Спустя полчаса Гестия сдалась.
- Вы уверены, что мы не потеряем время впустую? - Прорезавшаяся в голосе деловитость говорила о том, что на поиски она готова отправиться хоть сейчас, но только из уважения к Дамблдору.
Преданность Ордену Феникса не делала Гестию слепой, не рождала безусловного доверия к каждому члену организации. Если Дамблдор предполагал какую-то беду за затянувшимся молчанием Наземникуса Флетчера, то Гестия видела в этом еще одно доказательство ненадежности их нового товарища.
- Вы уверены, что он не отлучился ради своих дел? - С нажимом произнеся это "своих", Гестия сложила руки на груди и посмотрела в глаза Дамблдору. - Вы же помните, как он встревожил Дедалуса, а потом вернулся как ни в чем не бывало. Сделка в Лютном оказалась для него важнее вашего поручения.
В глазах Гестии Флетчер был человеком, которому не стоило доверять. Слишком поспешными или категоричными свои выводы она не считала: Наземникус уже подвел Орден однажды, и сделал это совершенно осознанно. Последнее вместе с его непрошибаемой уверенностью в том, что он не сделал ничего дурного, бросив напарника ради "интересного дельца", ее, пожалуй, задевало больше всего.
- Почему вы не допускаете мысли, что он мог просто сбежать? - Добавила Гестия, покачав головой.
Беспокойство о любом другом орденце она бы разделила и не сочла бы пустой тратой времени: верила, что каждый чувствует свою ответственность перед другими и прервать связь может только по действительно важной причине - но чем доверие Дамблдора заслужил Наземникус, для нее продолжало оставаться загадкой.

* * *

Гестия стояла спиной к окну, опираясь на подоконник.
- Нам не будут там рады. Еще меньше нам обрадуются, если заподозрят в связи с Авроратом. Новые лица в подобных местах всегда вызывают настороженность, - продолжая говорить негромко, но твердо, она опустила взгляд на свои руки: перебирать пальцами браслет на левом запястье начинало входить в привычку. - Наша задача выяснить, знают ли у Хейстона что-нибудь о Флетчере, и при этом вызвать как можно меньше вопросов к себе.
Все это до страшного напоминало привычную ей работу в Аврорате с той только разницей, что притоном Хейстона занимались коллеги с севера Англии и по воле службы Гестия там оказаться не могла; и сидел перед ней Сириус Блэк, а не стажер и не новобранец-аврор, прошедший подготовку.
- Для Хейстона и его постояльцев мы ищем Наземникуса, потому что он нам задолжал, время от времени мы передавали Флетчеру конфискат - большего о нас знать не должны.
Когда Гестия вновь посмотрела на Сириуса, ее взгляд был оценивающим. Сможет ли он не подвести там, где можно выдать себя случайным словом или жестом? Давать Лэри Хейстону и его завсегдатаям лишний повод не было никакого желания: Гестия не сомневалась, что и без того их появление привлечет к себе внимание. Ее беспокоила невозможность предсказать, как поведет себя Сириус. Отправь Дамблдор ее в одиночестве, все было бы проще: только в себе она могла быть полностью уверена.

* * *

- Идем. Или ты собрался стоять здесь до скончания века? - Гестия набросила на голову капюшон, придерживая его рукой. Дождь и ветер ударили в лицо одновременно, что было особенно неожиданно и неприятно после лондонского солнца. Быстро оглянувшись по сторонам, она решительно направилась в сторону ненадежного вида двухэтажного здания.
- Сколько раз тебе повторять, если ты и дальше будешь тянуться, мы вообще ничего не получим, - ее голос звучал чуть хрипловато. - Смотри мне, Грег, подведешь еще раз, я без труда найду тебе замену, - в непривычно сварливой манере продолжала Гестия, переступая порог ночлежки. Не блещущие чистотой пол и окна, серые стены, низкие потолки - женщина обвела помещение взглядом, недовольно поджав губы, и подняла глаза на спутника. - Ты уверен, что Флетчер именно здесь? Может, он и в этом тебя обманул?

Ах, какой удачей было бы, окажись Флетчер среди сидящих в зале, но, увы, ни на первый, ни на второй, ни даже на третий взгляд Наземникус не обнаружился.
Гестия чувствовала себя не в своей тарелке, и дело было не только в том, что в подобных заведениях она бывала только по долгу службы, а работа никогда не требовала от нее слиться с завсегдатаями баров с сомнительной славой — сама атмосфера этого места была ей неприятна: она могла только сделать вид, что не замечает грязи не только по углам, но и в человеческих душах. Это чувство, сродни отвращению, не поднималось в ней так сильно, когда к мантии был приколот аврорский значок. Потому ли, что в этом случае она всегда оставалась по другую сторону? Может быть.
Другой причиной ее беспокойства был Сириус. Несмотря на теплое отношение к юному Блэку, Гестия принимала его энтузиазм скептично: она считала его легкомысленным и подготовленным к подобному заданию чуть меньше, чем никак. Еще Гестия добавила бы, что он слишком увлекается мишурой, обвешивая свою вторую личность чертами характера и награждая "милыми" привычками. Впрочем, ни одну из этих мыслей она так и не высказала вслух.
Об образе для себя она не слишком заботилась — лишь в той мере, что необходима для поддержания легенды, и твердо была намерена придерживаться только одного: сохранять спокойствие и уверенность, чтобы ни происходило.
Откинув волосы назад, Гестия обернулась и случайно перехватила взгляд двоих, сидевших за столом. Она не отвела глаз первой, удерживая контакт, и этой заминки оказалось достаточно, чтобы Сириус успел проявить инициативу и попытался завязать разговор.
Сириус, я же говорила...
Гестия не знала чего ей хочется больше: приложить руку к лицу, выдохнуть и посчитать до десяти или — «Что за гребаный театр ты устроил?» — встряхнуть его так, чтоб неповадно было. Откуда эта... расхлябанность и дешевая самоуверенность, граничащая с хамоватостью? Где мало-мальская осторожность и ответственность? Даже здесь не потерпят панибратства.
...Ничего. Не. Предпринимать.
Гестия глубоко вдохнула и плавно опустила руку на барную стойку, встав между мужчинами, и тем самым словно отрезала Сириуса от неожиданного собеседника.
- Прошу прощения, мой друг молод и не всегда отдает отчет в том, что говорит, - Гестия одарила мужчину холодной полуулыбкой, и, разворачиваясь к стойке, продолжила уже тише, словно бы обращаясь к самой себе. - Но кое в чем он прав... - Она бросила выразительно-предостерегающий взгляд на Сириуса. Ни слова больше, Блэк. - Нас действительно интересует Наземникус Флетчер.
Она намеревалась вернуться к своему изначальному плану и сначала поговорить с самим Хейстоном, но и начатый Сириусом разговор со счетов не сбрасывала. И хотела сделать это как можно непринужденнее, ничем не выдав, как ее возмутила выходка Сириуса.
- Огневиски, - Гестия бросила монету на стойку. Хмурый бармен извлек из под столешницы мутный стакан и плеснул в него жидкость, которая действительно напоминала собой крепкий напиток, но Гестия не смогла бы назвать его иначе чем пойлом — даже если бы ее начали уверять в том, что огневиски здесь неплох, она все равно бы не поверила, так сильно было ее предубеждение. Впрочем, доказывать качество огневиски никто не спешил, и Гестия только провела пальцем по ободку стакана, но к выпивке не притронулась. - Подожди. Могу я увидеть Лэри Хейстона?

Цирк уехал, а клоуны остались, как говорится.
Впрочем, нет. Цирк в лице ночлежки Лэри Хейстона продолжал твердо стоять на месте, укрывая осмелившихся здесь остановиться от дождя и ветра, и клоун по имени Сириус-что-ты-мать-твою-творишь-Блэк продолжал свое представление, должное, по-видимому, стать гвоздем этого вечера, но, увы, в действительности так и не снискавшее расположения достопочтенной публики.
Не имея возможности одернуть горе-напарника напрямую, Гестия мысленно взывала к его здравому смыслу, сообразительности и надеялась, что он все поймет и дешевая комедия на этом окончится. Но Сириус с удивительным упрямством продолжал оправдывать ее недоверие.
Почему Дамблдор не мог отправить ее одну?
Я бы справилась.
Внутренний голос, который был сейчас удивительно похож на голос директора, напомнил ей, что нехорошо и небезопасно молодой женщине в одиночестве появляться в местах с более чем сомнительной репутацией.
Я аврор, а не женщина, я могу себя защитить.
Мерлин мой, Альбус, да одно присутствие Блэка с его выкрутасами создает куда большую опасность.
Слова Сириуса не вызвали ни малейшего отклика: ни его отзыв о местном огневиски, сопровожденный настолько красноречивым выражением лица, что неправдоподобность этого комплимента ни для кого не осталась в секрете, ни его попытка пошутить над внешним обликом хозяина заведения.
- Попридержи язык, - облокачиваясь на стойку локтями и не поворачивая к Сириусу головы. Что за глупое шутовство? Я просила тебя не привлекать внимания. Ты нарочно это делаешь? Сириус, что такого я сделала тебе, что ты готов наплевать на все, чему я тебя учила, о чем просила? Неужели ты не понимаешь... Даже если поиски Флетчера тебе также приятны, как и мне, есть нечто большее, чем хочу-не хочу.
- Незачем показывать всем окружающим пробелы в своем воспитании, - холодно протянула она, покрутив стакан в руке. – Будь скромнее, Грег, и люди к тебе потянутся.
Гестия снова обратила внимание к бармену, повторив свою просьбу, когда вдруг над ее головой прозвучал голос Сириуса – напряженный, отрывистый.
- Вот он, – она резко обернулась, чтобы проследить за взглядом напарника, и на мгновение напряженно замерла, будто охотничья собака в стойке перед дичью. Неторопливо, в развалку Флетчер спускался вниз по лестнице. Одного взгляда ей оказалось достаточно, чтобы определить: если он и страдал, так точно не от проблем, связанных с орденским поручением.
Гестия быстро приложилась к стакану, точно расставаться с ним пришлось в неподходящий момент, – но на деле не сделала ни глотка, только позволила огневиски, от которого осталось одно название, обжечь губы.
Дрянь какая.
- Идем, – Гестия перехватила взгляд Блэка, в котором был не то страх, не то растерянность – так ей показалось. Это заставило отбросить в сторону свое негодование и задуматься о другом: до этой минуты она только винила Сириуса, но ни разу не подумала, что все его выходки могли быть попыткой сгладить дискомфорт или напряженность. За подобную невнимательность стоило корить только себя.
- С тобой все в порядке? – Едва слышно спросила Гестия, стараясь, чтобы звук ее голоса не долетел до чужих ушей, но Сириус смог его различить.
Наземникус Флетчер расплылся в елейной улыбке, узнав их и поняв, что они по его душу, но взгляд его – бегающий, встревоженный – с головой выдавал, что на самом деле он орденцам не рад и неприятно удивлен.
- Какими судьбами? – голос его был нетверд, и Гестия едва не скривилась от стойкого запаха перегара.
Альбус, зачем все это?
- Не здесь, – отрезала она. – У нас есть новости для тебя.
Покончим с этим скорее.

* * *

Всего произошедшего чуть позже в маленькой неубранной, грязной комнатке было достаточно, чтобы одно только упоминание имени Наземникуса Флетчера выводило Гестию из себя на протяжении всей последующей недели.
Он был пьян. Просто был пьян.
Альбус, я же говорила.
Он променял доверие Ордена на товарищей более ему подходящих; кем были его собутыльники, Гестия не знала и не хотела знать, но в том, что они были, не сомневалась – пустая бутылка из-под дешевого портвейна, об которую она едва не споткнулась, входя, была в его обиталище далеко не единственной.
Напрасно встревожился Дамблдор, напрасно они пришли сюда.
Он уцелеет, когда все мы будем гореть в огне. Этот человек не стоит ни вашей, ни нашей заботы.
Как ни в чем не бывало, Флетчер убеждал ее, что не обмыть удачную сделку – грех, а если этот процесс затянулся, так что ж с того, с кем не бывает? Увлекся маленько. И Гестия понимала, что подобного пренебрежения не встречала еще никогда.
Финальный аккорд был громким: Гестия просто хлопнула дверью – не сдержалась, решив, что с нее довольно и говорить с Наземникусом больше не о чем. Ни слова она не произнесла до тех пор, пока вместе с Сириусом не оказалась на достаточном для трансгрессии расстоянии от ночлежки.
Стараясь, чтобы яростное молчание не обратилось такими же яростными словами, она коротко и чуть резковато бросила:
- Сириус, нам нужно поговорить.

Не наигрался? – мысленно взвилась Гестия от полушутливых слов Блэка. Она по-прежнему сердилась: на Наземникуса – пропади он пропадом с его скользкой натурой и убийственным отношением к делам Ордена; на Сириуса – каким колом вытесать на его буйной голове слова «осторожность» и «ответственность»?
- Может, хватит уже? – на долю юноши достались сдержанный тон и строгий взгляд, который, кажется, оказался достаточно выразительным, чтобы Сириус перестал наконец ломать комедию, прикусил язык и обрел по-настоящему виноватое выражение лица.
Выслушав его, Гестия чуть нахмурилась – на лбу залегла едва заметная морщинка. «Он» – образ, созданный Блэком? Но ведь марионетка всегда послушна руке кукловода, а маска – ее примерившему. Никак не наоборот. С этим убеждением она жила всю свою сознательную жизнь и теперь не могла взять в толк, как фантом, порожденный воображением, хитрой выдумкой, может превзойти волю реального человека. Подобным же образом не должны иметь власти страсти и слабости человека, если он принимает на себя ответственность за часть общего дела.
«Это все он, а я увлекся и выпустил наружу» – «С кем не бывает? Увлекся маленько», – Гестия невольно вспомнила слова Флетчера, с неприятным чувством осознавая, что признание Сириуса звучит почти что так же. – Сириус, услышал ли ты сам это?
Неприятный, пронзительный ветер бросил ей в лицо редкие холодные капли вновь начинающегося дождя, и Гестия плотнее запахнула мантию, желая укрыться от него. Усталость подкралась незаметно и кошачьей поступью опустилась на плечи: тяжесть не велика, казалось бы, но не замечать ее нельзя. Гестия чувствовала себя так, будто много сил сегодня было потрачено впустую – и самым неприятным в этом была именно бессмысленность растраты. С другой стороны, она думала и о том, что это может стать важным уроком для Сириуса – тогда бесполезные на первый взгляд поиски помноженные на неосторожность Блэка принесут положительный результат. Элементарная математика, где минус на минус неожиданным образом дает плюс.
- Не здесь, Сириус, – отозвалась Гестия уже мягче и протянула напарнику руку. – Мне очень хочется поскорее убраться отсюда.
   
    * * *

Вихрь трансгресии выбросил их неподалеку от дома Джонсов – выбросил в по-вечернему мягкое солнце, которому Гестия после североанглийской непогоды была рада как первым ясным дням после хмурой ранней весны.
- Нам о многом надо поговорить, но прежде... есть хочешь? – непринужденно поинтересовалась Гестия уже в доме, жестом приглашая Сириуса в гостиную. Как будто это не она несколько минут назад обнаружила свое сродство с древними мстительными фуриями. Но ведь и фурии однажды переменились, получив другое имя, – Евмениды, «милостивые».
Сбросив на ходу мантию и оставив ее на спинке кресла, она оправила платье и оставила Сириуса в одиночестве. Вернулась Гестия быстро: с бутербродами и чайником с парой чашек на подносе. Опустив поднос на столик, она достала из выдвижного ящика чернильницу, перо и пергамент. Наскоро и в нескольких предложениях описала для Дамблдора итоги их с Сириусом задания.
Распахнув окно, Гестия коротко свистнула – Еврипид не замедлил спланировать откуда-то сверху, не то на чердаке дремал, не то на старой груше, и опустился на подоконник.
- Просыпайся, просыпайся, – она ласково провела пальцами по крылу и привязала к лапке письмо. – С меня причитается.
Отпустив птицу, она опустилась напротив Сириуса и без предисловий начала:
- Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что все, что ты делал, ты делал мне на зло. Я просила тебя не привлекать внимания – и ты из шкуры вон лезешь, чтобы на нас было обращено как можно больше глаз, я пытаюсь тебя остановить – и ты расходишься еще больше. Пусть сегодня это не повлияло на исход нашего задания, но однажды все может случиться иначе, и вместо помощи, которую Орден будет ждать от тебя, он получит только новую проблему. Сириус, я хочу знать, что случилось и что ты чувствовал, когда мы оказались там.
Не глядя Гестия опустила чашку на колено, придерживая ее ладонями; взгляда – прямого и серьезного, но все же не укоряющего – она не сводила с Сириуса, желая не только услышать, но и увидеть ответ в его глазах, ведь глаза, как говорят, зеркало души, и если слова бывают лукавы, то взгляд не солжет.

Имя твое – пять букв.
(с) М. Цветаева

Είμαι Εστία.
Эти слова не могли потерять своего смысла.
Мягкое, веющее теплом «Гестия», греческая солнечная кровь, и простое «Джонс», совсем не зазорное напоминание о том, что когда-то ее предки были близки магглам – и тянутся через земли и моря узы, связавшие окутанный туманами Альбион и согретую ярким солнцем, обласканную теплым морем Элиду. Тянутся ниточки, прядутся тонкими белыми пальцами Клото, привычными за века даровать людям жизнь; руками златокудрой Лахесис сплетаются имена и судьбы между собой, такие разные, но не разделимые – стоит убрать, подменить одну, перепутать нити, и изменится все полотно, уже все будет не так; тянутся ниточки – и это все, что останется у Гестии, если все остальное будет отнято, даже неумолимой Атропос не под силу лишить этого, хоть и наделена мойра силой обрывать человеческие жизни.

* * *

Тянется ниточка, искусно плетет Лахесис свой узор, и только ей одной известно, где свяжет две нити новый узелок, не просто пропустит рядом, заставив встретиться мимолетно, и только ей одной известно, где и как суждено этим нитям разойтись и перейти в другой рисунок.
Светлой нитью вплелся незатейливый вопрос, и замысловатой вязью побежал удивительно сложный ответ.
Гестия слушала Сириуса с удивлением и недоверием – не потому что не верила: слишком неожиданным было его признание, слишком непохожим на обычные, вызывающие понимание, но никак не изумление, проблемы, с которыми сталкивается в своей жизни человек. «Я испугался», «Я растерялся», «Я не подумал» – любой из этих ответов ее бы не удивил, но утверждать, что все дело в примеренных масках... Возможно, Гестия посчитала бы, что Сириус решил и здесь свалять дурака, попытавшись свалить всю вину на несуществующего человека. Какой спрос может быть с Сириуса Блэка, когда все дело в Греге, которого даром что никогда не было в этом подлунном мире? Возможно, Гестия подумала бы так, если бы не видела его взгляда – растерянного, смятенного, испуганного. Она все еще сомневалась, но уже чувствовала – Блэк не шутит, не сочиняет на ходу страшную сказку.
Почему бы не допустить, что эта игра так затянула Сириуса, что он и впрямь запутался между собой и злосчастным Грегом, что как-то получилось так, и Грег стал не просто случайным псевдонимом, а обрел пусть не плоть и кровь, но все же какой-то облик? Но Мерлин с ним, с Грегом: неожиданно эта неровная, неуклюжая нить йоркширского путешествия потянула за собой другие, с которыми быть связана никак не могла, – глазами смертных эту связь не обнаружить, но от мудрого взора мойры спутанные нити укрыться не могли, и она позволила им виться так, что окажись задетой одна, задрожат другие. И эти другие были тревожнее и важнее той, с которой все началось.
Гестия чувствовала неловкость юноши, чувствовала, что слова даются ему нелегко. И было что-то пугающее в его неожиданной откровенности, как будто бы он снова переживал тот детский ужас, и снова был готов повторять слова-ниточки, как молитву, вот только поздно – их смысл стерся, потерялся, не мог указать дорогу мальчишке, в одночасье потерявшего себя. Она ни разу его не перебила, но видеть Сириуса таким – бледным, спотыкающимся на словах, дышащим неровно – было почти больно: нельзя так просто смотреть, как вместе со словами выходит наружу многолетний ужас, многолетняя боль. Гестия хотела помочь, но что было в ее силах?
Нет, Сириус, со мной никогда такого не было. Наверное, мне было бы страшно, как и тебе, мне и теперь страшно, но справиться с любым кошмаром можно. Немного надо, чтобы ощутить вновь смысл этих слов. Гестия Чарити Джонс – вот и все, что у меня останется однажды. Сириус Орион Блэк, имя весит побольше, чем ты мог себе представить. Вместе с ним живет твоя семья и близкие тебе люди, твои чувства и переживания, твои воспоминания, вся твоя жизнь.
Мне не нужно доказывать, что в этих словах, в моем имени, есть смыл – каждый день я вижу подтверждения тому, ведь у меня есть отец и мать, сестра, друзья, все они помогли бы избавиться от страха перед трещиной в стене и заставить ее стать всего лишь трещиной, не способной стереть меня из памяти Вселенной.
Сириус Орион Блэк...
...если бы с тобой все было так просто.
- Ты говорил с кем-нибудь об этом раньше?
Могла ли Сириусу помочь его семья? Нынешние отношения в древнейшем и благороднейшем семействе не были ни для кого секретом. Но разве так было всегда? Разве не был Сириус любимым сыном когда-то? Или же... Потеряли ли слова смысл только от того, что истерлись?
- Может быть, те слова, которые ты повторял когда-то, потеряли свой смысл, но, Сириус, ты можешь ответить иначе. Сириус Блэк, Бродяга, друг Джеймса Поттера, Римуса Люпина и Питера Петтигрю, один из членов Ордена Феникса, и еще множество эпитетов на твое усмотрение и твоих друзей. Как ты думаешь, эти слова имеют значение, могут защитить тебя от трещины в стене и сказать, кто ты есть, или же тоже нуждаются в том, чтобы проверять, есть ли в них смысл?

У богов есть тысячелетия, чтобы научиться видеть и понимать то, чего люди не в состоянии распутать даже в своей душе, потом, они мудры и проницательны по определению, а у Гестии Джонс – всего лишь четверть века, совсем немного, на выполнение той же задачи, и она не более чем человек, пусть и наделенный волшебной силой, но такой же смертный, как и другие, такой же глупый и наивный. Ей не дано читать в сердцах, она же Гестия, просто Гестия, куда тут до богов.
Просто Гестия.
Имя впервые звучит едва ли не насмешкой: ее назвали в честь греческой богини домашнего очага, мудрой, милосердной, с добрым и чутким сердцем – Гестия всегда ценила этот дар, но сейчас собственное имя легло на ее плечи тяжелой ношей. Она хотела быть достойной этого имени – и ошибалась там, где, наверное, не ошиблась бы Гестия, дочь Кроноса.
Но человеческая жизнь состоит не в том, чтобы не пытаться понять, чтобы избегать любого вторжения чужого мира в твой, только потому что ты не всеведущий бог, и все же требует определенной смелости, чтобы, получив в руки чье-то доверие и откровенность – вещи хрупкие, требующие невыразимой бережности и осторожности, стараться снова и снова. Недаром говорят, что чужая душа – потемки.
Не ерничай, пожалуйста. Неужели не понимаешь, кого я имела в виду? – но «вслух» Гестия только лишь покачала головой – нет, не похоже. Странно было чувствовать себя тем, кому доверили тайну, неизвестную даже самым близким друзьям. Орион и Вальбурга не смогли бы стать поверенными страхов старшего сына, но ведь были еще и Мародеры – Гестии всегда казалось, что Сириус достаточно близок с друзьями.
Дело не в том, что ты сын Ориона и Вальбурги, – вздохнула она. – Ты слишком сильно вбил себе это в голову, чтобы увидеть что-то еще. Ты бежишь от этого родства, но сам же, как клеймо, навешиваешь его на себя. Возможно, это мешает тебе услышать.
Мастерство Сириуса Блэка на всякие шалости, каверзы, его вредность, неосторожность, безответственность поворачивались другим боком; стоило свету упасть на другую сторону, как самоуверенный, действующий всем наперекор, не задумывающийся о последствиях мальчишка становился испуганным и потерянным.
Сириус говорил долго, и когда его речь закончилась, Гестия не сказала ни слова. Только отставила чашку и отвернулась – отошла, опустилась на корточки у камина, разожгла огонь. Немного странный жест для теплого лета, солнечного вечера, но для Гестии необходимый – разговор был сложным не только для Сириуса, которым выворачивал перед ней душу, но и для нее, пытаясь понять, она теряла покой и равновесие – страшно было все, о чем Блэк говорил.
- Να με βοηθήσετε? – обратилась она к пламени по-гречески, а для Сириуса – все также молча протянула ладонь к огню.
Гестия позволила тишине задержаться еще ненадолго, не боясь, что та затянется слишком сильно, а потом заговорила – негромко и очень ровно, все так же глядя на пламя, не на Сириуса:
- Пусть так, пусть все эти имена тебе дали мы, но если отбросить их все, что останется? Только ли пустота? Может быть, ты не слышишь ничего сейчас, потому что не хочешь, постоянно цепляешься за то, что слышат в этом другие – твои родители, Мародеры, Орден, но если ты отбросишь все, но оставишь только имя, незатронутое ничем... Как если бы не было ничего, что ты знаешь, только чистый лист и ты, Сириус. Можешь не отвечать сейчас, просто подумай об этом.
Наверное, жар от огня должен сейчас казаться неприятным, но Гестия такого не чувствовала. Она опустилась на пол у камина, подобрала под себя ноги, видимо, уже не собираясь возвращаться в кресло.
- Мое имя – не ярлык, навешенный родителями, чтобы выделить меня среди чужих детей или навязать мне, какой они хотели бы меня видеть. Мое имя – это я, со всеми моими чувствами и стремлениями, со всем, что я сделала и чего не сделала, такая, какая есть, а не какой меня заставили быть. Оно звучит – и вместе с ним моя жизнь и дорогие мне люди.
Нет, это не разговор слепого с глухим, она не начинала снова убеждать Сириуса в том, что и он живет в своем имени, что услышит в нем себя, не об этом Гестия хотела сказать.
- Я не к тому, что твое имя и прозвища – тоже не просто «социальные роли», просто для меня это всегда было так, понимаешь? Я никогда не чувствовала пустоту, я всегда была... целой, – последнее слово прозвучало немного удивленно, словно было новостью и для самой Гестии, – поэтому мне непросто осознать все то, что ты говоришь.
Почти спиной к Сириусу – но почему-то Гестия была уверена, что это не будет таким неуместным сейчас, каким считается обычно, не заденет юношу. Она не приглашала его присоединиться – ей пламя возвращало силы, успокаивало, ей было комфортно здесь, у очага, но что могло бы принести равновесие Сириусу, Гестия не знала. Пусть решает сам, где ему будет удобнее.
- Я не могу сказать, кто ты, – Гестия наконец подняла взгляд на Сириуса. – Но знаешь, почему ты не Наземникус и не Грег? Не только потому, что сам оценил Грега как «не то». Ты думаешь, ты беспокоишься, ты боишься, а Наземникуса и ему подобных совсем не беспокоит кто они есть, поэтому они мертвы. А ты живой, ты можешь быть вредным и несносным мальчишкой, ты можешь ошибаться, но ты ищешь себя.
Только от тебя зависит, будешь ты мерзким продажным пройдохой или кем-то другим. Пусть ты не знаешь, кто ты, и я не знаю, потому что это будешь ты, каким вижу тебя я, но в твоих руках не стать Наземникусом, если ты этого не хочешь.