарю такой милости. Будешь служить, и служить верно. Мы еще побеседуем об Ордене. Imperio, – заклятье подчинения заставило жертву перестать дрожать в болевых корчах и мучительно послушно уставиться на Лорда. – Валяйся здесь, пока за тобой не придут.
Мантия Волдеморта прошелестела по ковру, знаменуя уход ее обладателя. Питер остался лежать, равнодушно подчиненный своей неведомой пока судьбе.

Отредактировано Game Master (07-09-2013 01:18:00)

Говорящий взгляд Беллатрикс, движение её губ, шёпот, ощутимый лишь  на самой грани восприятия - всё это было подтверждением её узнавания аврора Петтигрю. И всё же, как жаль, что он не озаботился выяснить раньше, чем закончилось это дело. Впрочем, сейчас вернётся Тёмный Лорд и станет ясно, выдал ли Петтигрю миссис Лестрейндж, или его убили раньше, чем успел рассказать что-либо значимое. Лорд не отличается терпением и пониманием, а этот парень явно не сумеет отличиться благоразумием. Криков слышно не было, но это ещё ни о чём не говорило. Возможно, всего лишь действие заклинания.
Всё ещё тишина. Теперь Люциус на жену не смотрел. Не смотрел и на Регулуса, равно как и на любого другого из присутствующих. Казалось, любой взгляд или жест сейчас могут стать смертельно опасными. Беллатрикс дала понять ему, что узнала парня. А что, если кто-то ещё заметил этот обмен взглядами? Что, если этот кто-то сделает соответствующие выводы? Сумеет понять? Одна ошибка - и лорд Малфой окажется в центре комнаты рядом с Регулусом Блэком. Любопытно, подумал он иронично, если сегодня меня убьют, как это будет преподнесено? И покинет ли  Лорд мой дом, чтобы избежать встречи с аврорами?
Лорд вернулся, один. Где аврор Петтигрю, и что он успел рассказать?
Распоряжение Волдеморта ясно дало понять, что парень жив, а также в какой-то мере ослабило петлю страха, сдавившую горло лорда Малфоя. Если Тёмный Лорд до сих пор ничего не сказал, возможно, всё обошлось.
Где-то в библиотеке домовики семьи Малфой лечили одну жертву Лорда, в то время как в гостиной умирала другая жертва. Ирония судьбы, и Люциус предпочёл бы поменять местами этих двоих, но решать не ему.
– Соратники!
Голос Лорда прозвучал очень громко, трудно было не вздрогнуть. Весьма торжественное начало речи, именно так в былые времена Тёмный Лорд говорил с теми, кого привлекал на свою сторону. Соратники - но разве не смешно? Слуги, рабы, жертвы. Во всяком случае лорд Малфой чувствовал, что с ним самим разговаривают, нет, не разговаривают, а отдают приказы, словно домовому эльфу. Именно так, как он сам приказывал сейчас вылечить аврора Петтигрю. Гнев. Нет, опасное чувство. Люциус стискивает зубы, на миг, затем ослабляет нажим. Он дышит ровно, он спокоен.
Прозвучало имя хозяина дома, Люциус невольно шагнул вперёд, словно под действием Империо. Он не ошибся, вот приказ - убить Блэка. Это не было неожиданностью, Люциус был спокоен и собран. Молча склонил голову, принимая свою судьбу.
- Мой лорд, я готов.
Чести? Как бы не так, всё иначе, во много раз хуже. Это бесчестье, но оно не первое. Увы, и не последнее, которому подвергнется благородное семейство Малфой. Ни тени страха или злости на лице, привычная маска, где высокомерие аристократа сменилось желанием угодить своему повелителю. Тёмный Лорд приказал, его верный последователь будет счастлив исполнить этот приказ. С Нарциссой же он поговорит потом. И не здесь.
Люциус достал свою палочку, медленно вышел в центр круга, полностью игнорируя взгляды тех, кто его окружал. Не им сейчас разламывать часть своей души, не им терять в себе нечто очень важное, хотя, кто знает, сколько среди них ещё сохранили свою душу.
Нарцисса также подчинилась приказу Лорда, теперь она стояла рядом с мужем. Люциус поднял руку, внимательно глядя на распростёртую на полу фигуру. Кажется, Регулус шевельнулся. На миг их взгляды встретились. Показалось, или Блэк пытался что-то сказать, дать понять?
Один краткий миг, пока рука завершала изящный взмах, словно на уроке, когда им объясняли, как нужно правильно двигаться, говорить, чтобы заклинание подействовало. Не было нужды спешить, он не спасал свою жизнь, не вёл смертельно опасное сражение. Лорд Малфой - палач, вершит приговор, отданный единственным хозяином их жизней и судеб.
Движение завершилось, один вдох, и лишь два слова:
- Avada Kedavra!
Зелёная вспышка, рука, сжимающая палочку, опустилась. Взгляд в сторону Тёмного Лорда.
Я всё правильно сделал... хозяин?
Удостоится ли домовой эльф похвалы?

Все было исполнено. Неправдоподобное зеркало спокойствия Малфой Мэнора разлетелось на тысячи осколков, разбитое лучом из палочки хозяина дома. Всего два слова – и гладь тишины явила миру смерть, вонзив в каждого из присутствующих по куску бывшей зеркальной поверхности. Каждый получил холодное острие осколка, безжалостно впившегося в разум Пожирателей Смерти, проникавшего глубже и глубже в подкорку мозга, оставаясь торчать в памяти стальной иглой.
Более всего осколков досталось Регулусу Блэку, чье беспомощное тело дернулось раз, другой, и безжизненно замерло на полу гостиной. Мелкая пыль разломанного зеркала оседала на нем, складываясь в слово «Вечность». После смерти предателю удалось завершить начатое когда-то другим дерзким мальчишкой, только Темный Лорд не был Снежной Королевой, и ни одна Герда не вызвалась спасти последнего из рода Блэк. Смерть пришла в дом, уютно расположившись среди магов, незримая, но явственно ощущаемая в самой атмосфере комнаты. Волдеморт холодно посмотрел на супругов Малфой, заострив внимание на Люциусе, словно оценивающем дело рук своих, и повернулся к остальным.
– Регулус Арктурус Блэк будет предан земле, как полагается всякому порядочному члену магического сообщества. Его тело должно бы быть отдано на съедение диким животным, а не захоронено с почестями в фамильном склепе, но Темный Лорд милостив. Любой, посмевший поступиться моей волей, разделит участь предателя, и вряд ли его будет ждать настолько легкая смерть.
Мысли мужчины блуждали уже далеко от произошедшего. Черную дыру его интересов целиком и полностью занял крестраж, теперь молчащий, как будто и не нес в себе часть души Темного Лорда. Убийство Блэка не сопровождалось комментариями со стороны медальона, вещь самым обычным образом неподвижно висела на груди Волдеморта, не подавая признаков жизни. Однако тиран спешил закончить эту затянувшуюся сцену, и потому произнес еще только то, последнее, что все еще необходимо было сказать об отступнике, бесславно завершившем недолгую жизнь:
– Теперь, когда должное свершилось, вы можете идти. Запомните этот день.
Взмах бледной руки, придерживающей медальон под мантией, шелест темной ткани и вязкое безмолвие стали сигналом для Пожирателей – они были свободны. Свободны и живы, по крайней мере до завтрашнего дня.
Волдеморт шел коридорами особняка, стремясь как можно быстрее начать отгадывать загадку вернувшегося крестража. Встреча с жалким аврором, собрание последователей и убийство, кинувшее тень на стены Малой Мэнора, были безвозвратно стерты из мыслей.