https://forumstatic.ru/files/0012/f0/65/31540.css https://forumstatic.ru/files/0012/f0/65/29435.css

Marauders: One hundred steps back

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Echo

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

1. Участники: Доркас Медоуз, Питер Петтигрю.
2. Место: Лондон, съемная квартирка Питера Петтигрю.
3. Время: начало 1979 года, вторая половина дня.
4. Краткое описание: в один далеко не прекрасный день может случиться много всего. Дурные вести, дурное настроение, одиночество и чье-то небезразличие.

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.

+1

2

Мужчины не плачут!

«Скрип-скрип», – поскрипывало кресло. «Кап-кап», – вода из протекающего крана на кухне падала с глухим стуком, рисуя круги ржавчины-осени на поверхности стеклянной раковины. В окно бились снежинки дождя: метель со снегом украшала город вполне лондонской зимней слякотью, благодаря чему любой прохожий, мысленно или вслух, мог попрактиковаться в искусстве обсценной лексики. Такие привычные звуки в домашней обстановке сегодня тяготили Питера. Обычно квартира воспринималась как убежище от враждебного внешнего мира, где он мог в тишине и молчании стать собой полностью. Дом обещал спокойствие и забытье, в полутемной комнате – Питер не любил яркого света в квартире – каждая вещь находилась на своем хаотичном месте, и такой порядок был незыблем уже полгода. Его жилье было оплотом стабильности, качества и свойства, которого так не хватало самому Петтигрю.
В этот день все было иначе. Отпросившись с работы, Пит побрел через непогоду домой – пешком, даже не подумав о трансгрессии. Пусть неблизкий, почти сразу его одежду облепило мокрым снегом, то и дело он смахивал с ресниц влагу с неба, так похожую на слезы, но нет, не плакал. Погода справлялась с этой задачей сама. Добравшись, аврор оказался промокшим чуть не до последнего предмета одежды и продрогшим, но не ощущал этого. Питер бездумно переоделся, бросив мокрый ком, состоящий из того, что он носил сегодня, на пол в угол. Очень неаккуратно, если подумать, но жил юноша один, и никто не мог укорить его за беспорядок и разгильдяйство. Мысль об этом заставила сердце Пита тоскливо сжаться. Единственным человеком, когда-либо гонявшим его за беспорядок, была Сюзан Петтигрю, его мать; конечно, он редко прислушивался к ее словам, да кто вообще слушает родителей?
Сначала парень собирался согреться обычным чаем, а потом сразу лечь спать, чтобы не думать ни о чем, но, как обычно у него бывало, намерения не совпали с реальностью. Питер отправился к кухонному шкафчику, заваленному всяческой дребеденью, и, порывшись в нем (сопровождался процесс приглушенными ругательствами и невнятным бормотанием), извлек на белый свет небольшую бутылочку. Емкость была наполовину опустошена, содержимого хватило бы максимум на пару-другую рюмок или стаканов, а можно было вообще опустошить бутылку несколькими большими глотками. Петтигрю не собирался пить ликер, как пираты ром, несмотря на невеликую аккуратность в быту и небрезгливость, он все-таки решил воспользоваться стаканом. Напиток, наследие недавнего празднования Рождества Мародерами, был нечастым гостем в доме Питера, который вообще-то не очень жаловал алкоголь как повседневное питье, и уж тем более почти никогда не выпивал в одиночестве. Но сегодня… Ему было наплевать на свои обычные принципы. Сладковатый ликер обволок горло, принеся моментальное чувство тепла. Парень устроился в кресле, закинув ноги на табурет рядом, и свесил руку со стаканом почти до пола. Старое кресло скрипело при малейшем его движении, в комнате было темно – Хвост нарочно не включал света.
Холодный вечер опускался на город, готовясь уступить место ночи, которая наверняка принесет заморозки в своих ледяных неласковых руках. Задумчивость Питера плавно переходила в полудрему, из которой его вырвал бесцеремонный стук в дверь. Звонок у него давно не работал, и немногочисленные посетители знали об этом, посему сразу барабанили в дверь, часто сопровождая это воплями вроде «Открывай, Хвост!», если в подъезде стояли Сириус или Джеймс, и недовольным ворчанием, когда его дом освещала своим посещением соседская старуха миссис Лонгс. Какое-то время Питер раздумывал, открывать ли, стук повторялся через равные промежутки. Можно было сделать вид, что его нет дома, потому что вел он себя тихо, кроме того, видеть никого не хотел. Мрачное одиночество нынче подходило юноше более всего. Однако посетитель мог оказаться настойчивым, что, судя по всему, и произошло. Глотнув из стакана, Пит звякнул им о табурет и поплелся к двери, чтобы открыть.
Аврор не имел дурной привычки смотреть в глазок, поэтому посетитель стал для него совершеннейшей неожиданностью. Он готовил гневную речь для назойливой соседки Лонгс, первые неприязненные слова буквально вертелись на кончике языка… Но парень лицезрел на пороге квартиры не соседскую каргу, а Доркас Медоуз, старшую коллегу из аврората, по совместительству еще и коллегу по Ордену Феникса. Питер отступил назад на шаг в некотором смущении. Собственный затрапезный вид мага не смущал, это было безразлично, гриффиндорец только пытался понять, зачем явилась девушка, с которой до сего дня они перекинулись буквально несколькими десятками слов, да и то по служебной необходимости. На работе его искать не могли, начальство было в курсе отгула, разве что только случилась крупная стычка с Пожирателями или еще какое бедствие, но для экстренного вызова сотрудников в аврорате существовали иные методы.
В общем, Питер снова сделал шаг назад, невольно впуская гостью в квартиру.
Медоуз? Что тебе нужно? – Без приветствий, недружелюбно, всем видом выражая недовольство визитом. И чего пришла?

Отредактировано Peter Pettigrew (06-08-2014 15:00:00)

+6

3

[AVA]http://s019.radikal.ru/i604/1311/0f/1ad06ca9c770.png[/AVA]
День не задался.
И хотя нормальный человек обрадовался бы спокойным будням в Аврорате, Доркас, как не относящаяся к людям стандартно «нормальным», предпочла обозначить этот день как неудачный. Отчеты – это, безусловно, очень важная часть работы, но не когда в мире военное положение.
В общем, день не задался.

Часовая стрелка едва перевалила за четыре, а некоторые авроры, особенно стажеры, уже начали собираться домой; в любом случае, функция срочного вызова в Министерстве работает превосходно. Дори бы тоже могла готовиться к походу домой, но, копаясь в архивах различных дел и подкрепляя свои соображения, которые еще вчера казались «простыми совпадениями», какими-то фактами, она пыталась узнать еще что-нибудь для Ордена. Казалось бы, в этом не было смысла: все архивные дела уже давно изучены и разобраны, но никогда не знаешь, на что наткнешься совершенно случайно. «Чем вы ближе, тем меньше вы видите» - девиз маггловских иллюзионистов, но Доркас эти слова очень нравились.

Перебирая бумагу за бумагой, папку за папкой и попутно заполняя отчетную форму, Медоуз, казалось бы, должна была совершенно потеряться в пространстве и ничего не замечать. Но Питер Петтигрю, говорящий «До завтра» на выходе из кабинета Скримджера, так или иначе привлек ее внимание. На его столе лежало много бумаг, с которыми надо было разобраться, да и найти работу уже-не-стажерам было легко – только попроси. А даже если парень молниеносно разобрался со всеми делами, он прекрасно знал, что начальнику не обязательно было персонально сообщать о своем уходе. Все это говорило лишь о том, что Петтигрю отпросился сегодня пораньше, но что могло заставить его уйти? Доркас, конечно, изначально не отрицала возможность, что у Питера какие-то личные дела, но выглядел он не особенно воодушевленным, да и нельзя было сказать, что куда-то торопился.

С этой любознательностью и вечным желанием знать больше, присущим студентам Рейвенкло, нельзя было ничего сделать. Это как клеймо на лбу – никуда не спрячешь.

Питер уже минут двадцать как ушел из Министерства, а Доркас все еще не покидала мысль, что что-то случилось. Не смертельное, однако достаточно серьезное, чтобы пренебрегать правилами. Буквы в архивных отчетах начали плясать, складываясь в абракадабру, но никак не в слова, смысл написанного терялся, стоило только прочесть новый абзац, а все выстроенные логические цепочки превращались в морские узлы. Девушка, недовольная сама собой, закатила глаза и, выдохнув, резко встала из-за стола и отнесла папки обратно в архив – дочитает завтра. Осталось только закончить отчет, на что у нее и ушло еще пятнадцать минут.

Часы пробили пять, и за окном начало темнеть. У работы в Аврорате был один плюс – один из плюсов – никогда не знаешь, когда закончишь; поэтому Бен чаще всего был не в курсе, во сколько его девушка вернется домой. «Буду, когда буду», - практически каждое утро говорила она ему, когда они расходились в Косом переулке: он в свой магазин, она – в сторону Министерства Магии.
Так вот этим плюсом нужно было обязательно воспользоваться. Куда мог направиться Питер, девушка не знала, и поэтому решила сперва проверить его дом. У стола секретаря она еще раз подумала, действительно ли ей стоит это делать, а затем нажала на кнопку звонка.

— Добрый вечер, я бы хотела запросить домашний адрес Питера Петтигрю. Правда, впервые сталкиваюсь с данной системой – не подскажете, что нужно сделать?
Вместо ответа секретарь протянула ей журнал, в котором было указано пять полей: дата, имя заявителя, имя разыскиваемого, причина, отметка о выполнении. Дори пару секунд подумала над причиной поиска адреса и, решив, что «совместные рабочие вопросы» окажутся достаточными, быстро заполнила журнал и вернула его секретарю.
— Сейчас я выдам вам карточку, на которой будет написан адрес вашего коллеги. Его будете видеть только вы, но чтобы ни у кого случайно не возникло вопросов, что это, мисс Медоуз, вам нужно будет, едва взяв карточку в руки, придумать, что будут видеть на ней другие люди. Все понятно?
— Конечно, - не удержавшись, Дори чуть изогнула бровь.
Темно-синяя прямоугольная карточка тут же легла Доркас в руку, и на ней белыми буквами проявился лондонский адрес.
— Не могли бы вы ее показать мне?
Ничего не говоря, Медоуз лишь развернула карточку адресом к секретарю, и та прочла написанное вслух:
— Шотландский рыбный суп «Кален-скинк», рецепт. Ингредиенты: пикша - 1 шт. на 220-330г; лук репчатый - 1 большая луковица; молоко - 2,5 стакана; картофель - 5-6 небольших клубней; соль, перец черный молотый; масло сливочное - 1 ч.л.; зелень петрушки - по вкусу. Очищенную, выпотрошенную пикшу положить в низкую кастрюлю и залить холодной водой. Поставить на огонь, довести до кипения, добавить нарезанный кольцами лук и варить на слабом огне около 5 минут. Вынуть рыбу из кастрюли, удалить кожу и кости, положить их обратно в бульон и варить еще 1 час, а рыбу нарезать тонкими ломтиками. Когда бульон будет готов, процедить, влить молоко, довести до кипения, добавить рыбу и варить на медленном огне еще 5 минут. Отваренный размятый картофель положить в кастрюлю, доведя суп до густоты сливок, прибавить соль, перец по вкусу и масло маленькими порциями. Перед подачей посыпать рубленой петрушкой.
— Успели записать? Суп очень вкусный, кстати, - улыбнулась Дори. — Спасибо.   

***

Стоя у двери, ведущей в квартиру Питера, девушка несколько раз нажала на звонок, но, не услышав за дверью никакого звука, решила все-таки постучать. Дверь, понятное дело, не открылась, и Дори подумала о правильности своих действий – в последний раз. Уверенности в том, что она должна здесь быть, не стало меньше, и через какое-то время она постучала еще раз. Потому еще раз – через тот же промежуток времени. И еще раз. И еще раз…

В итоге ей открыли. В квартире было темно: единственным источником света сейчас являлся коридор с парой работающих лампочек; но это не помешало Доркас понять, что ее приходом крайне удивлены, причем это удивление вскоре сменилось некими недовольством. Питер отошел на шаг назад, впуская девушку в квартиру, но она не сделала ни шагу.
— Медоуз? – вопрос словно стал подтверждением мыслей Дори. — Что тебе нужно?
— Медоуз, - кивнув, ответила она. — Привет. Знаешь, ответить тебе на вопрос я могу легко, а вот ответить на свой вопрос «зачем мне это нужно» я не могу, так что ты, пожалуйста, не задавай его мне, хорошо?
Было заметно, что Петтигрю все меньше и меньше понимает, что тут вообще происходит, но девушка продолжила.
— Я бы хотела с тобой поговорить. И хотела бы, чтобы ты поговорил со мной, - Питер открыл рот, чтобы что-то ответить, но Доркас не дала ему это сделать. — Я знаю, что ты сейчас скажешь. «Я не слишком разговорчив сегодня». А я не слишком разговорчива вообще. Скажешь, что нам не о чем разговаривать? Но почему-то моя голова заставила меня достать твой адрес, а ноги принесли меня сюда, - она вновь не дала ему сказать. — Подожди. Ты еще можешь сказать, что я вряд ли что-то пойму. Это тоже, в принципе, стандартная фраза, когда хочешь побыть один. А мне кажется, что пойму, так что... Ты попробуй, ладно? Иногда проще поговорить с человеком незнакомым, который не сможет тебя осудить, который знает так мало, что твои слова не будут ничего для него значить, но сам ты выговоришься, - Доркас еле слышно вздохнула и усмехнулась. — В любом случае, если держать все проблемы в себе, можно стать мной, а это, поверь, не самая прекрасная перспектива. А вот теперь ты можешь попробовать придумать другие отговорки, чтобы не разговаривать со мной. Или же впустить меня – как пожелаешь.

Отредактировано Dorcas Meadowes (08-11-2013 11:45:43)

+4

4

Что вообще происходит?[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]
Стоило Питеру сделать вдох, чтобы сказать хоть словечко, как Доркас Медоуз довольно бесцеремонно пресекала его попытки, продолжая свою речь. Когда последнее слово отзвучало в темноте, Петтигрю был готов если не нахамить коллеге, то уж как минимум выставить ее за дверь душа просила. Вот так просто – взять за плечи, развернуть на девяносто градусов и хлопнуть дверью за ее спиной. Он прямо воочию видел, движение за движением, как в замедленной съемке, все эти кадры, а особенно – удивление на лице девушки. Хочешь, чтобы я поговорил с тобой? А если я не хочу этого? Пит напрягся в ожидании подвоха, однако дослушал и вновь поступил не так, как собирался.
Входи, тонкий знаток чужих душ, – сухо проговорил юноша и отступил еще на шаг назад, для большей убедительности еще указывая рукой куда-то в глубины своей затемненной квартиры. Убедившись, что Медоуз на этот раз приняла приглашение (на что сама и напросилась), он, не утруждая себя закрытием двери, вернулся в комнату. По-прежнему не зажигал света: видеть друг друга они могли в неверном отсвете переставшего наконец валить снега, гостье же незачем было заглядывать в каждый угол квартирки, рискуя обнаружить неприятную неожиданность в виде грязной одежды в любом из них. Питер не сомневался, что его лицо сейчас приобрело миловидный синюшный оттенок благодаря отсутствию искусственного освещения, но ему было наплевать. – Угостить мне тебя нечем, единственное, что могу предложить – ликер, но гадость страшная, сразу говорю. Только ты ведь не пить пришла, не так ли? – Все так же неприветливо продолжил Петтигрю, уже жалея, что позволил Медоуз войти. Дотошная, внимательная и въедливая – так он мог бы охарактеризовать девушку, в присутствии которой всегда чувствовал себя неуютно, хотелось съежиться и стать как можно более незаметным, как в своей анимагической форме. Хороший аврор, она явно была в Министерстве на своем месте, в отличие от Питера. Впрочем, прямо сейчас парень не испытывал страха или неловкости перед ней, девушка умудрилась застать Петтигрю в момент, когда он был особенно уязвим, и теперь, не в силах почувствовать к ней неприязнь, гриффиндорец мог только вяло вести беседу. Не нужную ему, невесть зачем понадобившуюся ей.
Все-то ты знаешь, любой вариант моего ответа. А я просто скажу, что ничего не произошло. – Питер взял в руки стакан, на дне которого еще булькало что-то алкогольное, и выпил. Вероятно, не очень красиво, да какая ему разница. – Никаких проблем, и не стоило утруждаться поиском адреса и прочей ерундой. Доркас, – резко продолжил аврор, – я не понимаю, о чем ты говоришь. Присаживайся, кстати, – гостеприимно указал на продавленный диван, оставаясь стоять. – Ничего, что я по имени? – Только сейчас Пит вспомнил, что всегда обращался к ней исключительно по фамилии, когда не удавалось избежать необходимости вообще перекинуться словом по служебной надобности. С другой стороны, если подумать, я ее совсем за монстра держу, – пронеслось в голове, – а ведь ничего плохого она никогда мне не делала, наоборот вот, пришла зачем-то… Пусть я не понимаю причины и не вижу смысла, это не умаляет усилий, потраченных на поиск адреса и дорогу. Но ведь как-то надо было еще увидеть, что я ухожу раньше. Черт, что мне мешало провернуть это все более незаметно?..
Только ясно что – усталость, плохое настроение, гадость на душе. Нежелание увидеть, что происходило вокруг в тот момент, когда Пит уходил домой. – Чем плохо быть тобой, – усмехнулся парень, – у всех свои недостатки, знаешь ли. – Однако Хвост смутно догадывался, что, сколько не играй словами, а Медоуз от своего не отступится, наверняка ее решение прийти было тщательно взвешенным – у таких, как она, иначе не бывает. Посмотрев в окно, Питер сквозь залепленные метелью промежутки стекла разглядел огни соседнего дома. У кого-то обычный, тихий семейный вечер, а ему тут разгадывать ребусы. – Ты была права, что я не разговорчив. Не только сегодня, но и вообще. Ты серьезно ожидала водопада слов с моей стороны, Доркас? – Несколько даже иронично осведомился Петтигрю. Он подумал, что они с девушкой как будто разыгрывают пьесу абсурда, только один из актеров в глаза не видел сценария и не выучил свою роль.

Отредактировано Peter Pettigrew (24-10-2013 22:55:03)

+4

5

[AVA]http://s019.radikal.ru/i604/1311/0f/1ad06ca9c770.png[/AVA]
Расскажи мне обо всем, что тревожит,
Для ищущих нет неизлечимых болезней.
Возможно, со мной случалось нечто похожее,
И, может быть, я хоть в чем-то смогу быть полезной.

Все происходящее не только не нравилось Питеру, но и начало немного смущать Доркас. В самом деле, с чего она взяла, что он дома один? С чего она взяла, что он сможет ей открыть и не будет занят кем-то или чем-то?.. Стоило девушке подумать об этом, как в сердце предательски завыл ветер в одной из комнат.
Казалось бы, столько лет прошло, а Дори все так и не смирилась с тем, что кое-кого больше нет. Только вот нет человека, а привычки, выработанные годами, - остались.

Питер отступил еще на шаг и махнул рукой – мол, если ты еще не передумала, можешь проходить:
– Входи, тонкий знаток чужих душ.

– Спасибо, - Доркас переступила порог. – Я не знаток чужих душ, но что-то неладное чую за версту. Еще ни разу не ошибалась, кажется.

Что бы Петтигрю не говорил, а все было хуже, чем Дори сама ожидала. Да, конечно, она совсем не знала Питера, и это могло быть его обычным поведением и настроением, но все-таки… Все-таки тот, кто всегда стремился что-то кому-то доказать, произвести впечатление, стать не просто «другом Джеймса, Сириуса и Римуса» - а уж это, безусловно, не ускользнуло от тихой, но глазастой Медоуз (видели ее глаза? Большие, всегда широко открытые и серо-голубые, как сентябрьское небо? Разве может что-то улизнуть от них?) – он не стал бы так вести себя перед почти незнакомым человеком. Он бы закрыл дверь, включил свет и надел улыбку-маску. Он бы с порога предложил чай и, сказав, что сейчас все организует, убежал бы хоть немного приводить себя в порядок…
А кроме того, так бы поступил человек, который не хотел бы, чтобы о его проблемах что-то узнали.

Питер не был самым ярким пятном среди Мародеров, как Медоуз заметила по собраниям Ордена, но он всегда умел подстраивать под ситуацию свое настроение. Сейчас же… А почему я, собственно, думаю, что знаю его? Может, все мои мысли и догадки были основаны лишь на собственных ощущениях? «Но ведь счастливые люди выглядят иначе, и дома их тоже», - ответил внутренний голос.

– Угостить мне тебя нечем, единственное, что могу предложить – ликер, но гадость страшная, сразу говорю. Только ты ведь не пить пришла, не так ли?

– Я не пью, - спокойно ответила Доркас, но затем едва заметно усмехнулась, - да и если бы мне захотелось напиться, я бы пошла к Блэку, который уже не раз предлагал мне «сбросить колючки и повеселиться». Кстати, а зачем ты его пьешь, если он – гадость редкостная, а у тебя ничего не случилось? – несмотря на то, что враждебность по отношению к Дори, не скрываясь, витала в воздухе, девушка позволила себе маленькую колкость. Такая уж она была – да, колючая, как охарактеризовал ее Сириус, но все же не по пустякам.

Наверняка парень сейчас перебирает в уме все слова, которыми можно описать негативные стороны Медоуз. С другой стороны, не будь она упертой, смогла бы она сделать половину того, что сделала? Не будь чересчур внимательной, даже дотошной, смогла бы она запоминать различные детали, которые немалая часть даже не приняла бы во внимание?

Питер начал говорить, и в этот раз она решила его не перебивать.
– Все-то ты знаешь, любой вариант моего ответа. А я просто скажу, что ничего не произошло. Никаких проблем, и не стоило утруждаться поиском адреса и прочей ерундой. Доркас, я не понимаю, о чем ты говоришь. Присаживайся, кстати, - Дори кивнула и опустилась на диван, так и не произнеся ни звука. – Чем плохо быть тобой, у всех свои недостатки, знаешь ли. Ты была права, что я не разговорчив. Не только сегодня, но и вообще. Ты серьезно ожидала водопада слов с моей стороны, Доркас?

Осознав, что Питер ждет от нее теперь хоть чего-нибудь: ответа ли или каких-то действий, девушка шумно вздохнула и с легким хлопком опустила руки на колени.

– Я услышала тебя, Питер. Хорошо, давай договоримся. Я сейчас скажу тебе еще кое-что, а ты, если не захочешь затем меня видеть, меня слушать и со мной говорить, попросишь оставить тебя в покое. И я уйду, правда, уйду. Нельзя заставить человека силой открывать двери вот здесь, - на какое-то время Дори опустила ладонь на грудь. – Так вот. Для начала, спасибо, что начал называть меня по имени. Мало кто делает это, - она чуть помолчала, - а между тем, я не монстр и не зверь, - да, вот такой сюрприз, - а еще фамилия заставляет меня вспоминать о семье, которой… Которой у меня больше нет. О которой мне немного трудно вспоминать. Фамилия не принадлежит тебе одному, а имя – это только твое, - Дори улыбнулась. Правда, улыбка вышла какой-то приклеенной, ведь девушка вспомнила еще одну причину, по которой она могла слышать свою фамилию только из уст начальников и вышестоящих людей. Только один человек с фамилией «Медоуз» числился в списках волшебников, а столь частое напоминание о том, что она магглорожденная, несколько угнетало Доркас. Да, конечно, это не помешало ей стать одной из самых сильных студенток, одной из самых сильных волшебниц, но порой ей казалось, словно она чужая в этом мире. Только вот была ли она где-то своей? Девушка прокашлялась, чтобы отогнать неправильные мысли.

– А теперь по делу. Я не раз видела людей, которые закрываются, стремясь зарыть свои переживания глубоко в себя. Так часто делал Бенджи, пока я... Пока мы с ним не смогли привязать себя ниточками друг к другу. Мы научились с ним понимать, что любую проблему можно решить, если бороться с ней не в одиночку. Я не знаю, знаешь ли ты маггловские пословицы, но «один в поле не воин», а иногда полем битвы может стать собственная душа. Очень трудно быть одному, Питер. И если есть возможность принять от кого-то помощь, то почему бы не попробовать? Ах да, ты не раз сказал мне, что ничего не произошло. Тогда позволь мне указать на причины, по которым я все еще стою на своем… Ты ушел с работы раньше, оставив приличное количество недописанных отчетов и неразобранных архивных бумаг, чтобы прийти домой, сесть здесь, не включая света, и пить отвратительный, как ты сам сказал, ликер в полном одиночестве, когда у тебя есть три лучших друга, один из которых не работает, а радуется жизни, и его стоит только позвать на пьянку, он будет на месте через пару секунд. Ты всячески отрицаешь, что есть что-то, о чем стоит поговорить, но при этом я не услышала ни грамма удивления в твоем голосе, когда я заявилась к тебе, - ведь если бы ты действительно не понимал, о чем я говорю, ты бы удивился, что я сделала такие выводы. Но ты просто говоришь мне, что я неправа, и я, признаться, чувствую раздражение, исходящее от тебя в мою сторону… Я вот какую историю тебе расскажу. У меня был старший брат, - исходящее от Доркас дыхание слегка дрожало, - и мы с ним были самыми близкими людьми во всем мире. Ну, и так как он старше, проблем у него было побольше – я-то совсем девчонкой была. И знаешь… Бывало, что он вылезал на крышу дома и сидел там, играя со своим сердцем в мясорубку, переживал это все сам с собой; тогда я приходила к нему и спрашивала, что случилось, а он отвечал, что все в порядке, и даже порой улыбался мне. Но фишка вот в чем. По каким-то непонятным причинам он сидел не над своим окном, а над моим. Для этого надо было пройти приличное расстояние по трескающейся черепице. Так вот когда он говорил мне это его «все в порядке», я отвечала, что если бы все было в порядке, он бы не ломал черепицу над моим окном. Питер… - девушка закусила губу, а потом вновь продолжила. – Питер, каждый человек в глубине души хочет, чтобы у него был такой кто-то, кто не оставит, кто придет, когда будет нужно, кто послушает и похлопает по плечу. Можно бесконечно отрицать это – я всегда это отрицаю! – но поверь, я знаю, что такое быть одной. И знаю, как от этого иногда горько и немного железно во рту, - душа тоже может истекать кровью, наверное. Я тебя уже утомила… Ладно, пора закругляться. Если бы ничего не случилось, если бы все было хорошо, - я готова выкинуть мои прошлые наблюдения, может, ты просто любишь так проводить время, - ты бы сказал мне это на пороге. Ты бы не пустил меня, ведь в чем смысл пройти со мной в комнату и обратно. Но ведь что-то заставило тебя поступить по-другому, - Дори тепло улыбнулась. – А водопада слов я и не ждала – пока я прекрасно справляюсь сама. Тем более, что водопад состоит из капель… Но даже если ты не будешь говорить со мной – смотри, мы оба неразговорчивы. Пусть это будет первым ключиком к взаимопониманию. Не хочешь говорить – помолчи. Только не делай это один, пожалуйста.

Отредактировано Dorcas Meadowes (08-11-2013 11:50:23)

+3

6

Куда-то в область сердца Питеру воткнулась раскаленная игла с острейшим серебряным кончиком, тускло поблескивающая в сумраке его мыслей. Утихшая было метель за окном отчего-то переместилась прямо в квартиру, и била хлестким ветром в лицо, присыпая противным липким снегом – он не мог дышать нормально, хватая ртом воздух, в тщетной попытке наполнить легкие. Каждый вдох сопровождался очередной горстью снежного вихря, так казалось Петтигрю. Слова Доркас Медоуз задели в нем некие внутренние струны и смели заслоны, тщательно выставляемые против чужаков. Да даже и против своих. «Никто не пройдет» – девиз Питера. Зачем показывать свои слабости, зачем давать людям понять, куда лучше всего ткнуть при удобном случае, чтобы было еще больнее? Лучше всего просто не выделяться, не показываться на глаза без особой надобности. И, пока в один ужасный вечер к тебе на огонек не заглянет девушка со странным упрямством и горечью в голосе, ты и в жизни не поверишь, что так бывает.
Не дожидаясь окончания ее речи, парень вынул волшебную палочку из кармана и бесцеремонно осветил лицо гостьи простым Люмосом – ему необходимо было видеть выражение на нем. Посмотреть в ее глаза. Спокойные, внимательные… Несколько минут Питер смотрел на Доркас, оставаясь в тени, но подсвечивая ее, будь у него возможность, он просветил бы девушку рентгеновскими лучами насквозь, только чтобы понять, чем она руководствуется. Можно ли довериться человеку, утверждающему, что он не монстр и не зверь, и вот так просто, или это только кажется, что просто, рассказавшему о своем брате?
Наконец аврор погасил огонек. Дослушал Медоуз. Прислушался к поворотам иголки внутри – там саднило. Неизвестно, что нужно было сделать, чтобы вытащить ее наружу. Может быть, ответить все-таки Доркас.
Если бы я сам знал, зачем пью эту гадость, – начал Питер, – и мог утопить в ней свое сознание, сказал бы тебе. Ты же о Сириусе говоришь… А что Сириус. Он лучше других смог бы понять меня, при желании, конечно. И в то же время мои проблемы – только мои. Если ты решила, что тебе это нужно – дело личное. Теперь я не буду молчать, и, видимо, Доркас, ты выслушаешь все до конца.
Но, – чуть помедлил Петтигрю, колеблясь: зачем мне это? – я хочу потом услышать кое-что сверх того, что ты мне уже сказала. Понимаешь, эта боль, вот здесь, – юноша опустил ладонь на свою грудь, зеркаля жест Медоуз, – ненасытна, как людоед. Я не знаю, что мне поможет, но уверен, что хочу получить ответ на вопрос: почему ты говоришь, что у тебя «был» брат… Раз уж мы начали эту душеспасительную беседу, и я зачем-то решил довериться тебе. – Он помолчал и устало вздохнул.
В тишине по-прежнему было слышно, как капает вода из крана. Пит наткнулся кончиками пальцев на пустую бутылку и вернулся мыслями к тому, с чего коллега начала. Не пьет. Бережет здоровье? Выпендривается? Последний вариант был не похож на обычное поведение Доркас Медоуз, но шут знает, какое оно – ее обычное поведение. Вряд ли эта девушка каждый вечер наблюдает за стажерами, чтобы потом явиться к ним домой и опутать словами. – Я полукровка. Конечно, мне известны маггловские пословицы. Конечно, я могу, пользуясь твоими словами, крошить черепицу и играть с сердцем в мясорубку над дружеским окном. Но не делаю этого, хотя Мародеров всегда было и будет четверо, не так ли?.. – Несколько криво и деланно усмехнулся Питер, разглядывая уже не Доркас, а определенную точку на противоположной стене. – В общем, в бездну все вступления. Я уже сказал, что полукровен, отец у меня – маггл, несколько лет назад умер. Сюда, – юноша символически обвел руками свои владения, – я въехал не так давно, потому что отношения с… – он хотел сказать «матерью», но комок в горле заставил выбрать слово покороче – мамой испортились. Хотел самостоятельности, как каждый выпускник Хогвартса и начинающий страж порядка. Да кто ее не хочет в этом возрасте?Куда пустился в дебри? Оборвал себя. Темнота обволакивала, игла в сердце не ворочалась более, но напоминала о себе жжением внутри, наверное, душа истекала кровью, подтверждая красивые слова Медоуз. – Мама, несмотря на то, что волшебница, никогда не отличалась здоровьем. А сегодня я узнал, что она находится при смерти. – Питер совсем не смог удивиться, как легко сказал это. Сказал постороннему человеку. – И вот я сижу здесь, не пытаясь даже навестить ее. Просто не могу после того, как мы расстались. А ты слушаешь меня, Доркас, на кой-то черт слушаешь, когда я готов выть на луну, хотя должен бы поберечь свой и твой разум.
Молодой человек замолчал. Он не мог поверить, что все это происходит в реальности.[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]

Дори!

Извини, видимо, ну никак я не могу без ангста и страданий, хотя бы душевных.

Отредактировано Peter Pettigrew (24-10-2013 23:00:16)

+4

7

[mymp3]http://ato.su/musicbox/i/0114/b8/24e62a.mp3|Ludovico Einaudi - Primavera[/mymp3]

Перед прочтением. Питеру.

Это первая мелодия мира, под которую я непроизвольно заплакала, Питер.
Второй музыкальной композицей стала "Непобедимая армия" Fleur, но там эффект производят слова.
Здесь моя душа плачет от музыки.

Внутренняя Доркас немного пожала плечами, когда огонек на конце палочки Питера осветил ее лицо; видимая Питу девушка лишь смотрела юноше прямо в глаза, будто бы говоря, что – вот она, сидит на его открытой ладони, готовая рассказать ему все, что он хочет знать, разделить с ним все, что он мог бы разделить, помочь ему тем, чем в принципе ему можно помочь. Только откройся по-настоящему, только допусти возможность открыться, только будь с этой девочкой честен, и она отплатит тебе тем же, и она будет твоим верным и лучшим другом, который всегда с тобой, да только ты не видишь его, а ощущаешь всегда. Но стоит ей уловить хотя бы крупицу фальши в океане твоих слов, как Доркас мгновенно залезает под свой стеклянный колпак, и вытащить ее оттуда – сложнее, чем вытащить Экскалибур, не будучи Артуром. За всю жизнь только двое смогли стать ее личными Королями: любимый брат и любимый Бенджамин.
А сейчас она сама, словно решая проверить, так ли страшны Солнце и ветер на этой планете, приподнимает колпак и осторожно вылезает из него, машет Питеру рукой и говорит простое и нужное, как воздух, «привет».

«…мои проблемы – только мои. Если ты решила, что тебе это нужно – дело личное. Теперь я не буду молчать, и, видимо, Доркас, ты выслушаешь все до конца».
Это нужно не только мне, Питер, поверь. И поверь в то, что я действительно хочу выслушать это до конца.

«Понимаешь, эта боль, вот здесь, ненасытна, как людоед».
Понимаю. Когда стрела поражает зверя, он воет от боли, и страдания его страшнее и страшнее с каждой секундой; поэтому первым делом нужно вытащить эту стрелу, а затем уже залечивать рану. Понимаешь?

«…хочу получить ответ на вопрос: почему ты говоришь, что у тебя «был» брат».
Потомучтоегонетсомнойбольшеинебудетникогдаиэтоболитболитболитвсесильнее
скаждымднемавсепотомучтоятакинеотпустилаеготакинесмогластатьсильнеечемяесть
всепотомучтоялюблюегобольшевсегонасветеипотомучтоонбылединственнымктона
самомделелюбилменячтобынипроизошло...

Доркас, кажется, вздохнула вместе с Питером. Наверное, ее слова о том, что нужно спасать свое сердце от игл и стрел, не стоят ничего, потому что за столько лет сама девушка не вытащила свою. Или же отравленный наконечник был прикреплен к древку стрелы воском, как делали в древние времена, и до сих пор отравляет Дори изнутри, оставаясь где-то глубоко в девушке.

«Да кто ее не хочет в этом возрасте?»
Самостоятельности? Я не хотела. Но судьба сделала выбор за меня.
И многие, на самом деле, не хотят самостоятельности; лишь делают вид, что хотят, постоянно говоря о ней, а в реальности понимают, что нет ничего чудесней и прекрасней родного теплого дома, где тебя всегда любят и ждут. Разве что те, у кого семьи нет или есть семья только номинально, первым делом стараются отделиться.

«Мама, несмотря на то, что волшебница, никогда не отличалась здоровьем. А сегодня я узнал, что она находится при смерти. И вот я сижу здесь, не пытаясь даже навестить ее. Просто не могу после того, как мы расстались».
Бог мой, Питер…

Дори не говорила ни слова, не перебивала парня. Лишь замерла на какое-то время, а затем сглотнула ком в горле и отвела взгляд, не в силах сказать и слова, когда обычно они лились из нее потоком.

...

http://25.media.tumblr.com/0085e5a759abecca318053146ed1fc57/tumblr_mpb7u3ZZ5J1su9bs8o1_250.gif

Черно-белые фотографии стояли у нее в памяти: вот она, ее семья, - но этим фотографиям никогда уже не стать цветными, как ни колдуй.

- Питер, - тихо начала девушка, но следующие слова были уже громче, - сначала я отвечу тебе, как ты просил. У меня был брат, потому что его больше нет. Мне не было 16, когда он погиб, и я до сих пор не знаю, почему. Тони… Тони был самым ярким и светлым огнем в моей жизни, и ничто не сможет потушить его, ничто не будет ярче и светлее. Это чувство… Я боюсь, что только братья Пруэтты смогут понять меня, да и то не в полную силу, потому что они, слава Богу, не теряли друг друга, и я надеюсь, что не потеряют. Это чувство, когда ты и твой близкий человек – близнецы по своей натуре, хотя таковыми не являетесь; вы все делаете одинаково: завариваете чай, едите хлопья на завтрак, сидите не на диване, а на полу перед ним, читаете книги, теребя корешок так, что к концу прочтения он становится лохматым… А потом ты теряешь его. И эта потеря не похожа ни на какие другие, потому что ты не просто теряешь одного из двух: ты теряешь свою половину. Смотришь в зеркало и не понимаешь, почему в отражении твоих глаз теперь только одно.

Доркас говорила так спокойно, словно выучила эту речь задолго до прихода в квартиру к Питеру. На самом деле, она так давно держала все эти слова в себе, как в Ящике Пандоры, что, стоило едва задеть узелок связывающего ларец шнурка, все это вырвалось наружу нескончаемым потоком. Девушку выдавали только стоящие в глазах слезы, но в полумраке они были незаметны.

- Хочу задать тебе один вопрос. Сколько мам у тебя, Питер? Две, три, восемь? Может быть, целая армия мам? У меня нет никого. Слышишь, никого? Я не только брата потеряла, от нас ушел отец, когда мне было 14, и я через месяц после окончания Хогвартса получила приглашение от его новой жены на похороны. А через год после этого я потеряла маму. Да, я уже жила отдельно, да, я сбежала из дома, в котором было слишком много несчастий. Но мы с ней старались забывать все ссоры, которые были, порой, настолько сильными и острыми, что легче задохнуться, чем нести их на своих плечах. И несмотря на это, когда ее не стало, я жалела так о многом… О том, что не делала больше, чем делала; что говорила меньше, чем нужно было.

Капающая из крана вода выступала сейчас в роли ускорителя, но Доркас не стремилась успокаиваться. Встряхнуть тебя! Чтобы очнулся, чтобы понимал, что ты можешь потерять; чтобы понял, насколько важна каждая минута того времени, когда они живы.

- Когда я обижалась на маму за что-то, я вспоминала слова, сказанные мне одной девушкой, жившей с нами по соседству. Она была старше меня лет на 7, и потеряла родителей, когда едва стала совершеннолетней. «А мне больше не на кого обижаться, Доркас», - говорила она мне. Вот и мне не на кого обижаться сейчас. Подумай об этом, ладно? Прямо сейчас. Ты действительно считаешь, что ваш конфликт сильнее смерти? Я не знаю, как именно вы расстались, не знаю, что вы сказали друг другу или сделали. Знаю только одно: ты непременно будешь жалеть. Каждый день, каждую минуту. В моих словах нет ничего нового, конечно. Но я говорю не заученные фразы, я говорю то, что я знаю. Твоя мама при смерти, Питер, а не ты, поэтому возможность все исправить только в твоих руках, - Доркас опустила голову, глядя на свои руки, лежавшие на коленях. – «Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит»*. Если тебе дорога твоя мама или была дорога хоть когда-то, то сделай то, что правильно, вопреки всему.

После прочтения. Питеру.

Питер, прости меня. Мне очень больно было писать это, и я догадываюсь, каково такие слова читать. Но Доркас, как и я реальная я, не будет говорить приятные слуху слова, она предпочтет острую, ранящую правду - лишь бы слова были услышаны, и меры предприняты. 

После прочтения. Всем.

Надеюсь, вы начинаете понимать смысл названия, если до этого он был для вас какой-то загадкой.
Слова, сказанные Доркас соседской девушкой, были сказаны лично мне другом моей семьи еще до того, как я пришла на этот форум. Меда, милая, воистину: ты не ошиблась, она действительно всегда жила внутри меня.

* 1-е послание к коринфянам от апостола Павла, Новый Завет.
Несмотря на то, что я атеист, я очень люблю эту книгу Нового Завета, а кровь Доркас позволяет мне сделать ее верующей.

[AVA]http://s019.radikal.ru/i604/1311/0f/1ad06ca9c770.png[/AVA]

Отредактировано Dorcas Meadowes (12-01-2014 18:38:39)

+6

8

[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]
Все так просто. Все так сложно. Радость – горе, смех – слезы, счастье – боль. Девушка – юноша, свет и тьма. Доркас говорила правильное, Питер думал неправильные вещи. Где-то в районе окончания речи стакан с остатками алкоголя полетит в стену со всего размаха, окропив зеленоватые обои каплями крепкого градуса, но это будет спустя какое-то время, а пока что Пит внимательно слушал.
Сначала – ответ на его вопрос. Медоуз, оказывается, потеряла брата, с которым была очень близка. У парня не было братьев и сестер, ни родных, ни более дальних, даже в его детстве семья никогда не общалась с родней, если таковая вообще имелась. Мародеры, по сути, заменили мальчику все.
Не только мне нужно выговориться сегодня, – отстраненно подумал Пит, жадно внимая каждому слову коллеги. Как объект изучения Доркас была весьма интересна. Юноша не мог понять ее мотивов и действий, но можно было рассматривать, вслушиваться, ловить жесты в полутьме. Одна только поза девушки о многом говорила.
Мне жаль, что твоего брата больше нет с тобой, – глупое, пустое. Как выразить настоящее сожаление сухими никчемными словами, когда оно вдруг, забытое, появляется внутри, там, где, кажется, уже с полгода сухая пустыня. Когда чужие откровения ранят больнее своих проблем. Это всего лишь предложение, не способное выразить всех чувств Питера. Он понял, что ей действительно больно вспоминать, а еще – что важно, наверное, и ему было узнать.
Хочу задать тебе один вопрос. Сколько мам у тебя, Питер? Две, три, восемь? Может быть, целая армия мам? У меня нет никого. Слышишь, никого?
Я очень люблю свою маму. Уверен, что и она меня. Но я не могу. Или… могу? Или Доркас все верно говорит?
…когда ее не стало, я жалела так о многом…
А я, я буду жалеть? Смогу понять, что остался один на всем свете? Что смогу сделать с этой сосущей тоской и пустотой внутри?
Миллионы вопросов обрушивались на Питера водопадом, пока Медоуз говорила. Омывая сознание прохладцей, приносили понимание того, что непременно стоило сделать, и, странно признать, некую неосознанную злость на незваную гостью. Пришла, старается расставить все по местам, да еще и возмутительно, непростимо права.
«А мне больше не на кого обижаться, Доркас», – говорила она мне.
Темнота приносила облегчение, но только до того мгновения, как девушка начинала новое предложение.
…ты непременно будешь жалеть. Каждый день, каждую минуту.
Вот оно – подтверждение. Внутри росло напряжение, огромное, как целая планета.
«Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит»…
НЕТ. Не может быть.

Маленькая комната в уютных кремовых тонах, тоненько мерцает огонек на конце маминой волшебной палочки – Сюзан любила читать сыну сказки на ночь, освещая страницы настоящим волшебством. Пока не было известно, есть ли у Питера магические способности, Сюзан использовала палочку только в его присутствии (парень не помнил, знал ли отец о том, что его жена – волшебница, в то время), и только по особым вечерам, например, как раз когда читала мальчику интересные истории.
В памяти Питера не осталось ни одной сказки, но интонации ласкового тихого голоса и обстановка ярко запечатлелись в одном из ее уголков. На прикроватном столике у мамы всегда лежала книга, и это был именно Новый Завет, как позже выяснилось, принадлежавший отцу, но ставший подарком на какой-то особый случай. А цитата… Иногда Сюзан произносила эти слова; было что-то еще, довольно много, видимо, мать находила истину на страницах книги, но именно всепереносящая любовь раз от раза мелькала в речи, пока все были вместе и были счастливы…

И вот все смешалось вместе: чуждая Питеру религия, разговор, странный и колкий, бесспорная правота коллеги, алкоголь, ударивший в виски, собственная беспомощность. Ярость вспыхнула в голове секундно промелькнувшей искрой. Стакан, из которого он прежде пил, со всего размаха разбился о противоположную стену. Следующие несколько фраз Медоуз он пропустил, или думал, что пропустил, пока не понял, что все отпечатывается в голове, покуда пытался собрать осколки, раня руки, будто не волшебник; сразу же пожалев о необъяснимом поступке. Молчал, а хотелось кричать, громко, зло, по-звериному, чтобы весь мир узнал о его боли.
Юноша выпрямился, бросив свое бесполезное занятие. Даже, кажется, наступил на осколки, но – неважно.
Как можно, – глухо проронил он, – как можно быть настолько правой, Доркас? Ты же просто вывернула меня наизнанку. Зачем, Доркас, зачем? Нет, не отвечай, я спрашивал уже! Но все-таки, зачем, почему? Кто тебя просил сегодня приходить?! – С каждым словом он потихоньку возвращался к девушке. – Я же это все понимаю, многие твои доводы крутились в голове сотни тысяч раз, а уж сколько я порывался навестить маму, – не счесть числа этих попыток! И все же все время находилось что-то, из-за чего я отступал. Плохая погода, вот как сегодня, звезды не так встали, еще что-то… Но особенно, Доркас, сильнее всего мне мешали воспоминания! Моими последними словами в тот раз, когда мы с мамой поругались, стало «Я больше не хочу тебя видеть». Не самое страшное, что мог сказать, но я был тверд в своем решении. А теперь вот, узнав твою историю, понимаю, что хочу ее навестить, пусть и в последний раз. Давно хочу, а сегодня сильнее всего. Для чего все это, для чего, скажи!
Чуть отдышавшись, Питер продолжил:
Не знаю только, правильно ли было узнать твою личную историю. Однако я спросил, а ты ответила, все честно. Хотел бы я быть знакомым с твоим братом, Доркас, – невпопад вдруг вырвалось, – а вообще – прости, за эту сцену со стаканом и за все. Вряд ли я когда-нибудь смогу понять все, что ты чувствуешь, Доркас. Но… Ты можешь пойти со мной? Странная просьба, а быть может, некорректная и неуместная, но здесь и сейчас мы столько вылили друг на друга, что у меня просто нет другого выхода, понимаешь? Я не могу один.
Я не могу сам. Услышь меня.

+6

9

Пара слов "моему родному человеку". Питер, прости, что я начала пост со слов, посвященных не тебе.

Мой милый Аластор, если ты читаешь это, прими этот пост за одну из страниц моего дневника. Дневника, который я не стремлюсь спрятать от тебя. Я не хочу спорить с тобой снова, но подумай, так ли плохо иногда слушать сердце?
И помни, что я люблю тебя, come what may.

You said you don’t have to speak.
But I can hear you.

Говорят, что птицы видят больше цветов, чем есть в их оперении…

Доркас умела держаться спокойно и независимо даже тогда, когда сердце в груди становилось подобным воробьиному – скакало так, что, казалось, сейчас выпрыгнет или взорвется прямо в груди.

Честно говоря, слова Питера о том, что ему жаль, она пропустила мимо ушей… Она знает, что ему жаль. Всем жаль. Мало кто слышал эту историю, мало кто вообще слышал о Тони, но в любом случае все говорили одно и то же. Нельзя винить этих людей, конечно же, но в Медоуз эта память так сильно отзывалась, так сильно и так больно, что совсем крошечные зачатки обиды и злости заставляли ее невольно думать, что «спасибо, от вашего сожаления он непременно воскреснет, как же я раньше жила без вашего сострадания, без вашей просто чертовски необходимой мне помощи».
Но Тони – это Тони. Нельзя уместить в одну мысль Тони и злость. Просто невозможно. Это свет; свет, который ведет ее всю ее жизнь. И со смертью брата он не угас; наоборот, стал светить еще раньше. Иногда Доркас казалось, что Тони ждет ее, что он странным образом помогает ей находить силы, держаться… А еще она думала, что еще встретит его.* Обязательно встретит. И тогда обида и злость превращались в тоску и любовь, и девушка успокаивалась.
В самом деле, что могут сделать все те, кто выражает сочувствие? Только мысленно подержать тебя за руку и хоть как-нибудь разделить твое горе.

Дори показалось, что сочувствие Питера было искренним. На самом деле, искренность уловить сложно, но зато легко заметить фальшь; как нетрудно догадаться и понять, Дори фальшь распознавать умела весьма неплохо, и сейчас она девушке не встретилась. То есть либо Питер искренне ей соболезновал, то ли просто сказал это из вежливости, наделенный очень тонкой душой. Почему мальчики всегда стараются скрыть это? Что плохого в обладании этим даром?

Но все же она не прокомментировала эти слова, лишь кивнула незаметно, будучи уверенной в том, что юноша это заметит. Он так внимательно следил за ней весь вечер, словно ожидая подвоха…
Но подвоха не было и не предвидится.

Доркас не вздрогнула, когда услышала звон стекла, - невольно девушка почувствовала себя каким-то титаном. А впрочем, она была и правда немного похожа на Атланта, державшего небо; этим небом сейчас был Питер, и если бы Доркас хотя бы немного пошатнулась, хотя бы немного сдалась, то все бы рухнуло.

Питер говорил, говорил, говорил – этот монолог уступал монологу Доркас, но, тем не менее, был настолько эмоциональным и был настолько пронизан болью, что первое время девушка просто и не знала, что ответить. Она какое-то время хмурилась, ощущая на себе всю тяжесть, которую нес долгое время на своих плечах Петтигрю, а затем расслабилась и даже позволила себе улыбнуться. Совсем чуть-чуть – лишь уголок губ дрогнул, образовав маленькую ямочку на щеке, но Дори практически сразу же вернула себе спокойное и серьезное выражение лица.

Она молча и очень тихо встала с дивана и достала палочку; также тихо, почти невесомо ступая по полу, дошла до Питера. Reparo! – практически шепотом, наведя палочку на разбитый стакан. Что поделать, девушка не любила разбитых и сломанных предметов. Dissolutia! Episkey! – два заклинания подряд, шепотом, касаясь кончиком палочки рук Питера. Просто Доркас не могла, к удивлению ее самой, сразу дать парню ответ. Она всегда знала, что может своими разговорами вывести человека на какую-то откровенность, знала, что каким-то странным образом у нее получалось воздействовать на собеседника в хорошем смысле, но… Но чтобы за один вечер раскрыть себя человеку, с которым до этого она лишь здоровалась и прощалась, и обсуждала что-то в Ордене и Аврорате – да и то не всегда – это было странно даже для этой девушки.

Медоуз убрала палочку и подняла взгляд на Пита: спасибо зимним сапогам на каблуках, что не пришлось, как обычно, задирать голову.

- Неужели ты настолько наивен? – чуть громче ответила в ответ на просьбу Петтигрю девушка, но тут же добавила, ощущая мгновенно повисшее напряжение, взяв юношу за руку. – Я бы не отпустила тебя одного. После всего, что мы услышали.

Она сделала вид, что не была удивлена этой просьбе. Так легче; подумать о том, что же произошло в этот вечер, Дори сможет потом, сейчас интересы Питера были важнее ее интересов, мыслей, размышлений… Она помолчала, отметив, что Пит немного расслабился – или ей показалось, кто знает, - но не смогла не добавить то самое, что пульсировало у нее в голове с той самой минуты, когда Дори услышала «вряд ли я когда-нибудь смогу понять все, что ты чувствуешь».

- Мне кажется, ты уже понял, что я чувствую. С чем я иду по жизни. Может, ты понял не абсолютно все, но очень многое – даже не знаю, поймет ли столько кто-нибудь еще… Просто оно отдалось, Питер. Как… как эхо.

People, help the people
And if your homesick, give me your hand and I'll hold it.
People, help the people
And nothing will drag you down…
Oh, and if I had a brain,
I'd be cold as a stone and rich as the fool,
That turned all those good hearts away**

Magic!

Reparo - заклинание, с помощью которого возможно восстановление сломанных предметов.
Dissolutia - очищает свежую кровь вокруг раны.
Episkey - прекращение кровотечения.

*

Думаю, все увидели отсылку к «Кредо».

**

Birdy – People help the people
Пожалуйста, не переводите строчку «And if I had a brain» дословно. Она переводится как «И если бы я слушала только разум».

[AVA]http://s019.radikal.ru/i604/1311/0f/1ad06ca9c770.png[/AVA]

+3

10

[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]
Это эхо.
Слышишь больше, чем сказано. Любое слово удваивается, а то и утраивается. Любое чувство усиливается, боль становится невыносимой, радость отдается в висках, сердце готово вырваться из груди, губы немеют…
Но что, если эхо разделить еще с кем-нибудь? Чтобы гулкая отдача не била только по тебе. И чтобы, может быть, суметь поделиться не только плохим. Питер не знал, к чему все приведет. Только что полузнакомая коллега согласилась… Что? Как это назвать? Не просто поддержка. Согласилась помочь справиться с практически непосильной задачей, долгое время лежавшей на душе юноши.
Разбитый стакан снова стал целым. Потом Питер поставит его в дальний угол посудного шкафа, чтобы не напоминал о постыдной вспышке гнева. А однажды, много позже, во время переезда на другое место, стакан потеряется. Не обнаружив его среди вещей в коробках, Петтигрю растеряется, затем махнет рукой, и лишь мимолетно колко екнет что-то внутри.
Порезанные пальцы и ладони Доркас Медоуз вылечила магией.
Спасибо, – шепотом поблагодарил Пит, видя, что она собирается что-то сказать. Слушал. Нет, я не наивен, наверное. Я, напротив, считал, что знаю людей. Никто не станет помогать просто так, кроме разве что друзей, да и то не во всех ситуациях. Никто не будет долго терпеть негостеприимство, не имея за пазухой корыстных целей. Но твоя цель не корыстна, Медоуз. Тогда почему – вот так? Ответ Питеру приходил один: просто так было нужно.
Эхо.
Оставив без вербальной реакции сказанное коллегой, парень коротко кивнул, и вышел из темной гостиной в ванную комнату, где все-таки зажег свет, чтобы одеться для путешествия. Непогода за окном притихла, но место, в которое собирались отправиться двое авроров, находилось на продуваемой всеми ветрами возвышенности. Доркас, насколько Питер смог заметить, не выглядела замерзшей, вряд ли она шла к дому молодого человека пешком, как он сам, да и одета была вроде бы сообразно погоде. Питер удивился, что в состоянии даже думать такие обыденные бытовые мысли.
Вернувшись, он остановился на пороге и произнес в полутьму:
Я не знаю, почему так происходит. Может, ты права. Может, это просто отдалось. Пойдем, Доркас, я готов.
Уже спускаясь по ступенькам к выходу на улицу, Пит решил предупредить девушку:
Видимо, нам предстоит парная трансгрессия, ты же никогда не была в доме моих родителей. Я раньше этого не делал, но тебе придется довериться мне, – он пожал плечами, – иначе никак.
Странно было отправляться с привычного места, где ежедневно Петтигрю мысленно представлял переулок, смежный с улицей, на которой располагалось Министерство Магии, не одному, а с Доркас Медоуз. Да не просто с этой строгой девушкой, своей коллегой, а крепко сжимая ее руку, потому что отпустить, причинить вред нельзя ни в коем случае. Отправляться домой после очень долгого, почти смертельно долгого в случае Питера, отсутствия. Видеть за плотно сомкнутыми веками не серые камни Лондона, а пригорок, ведущий к дому, небольшой сад, стены запущенного, наверное, сейчас, здания…

Ты в порядке? – Первым делом поинтересовался Питер у девушки, когда они почувствовали землю под ногами. Все удалось. Знакомая местность, налетевший холодный ветер сразу запутался в их волосах и распушил шарфы. Гриффиндорец стоял спиной к дому – а дом находился всего в трех сотнях шагов, и проявлял заботу о попутчице. Что угодно, только бы не заставлять себя бросить взгляд на покинутые им пенаты. Не думать о том, как войдет, что скажет, как станет себя вести. Да и понятия Питер не имел, что делать дальше.
Преодолевая триста шагов – каждый запечатлелся в памяти – он молчал. Ключ от двери всегда лежал в одном и том же месте, сколько Питер себя помнил. Выемка под декоративным камнем справа от порога никогда не являлась очень надежным хранилищем, но в их полупустынном районе кражи со взломом происходили крайне редко (читай, никогда). Подбрасывая медный кусочек безвозвратно ушедшего детства на ладони, Пит посмотрел на коллегу, чтобы поинтересоваться неуверенным голосом:
Зайдешь?

+4

11

When you get what you want but not what you need
Could it be worse?

Доркас облегченно вздохнула, стараясь сделать это как можно менее заметно, когда поняла, что Питер действительно пойдет с ней - точнее, она пойдет с ним, но сейчас это не имело значения. Если бы парень решил выставить ее таким образом за дверь, он бы попросил подождать снаружи, и невежливость этого момента вряд ли бы смутила его. Но Петтигрю собирался при ней - правда, ушел в другую комнату, что естественно; Дори в коридоре как раз застегивала зимнее пальто, когда Пит вышел к ней. Она немного удивилась тому, как неожиданно легче ей стало находиться рядом с юным коллегой, - все-таки, сыграло роль то, что Питер сам стал... расслабленнее. Плечи опустились вниз, спина стала прямее, а может, Медоуз это лишь казалось, но то, что речь стала гораздо спокойнее - это точно. Доркас было это знакомо: слова начинают выходить не рваные и острые, а гладкие и плавные, словно завернутые в прохладный бархат. Нет, конечно, все это могло быть напускным, чтобы она, Доркас, успокоилась, но ей подумалось вдруг, что вряд ли у Питера остались силы на притворство.
Информацию о парной аппарации она восприняла спокойно: она доверяла своим коллегам,  да и в этом вопросе "меньше волнений" означало "лучше результат". Девушка кивнула и протянула Питеру руку.
- Тебе я доверяю, Питер, не сомневайся.
Хлопок.

When you lose something you can't replace
Could it be worse?

- Ты в порядке?
Она прикрывает глаза от ветра, приподнимая свободной рукой к щекам шарф, и отвечает после полминутного молчания.
- Да, все хорошо, - и помолчала еще немного, добавляет, - Я всегда в порядке, Питер.
Это, конечно же, большая ложь, но услышать от Дори, что она не в порядке - это как увидеть венгерскую хвосторогу, гуляющую по Лондону и жующую сладкую вату. Для всех, не считая мамы, Тони и - теперь - Бенджи, это было слишком откровенным признанием.
Она смотрит Питеру за спину: видит припорошенные снегом сад и крыльцо одного из домов - кажется, им туда. И Доркас не ошибается, наверное, потому, что сама бы стояла к родному дому спиной, попади она сейчас в Шотландию. Она бы сходила в гости ко всем, посетила бы все игровые площадки и парки рядом с ее домом, особенно долго задержалась бы у крыльца семьи Вэнс, у цепочных качелей, на холме, с которого видно огромное поле, чья зелень летом просто поражала. Но подошла бы она туда, где жила однажды? Там никого больше нет, а дом Дори не продавала - берегла, не пойми для чего и почему, но продать не могла. Внутри все было покрыто тканью, снаружи - ни одного растения, она все вырвала с корнями, оставив разве что деревья, посаженные природой...
Нет, она бы стояла к своему бывшему дому спиной, и боялась бы посмотреть на него - боялась бы воспоминаний, которые могут так накрыть тебя с головой, что потом и не вздохнешь, и не выдохнешь. Питер сейчас делал то же самое; но вот он разворачивается и идет к дому матери, не говоря ни слова; девушка просто следует за ним, понимая, что только молчание в данном случае уместно.

If you never try you'll never know
Just what you're worth.

Вот юноша достает ключик, вот он подбрасывает его в своей ладони - казалось бы, такие простые и легкие действия, но в них всегда сокрыты отблески сомнений и тревоги; человек, уверенный в себе и в своих действиях, просто берет и открывает дверь, а не мнется на пороге. Но Доркас молчит, не обвиняя Питера ни в чем даже мысленно - сама бы она едва ли дошла до порога.
Она стоит в нескольких шагах от него, на ступеньку ниже. Он поворачивается и словно ищет дорогу, по которой можно отступить. Или ищет поддержки. Или хочет узнать, не один ли он..
Все оказывается гораздо проще - Питер приглашает ее войти. Приглашает неуверенно, говоря совсем негромко, и Дори могла бы не услышать его из-за того, что куталась в шарф, но эта девочка, как всегда, услышала.

Tears stream down your face
When you something you cannot replace.
Tears stream down your face
And I...

Медоуз поднимается к Питу и подходит ближе к нему; она медлит с ответом, но лишь для того, чтобы понять, почему получила такое приглашение. Ведь всего пару часов назад она была для этого парня совершенно чужим человеком, как и для очень-очень многих, так что же изменилось? К тому же, мало ли как воспримет появление чужой девушки в своем доме его болеющая мать, да и... Да и все равно.
- Если я не помешаю, то конечно.

Девушка вдруг подумала, что и сама бы хотела познакомить такого человека, как Питер, со своим братом: возможно, Тони нашел бы более правильные слова, более правильные действия. Рассказал бы больше, ранил бы меньше, подбодрил и вдохновил бы сильнее. Доркас, конечно, не ее брат. Но она старательно училась у него тому, что он умел просто потрясающе: быть старшим братом, рукой, за которую можно подержаться, ушами, которые умеют слушать и слышать. Девушку внезапно озарило: а ведь ее разница в возрасте с Питером равна разнице в возрасте ее и Тони. Ничего сверхъестественного в этом нет, когда же ты уже отпустишь меня, но почему бы не поиграть роль старшей сестры?..
Питер поворачивает ключ в замочной скважине и толкает дверь.

Lights will guide you home and ignite your bones
And I will try... To fix you.

song

Coldplay - Fix you
Я позволила себе немного порезать ее и подшить так, как мне надо.
А вообще я в шоке, что я искала три месяца почти песню, и вот она - та, что я слушаю каждый день.

+5

12

[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]
No one knows what it's like –
To be the bad man,
To be the sad man
Behind blue eyes.

Предупреждаю,

что пост является сплошным сгустком боли и страдания. Если не хотите портить свое хорошее настроение, лучше не читайте.

Дом встретил их темнотой. Питер, пропустив вперед Доркас Медоуз, девушку-которая-всегда-в-порядке, вошел сам и закрыл дверь. Замер спиной к Доркас на несколько мгновений, будто тщательнее запирая замок, на деле борясь с иррациональным, ничем не объяснимым страхом, что они… опоздали. Что ему никто не сообщил. Что жизнь ушла уже из этого дома. В памяти Питера сохранился уютный островок спокойствия, наполненный мягким приглушенным светом, запахами мяты – маминой любимой приправы – и апельсиновых корочек, которые она засушивала на подоконнике, а это был… Это не мой дом. В родном доме не может быть пыльно и тихо, как в склепе.
Постаравшись взять себя в руки, юноша повернулся к коллеге, указал ей, куда можно повесить пальто, и сам снял верхнюю одежду. Пожалуй, не будь здесь Доркас, он бы и не решился пойти дальше прихожей, тем более что, кажется, их приход не был еще замечен. Она болеет, и сил на домашние дела нет. А ты хоть раз задумался, помогает ей кто-нибудь? Кто покупает и готовит ей еду? Что ест твоя мать? Как она себя чувствует? О чем думает женщина, подарившая тебе жизнь, что вспоминает одинокими ночами? Ты просто вычеркнул ее из жизни, как ненужный хлам, как все неприятное, саднящее, горчащее, ты отказался от родного человека, Питер, жалкий ты кусок дерьма!
Он невольно сжал руки в кулаки, поднеся их к лицу, сжал до боли, да сразу же разжал, вспомнив, что не один здесь. Чтобы заглушить внутренний голос, обратился к девушке:
Ты не помешаешь, – лучше сказать это позже, чем совсем не сказать, – пойдем, если не передумала, Доркас.
Видимо, она не передумала, хотя сам Петтигрю не был уверен, почему ей это нужно – тащиться в такую даль, чтобы стать свидетелем чужой боли. Сейчас он сосредоточился на равновесии. Собственном равновесии. Комната Сюзан была второй слева за поворотом из импровизированной гостиной комнаты. Питер мог бы пройти этим путем вслепую, с закрытыми глазами, да что там, он мог проползти, связанный по рукам и ногам, обессиленный и при смерти. Если бы вместо него при смерти не была мать. Может, в других обстоятельствах юноша даже говорил бы Доркас Медоуз что-нибудь; к примеру, рассказал о рисунках, своих детских рисунках, до сих пор в трогательных рамках висевших по стенам; или показал бы косяк дверного проема, на котором родители отмечали его рост, пока Пит не поехал в Хогвартс, а вернувшись на каникулы, решительно заявил, что уже совсем большой, и больше не нужно следить, насколько он вырос за год…
Он нарушил бы молчание, не звени в голове последний диалог с матерью.

«Питер, послушай… Сынок, все проблемы решаемы. Давай просто поговорим».
«Я больше не хочу тебя видеть».

А вдруг и она не хочет? Может ли мать вырвать из сердца любовь к неблагодарному ребенку? Он толкнул дверь в комнату, которая никогда не запиралась, и вошел с опущенным взглядом, пока не зная, что увидит, боясь этого.
Питер? Питер… Это ты…
Ее голос. Ее интонации. Он решился посмотреть, и вид женщины, полулежавшей в кровати, пригвоздил Пита к месту. Сюзан Петтигрю было всего сорок три года, но никто не дал бы ей настоящий возраст. Неестественная худоба прежде всего бросилась в глаза парню, руки-веточки, осунувшееся лицо, потухший взгляд, бескровные губы. Отец ушел одномоментно, и Питер не стал свидетелем безжалостных перемен, насаждаемых любой тяжелой болезнью. И потому еще сейчас облик матери, навеки запечатленный в колдографии, на которой они, веселые, болтали за столом о всякой чепухе, и с лица обоих не сходили улыбки, так больно ударил прямо ему в сердце.
Ты никчемный ублюдок.
Мама… Мама, это Доркас Медоуз, моя коллега по Аврорату. – Совсем не то, что нужно было говорить, но юноша вспомнил вдруг о спутнице, и посторонился, чтобы та тоже могла войти. Ноги отказывались идти дальше порога, взгляд матери притягивал его, но подойти не было физической возможности, такое случилось противоречие.
И вдруг.
Набатом – в мозг.
Тогда уходи. Не можешь дать матери хоть каплю тепла – уходи. И живи с этим дальше.
Мама! – Питер сорвался с места, резко, как будто готовясь к прыжку, преодолев расстояние в три шага, и упал на колени перед постелью на пол, не смог даже присесть на краешек одеяла, словно в страхе раздавить, задеть хрупкого человека, знакомого-незнакомого человека… – Мама! – Он уткнулся в мамины колени, накрытые одеялом, сгреб ее руки в свои ладони, прижался пересохшими губами, и все повторял одно слово, только одно, что мог выговорить. Забыв о Медоуз, забыв о былой злости, о неловкости, страхах, почувствовал, как Сюзан высвободила одну руку и, положив сыну на голову, прижала его щекой к себе. И тогда к Питеру пришли наконец другие слова. – Мама… прости, мама. Прости меня. Прости… Почему, почему так, мама? Прости…

***

http://6.firepic.org/6/images/2014-05/04/v6kncjifizku.gif

Женщина тоже говорила что-то, ласково, слышимое лишь им двоим, слезы текли из глаз юноши, он не вытирал их, не замечая вовсе. Слезы текли, смешиваясь со словами, растапливая лед в сердце, ломая стену отчуждения, рождая новую боль, но смывая застарелое, вынимая занозы из всех ран. Слезы и слова, сливаясь воедино, полноводной рекой утекали мимо матери и сына, тяжелыми каплями спадая на пол, исчезая навсегда меж половиц деревянного пола.
Время остановилось.

Забегая вперед

Через три недели Питер Петтигрю вновь отпросился с работы - на похороны.

Доркас,

я написал тебе личное сообщение.

+3

13

Питеру

Прости, если я что-то написала не так. Иначе не выходит; Доркас упорно говорит мне, что все именно так и было.
Надеюсь, ты простишь ее за странные поступки. Она просто хотела, как лучше.
И если это мой последний пост здесь, то спасибо тебе за отыгрыш и вообще за все. 

[mymp3]http://my-files.ru/Download/rfofz9/Ludovico Einaudi (In a Time Lapse) - Burning.mp3|Ludovico Einaudi - Burning[/mymp3]

Она делает все практически бесшумно. Ничего не говорит Питеру, когда тот тянет время у двери; молчит, несмотря на то, что заметила некий страх, исходящий от юноши – или мне так кажется, потому что я бы боялась; тихо и аккуратно вешает на плечики зимнее пальто; старается не стучать каблуками, шагая в дом следом за Питером; не комментирует его слова.
Доркас сегодня уже сказала все, что было нужно. Обновление звуков произойдет только наутро.

Девушка надеялась лишь, что ее спрашивают, не передумала ли она, потому что именно это интересно и важно; главное, чтобы целью было не намекнуть на то, что сейчас она уже явно лишняя. Впрочем, вряд ли бы Питер Петтигрю молчал, если бы До его напрягала.
Только не сейчас.
Она не знала, что за музыка слов играет у Пита в голове, да и не хотела вторгаться в нее со своей мелодией. Осматривая дом по дороге, Медоуз замечала разные мелочи, которые ей были вполне понятны, что ее немного удивляло, конечно. У Бенджи в доме не было детских рисунков и отметок на косяке двери, там было больше колдографий, а кое-где можно было найти волшебные игрушки… Хотя Бен был полукровкой, как и Пит. Детство Питера, показалось Дори, было ближе к ее детству, и это невольно заставило ее вздрогнуть.

Как же странно и удивительно: мы можем находиться рядом с человеком, которого способны понять, словно себя, но при этом никогда с ним не заговорить. А ведь наверняка нам бы было, о чем поговорить и не в такой мрачный день.

Пит толкнул дверь в комнату матери, не поднимая взгляда, и Доркас услышала тихий женский голос. И вроде бы ей следует сейчас уйти и оставить мать и ребенка наедине, но почему-то это показалось девушке… отступлением. Она не могла уйти.
Только не сейчас.

И когда юноша представил своей матери ее, Дори тоже ничего не сказала; не для этой цели они пришли сюда, и говорить должна не она, и вообще, как поздороваться с болеющим человеком, чтобы поднять ему настроение, и.. И, на самом деле, не нашлось нужных и правильных слов сейчас – почему-то горечь спустилась в самое сердце и сковала его, как терновые ветви.
Их матери не были похоже внешне совершенно, но те родители, которых одолевает болезнь, все равно напоминают чем-то один другого. Так что Доркас не просто сожалела, что Сьюзан Петтигрю находилась при смерти, но и невольно вспоминала последние дни мамы. И тут она сделала шаг назад, увидев, как Питер бросается к своей, разрывая комнату напополам. Тут ей находиться не следует.
Только не сейчас.

Оглядывая коридор, который вел от прихожей в комнату миссис Петтигрю, Дори не могла отделаться от чувства… Словно, здесь уже нет жизни. Дом сдался, хотя его хозяйка все еще держалась, и это никак не давало девушке покоя.
Так не должно быть. Смерть приходит в первую очередь туда, где ее уже ждут.
Доркас достает палочку и делает несколько плавных взмахов, тихо идя по коридору в сторону прихожей. В светильниках загорается свет, пыль исчезает с мебели и рамок детских рисунков, оконные стекла становятся чистыми, и можно увидеть, как блестит на свету снег. Пусть этот дом помнит, что здесь живет женщина, что он не один – хотя бы пока.
Накинув в прихожей пальто, Дори не застегивает его, а только лишь выбегает на улицу и аппарирует сразу же, как чувствует возможность.

Она возвращается очень быстро: ее не было минут пятнадцать, да и вряд ли Питер заметил ее уход. Но так было нужно. Порой у Дори появляются странные мысли, и она знает, что не сможет избавиться от них, если не сделает то, что задумала. Девушка возвращается в комнату, где Питер сидит у кровати своей матери, и, стараясь не мешать им, кладет несколько ветвей на комод и зажигает над ним неяркий свет. Цветущий персик – символ долголетия, - вряд ли поможет миссис Петтигрю справиться со своей болезнью, да и зажженный свет не осветит ее жизненный путь, но До захотелось, чтобы в этом доме и в этой комнате перестало все дышать болью и.. смертью.
Только не сейчас.

***

простите, я миссис Пафос; но вы все знаете, кто мой муж, так что...

+5

14

Прошлое.
У Питера были сложные отношения со временем. Всегда. Взрослея, он не замечал, что меняется. Зеркало редко подсказывало, на что бы ему надо обратить внимание – потому что в зеркало Питер смотрелся редко. Еще реже, чем задумывался над смыслом своей жизни. Да и то сказать, кто задумывается о таких серьезных вещах лет до тридцати?
Он опаздывал на уроки в Хогвартсе, потом – но уже гораздо реже, потому что все и стало гораздо серьезнее, чем в школе – на занятия по подготовке Авроров, и совсем уж изредка, но все-таки случалось, что он опаздывал на работу.
Он мог явиться с опозданием на дружескую встречу, и это не напрягало – друзья всегда простят и поймут. На свидания Питер не ходил, поэтому с этим было все в полном порядке. Ноль равнялся нулю, ничего не перевешивало. Раз уж у него постоянно подгорало какое-нибудь блюдо, опоздания повсюду были просто закономерным следствием.
А однажды он опоздал задуматься о своей матери. Не считал, сколько времени прошло с их последней встречи, с той ссоры. Скомкал и выбросил свой мысленный календарь в мысленную же мусорную корзину.
Если бы Доркас Медоуз не вторглась в его настоящее, задев попутно и прошлое, потом Питер оказался бы опоздало убит и раздавлен муками совести.

Настоящее.
Он ничего не видел и не слышал, не ощущал, кроме маминой руки на мокрых от прошедшего снега волосах. Забыл о том, что в доме их не двое. Его сложные отношения со временем усложнились еще больше, когда он раз за разом просил прощения, выслушивая в ответ тихие ласковые заверения в том, что все в порядке и что главное – он, ее сын, пришел… Питер отдавал все свои чувства матери, непривычно, полузабыто, горячо. Мать и сын, два человека, роднее которых не может быть на свете, говорили сейчас так много, так важно и правильно – только друг другу.
Эхо прежних обид затихало вдалеке, как прежде успокоилась снежная метель, Питер постепенно успокаивался, чувствуя облегчение пополам с необъятной тоской.
– Я люблю тебя, мама.

Будущее.
Только много позже, уложив Сюзан спать и клятвенно заверив ее, что завтра-послезавтра-всегда он будет рядом с ней, Петтигрю заметит, что Доркас Медоуз навела в доме относительный порядок. Уткнувшись лбом в холодное стекло, он будет долго стоять у кухонного окна, и внутри уже не будет так пусто и остро, как днем.
Несколько раньше, после короткой беседы, в которой он нашел в себе силы поблагодарить девушку и даже, кажется, удивив больше себя, чем ее, неловко и мимолетно почти обнять Доркас, прежде чем попрощаться, Питер заметил ветви на комоде маминой комнаты и зажженный над ними свет. Назавтра мать скажет ему, что это ветви персика, символизирующие долголетие, и улыбнется почти как раньше. В этот момент время, словно издеваясь над Питером, остановится, чтобы основательно помучить его режущей тоской в сердце. Стрелки часов сдвинутся только когда Сюзан, все еще улыбаясь, спросит, не является ли коллега его сына еще и его «подружкой» – старомодное слово, всегда раздражавшее Пита до зубовного скрежета, в тот день вызовет приступ сыновней нежности – секундная стрелка быстро побежит по кругу, а Питер искренне засмеется вместе с мамой, разубеждая ее, но так и не убедившись до конца, что ему это удалось.
Матери такие матери…
До самого конца Питер забудет про время. Никогда после он точно не подсчитает, сколько дней выгадал для самой дорогой ему женщины. Только будет всегда помнить самый обычный и одновременно самый необычный визит, нанесенный ему.
Когда-нибудь Питеру станет легче. В его жизнь войдут новые люди, или же он увидит хорошо, казалось бы, знакомых в другом свете. А время так и останется для него сложной, непознанной категорией – навсегда.
[AVA]http://s4.uploads.ru/NWKG3.jpg[/AVA]

+3