…И пахнет кровью с молоком.

Одна непокорная овечка все же снизошла до того, чтобы перепрыгнуть через забор, и дальше дело пошло легче. Вредные парнокопытные теперь мялись с ноги на ноги всего несколько секунд, а потом, слышимо вздыхая, перемахивали на другую сторону деревянного покосившегося забора, стоявшего в чистом поле. В голову животным не приходило обойти строение, хотя места было достаточно, чтобы разгуляться целой отаре, а то и нескольким. Питер считал овец, дивясь на их бескрайнюю тупость и покорность. Двадцать, двадцать один, двадцать два… Сбился. Больно. Почему так больно. Простой счет не должен вызывать мук… Или здесь – должен? А где – здесь? Он потер лоб, оглядываясь, оставив в покое овец, которые тут же перестали изображать из себя скаковых лошадей и занялись своими прямыми обязанностями, то есть начали пощипывать траву. Бескрайние поля, насколько хватало взора Питера, чистое голубое небо, в котором ни облачка, он и стадо мирных парнокопытных. Очень смешно. Я же был… в библиотеке? Да. И – умер? Нет, точно нет.
Открыть глаза.
Я должен.
Мне нужно открыть глаза.
Маленькое усилие, Питер.
Вернись, ну же!
…Он по-прежнему находился в библиотеке страшного дома, где его оставил Волдеморт. Подумал, что эти помещения теперь всегда будут вызывать у него дрожь омерзения и невольную судорогу боли. Тело ломило. Кажется, Петтигрю лежал в луже собственной крови. Сразу вспомнилось, что было. Ужас и кошмар, змея на руке, ненужное совершенно никому безрассудство висельника. Кто это оценит теперь? К кому идти, когда все кончится?
Аврор пытался подняться хотя бы на корточки, но тщетно: каждое движение сопровождалось еще большей потерей крови и страшной резью. – Зато без медальона, – прохрипел парень в звенящую тишину комнаты. Ему казалось, что говорит он громко, но на деле из горла вырывались свистящие звуки, неразборчивые и слабо походящие на человеческую речь. Как будто все органы поменялись местами, и говорить с этих пор юноша должен бы пяткой, например. А дышать – кончиками пальцев, ха. Жаль, что смеяться больно. Мысль о медальоне обожгла Питера тем только, что теперь, кажется, он снова был волен над собой и своим телом. Теперь, когда произошло самое худшее из того, что могло, Пит мог бы выполнить свои намерения и расстаться с никчемной жизнью предателя. Беспросветность, ждавшая впереди, не сулила ни малейшего лучика тепла и радости. Да он и не заслужил. Надо было только не упустить свой шанс, вырвавшись наконец из этого особняка… И из-под действия Империо – для начала.
Может быть, тот, кто вошел в комнату, мне поможет в этом.
Петтигрю не видел Пожирательницу, но узнал ее голос. Женщина запомнила его имя и откровенно радовалась своему доминирующему положению, как и в прошлый раз. Но сейчас Питер не боялся от слова «совсем», сейчас ему просто стало нечего терять. Когда такое случается со слабыми людьми, откуда-то извне у них появляются ресурсы для последнего рывка. А тут еще Пожирательница, проявив подозрительное милосердие, решила облегчить страдания молодого человека. Он почти сразу почувствовал себя настолько лучше, что у организма достало сил передернуться, когда она высказала торжествующую фразу прямо на ухо гриффиндорцу и засмеялась. Питер смотрел на ту, с которым злая ирония свела его дважды, снизу вверх.
Да, ты говорила. Чтоб ты сгинула, проклятая Пожирательница. Ты говорила, и что?
– Какая молодец, – начал он, когда женщина наконец отсмеялась. – Была права, так возьми с полки пирожок, или вон книгу интересную, – попытка мотнуть головой в сторону стеллажей не увенчалась успехом; все-таки окончательно привести организм в чувство должно было нечто сильнее обычного лечащего заклинания. – Я не доброволец, а так… Лежу себе, загораю после приятнейшей встречи с вашим… руководством. – Питер выдавил улыбку, не сомневаясь в том, что получилось кошмарно. – Спасибо, что помогла, но что тебе нужно, прости мои неподобающие манеры?
Все еще свист и хрипение, но уже складываются в слова. Впрочем, даже если она не поймет – все равно. Может, это ускорит процесс.
«Что возраст? Девять, восемь, семь... Ты просто маленький совсем.».

Отредактировано Peter Pettigrew (16-11-2013 00:52:31)

Понемногу смысл слов Пожирательницы начал достигать сознания Питера. Когда боль утихает, включается разум, приходят мысли и возвращается способность мало-мальски соображать.
«Тебя сюда не звали, я это точно знаю». А откуда? Почему ты так уверена, что явился добровольно?
В голове шел медленный, со скрипом, но верный и неумолимый процесс раскладывания каждой фразы по полочкам. Мозг привычно сортировал услышанное, как делал это всегда в нормальной обстановке. Со школьных времен Петтигрю клеил видимые только ему ярлычки на любую мысль: «Обронить при случае», «Не упоминать при девушках», «Обязательно рассказать Джеймсу», и прочая. Сейчас происходило то же самое, с той лишь разницей, что некому будет сообщить все, что он знает. Возможные мельчайшие крупицы необходимой истины останутся с Питером, пока он зачем-то будет влачить никчемное существование дальше.
«Мне, конечно, тоже плевать, но я должна была проверить, не остался ли в доме моей сестры ещё один труп». Сестры?.. Андромеда Тонкс – не вариант, а значит… Значит ли это, что я правильно все понимаю?
«А ты оказался жив. Значит, не зря. Пришлось подлечить, а то бы умер с непривычки. Но это ничего, малыш, ещё привыкнешь».
– Перестань меня так называть! – Не выдержал, огрызнулся. Снизу вверх это было невыгодно, наверняка смешно. Но что было юноше с того? Ты даже не представляешь, как ошибаешься. Я не собираюсь привыкать к этой грязи, к мерзости и жестокости, в которых вы увезли по самые кончики бледных пальцев, с которых по ночам стекает призрачная кровь ваших жертв. Я не ангел, но и точно не похожу на вас.
«Манерам мы тебя тоже научим, нельзя разгуливать по Малфой Мэнору, не зная этикета».
Он оказался прав в своих предположениях. Библиотека, как и все в этом особняке, как и сам дом, принадлежала уважаемому семейству Малфоев. Тех, чья презрительная холодность к «низшим» по статусу крови за версту отбивала желание общаться с ними – появись таковое желание у гриффиндорца. Семейство, почитаемое в обществе, благородные и… Преступники? Убийцы, негодяи, слуги Волдеморта? Как иронично. И очень по-слизерински. А кто я сам…
Пита передернуло от тона женщины. От всех ее слов. Она, как сломанная шарманка, тянула одну и ту же песню на разные лады. Уверенная, вероятно, не без оснований, что отсюда пленник никуда не денется, не стеснялась в выражении эмоций и не скрывала ничего. В той комнате – труп. Убили Регулуса Блэка. Здесь – полутруп. Лучше бы и меня убили. Как жить с этим? Невольно Питер видел перед собой Сириуса, как наяву. Руки в карманах специально продырявленных на коленях джинсов, ворот рубахи небрежно распахнут, глаза смеются, словно спрашивая, какую проказу устроить сегодня. Только что твой брат умер. Почувствовал ли ты, Бродяга, смог ли понять, что на одного члена отвергнутой семьи стало меньше?
Он поспешно и резко мотнул головой, отгоняя жизнерадостного Сириуса в глубины памяти. Образ не ушел насовсем, но потускнел, теряя краски под напором ужасных слов Пожирательницы.
«А теперь позволь задать тот же вопрос. Что тебе здесь нужно, Питер?».
– Я понятия не имею, что мне здесь нужно, – набираясь спокойствия, ответил Питер, повернувшись к женщине. – Или думаешь, что мне захотелось острых ощущений, в поисках которых я посетил этот гостеприимный дом? – Сколько ни сдерживайся, а не язвить все равно не выходит. Рано или поздно такие речи не доведут гриффиндорца до добра… Если только не добиваться этого намеренно; может быть, в том и смысл. – Уж точно не по доброй воле я здесь, леди Лестрейндж, – недобро усмехнулся Петтигрю, показывая, что со времени первой встречи не только она успела узнать, кто был гостем ее сновидений, – где ты видела авроров, посещающих собрания псов с целью получить клеймо на руке? И не надо говорить мне, что я теперь один из вас. Это очевидно. – Он перевел дыхание и замолчал. Разговор мог стать даже занимательным – в известной степени, конечно.
– Начнем обучение прямо сейчас, а? Расскажи мне о местных правилах этикета, благородная леди, – игра с зажженной спичкой на пороховом складе, оказывается, могла доставить удовольствие.

Странный, невероятный диалог продолжался. Казалось бы, библиотека – место, предназначенное для тихих раздумий в уединении, чтения любимых, да и просто нужных книг в удобном кресле при неярком свете настольной лампы. В конце концов, даже школьные библиотеки таят в себе дух уюта, не говоря уже о светоче знаний под неусыпным надзором библиотекарей. После нынешней ночи Питер сильно сомневался, что еще хоть раз захочет по доброй воле посетить хоть одно книгохранилище, спасибо библиотеке дома Малфоев, чистокровных и высокородных Пожирателей смерти. Он чувствовал, что его будет бросать в нервную дрожь только лишь при упоминании этого невинного слова на букву “l”*. Мало того, теперь, наверное, даже книжные магазины станут для него запретными, страшными местами, в которых в любую минуту можно услышать сумасшедший смех Беллатрикс Лестрейндж.
– Значит, ты забрёл сюда случайно? Сам того не желая? Да ты счастливчик, дитя моё!
Не веришь. Я бы и сам не верил, не произойди это со мной. Окажись на моем месте сначала. Хочешь поменяться местами с обреченным, приближенная Волдеморта? Сомневаюсь что-то. Женщина разбирала по кусочкам фразы Питера и трактовала их так, как было удобно ей.
– Видишь на моем лице гримасу радости? Посмотри же, как я счастлив присоединиться к вам, как дорога мне оказанная честь получить изображение змеи на руке… – Произнося свою торжественную речь, Петтигрю пытался совладать со всеми частями многострадального тела разом, чтобы встать. Равнодушно поглядывал на волшебную палочку женщины: ну, еще пара-тройка заклинаний на организм, и что? Можно подумать, что Пит нужен кому-нибудь, тем более ей, целым и невредимым. Подняться удалось раза с третьего, а удержать равновесие – еще минут через… несколько. Шрамы украшают мужчину, а ты как думал, – проснулся издевательский внутренний голос, ранее безжалостно заглушаемый медальоном.
– Если вдруг решишь показать, кто здесь главный, целься сразу в голову, пожалуйста, – прохрипел юноша, – она просто раскалывается. Одно-другое ваше, прости, теперь уже наше фирменное лечебное Круцио хуже не сделает. И вообще, клин клином вышибают.
Даже внутренне Питер не пытался остановить себя. Действительно, что может быть хуже Метки для аврора? Смерть? О, не смешите мой форменный значок, будьте так любезны!
– Что ты говорила? Быть одним из Пожирателей – это честь? А ты уверена, благородная леди, что каждый Упивающийся может оценить ее по достоинству? Что все одинаково воодушевленно стремятся к достижению одной и той же цели? Какая, кстати, у нас цель – прополоть грядку магической Британии, вырвав грязнокровные сорняки под корень, м? Я не прав? – Голос сорвался, Хвост покачнулся.
Ни к чему это. Благородные леди не такие. Настоящие благородные леди не марают руки чужой кровью, не оскверняют свои губы произнесением Непростительных заклятий, их палочки не помнят следов темного колдовства, а память не хранит звук хруста ломающихся костей.
Настоящее благородство точно не зависит от статуса крови и происхождения человека. У меня его нет, но это еще ничего не значит.
Покуда у Питера еще оставались силы поддерживать вертикальное положение и выслушивать речи безумной мучительницы, он быстро проговорил:
– Я увлекся, слишком увлекся. Весь внимание, леди Лестрейндж. Не валяюсь, не лелею, молчу и слушаю.
Сделал несколько шагов вперед, машинальным движением собрался вынуть волшебную палочку, только не сразу осознал себя безнадежно безоружным рядом с этой женщиной.
Да будет так. Пусть спектакль начинается.

…Доктор на ухо шептал: «Все люди врут».

Естественно, я сопляк. А как иначе.
Подтираю кровавые сопли на твоих глазах, Беллатрикс.
Любуйся, наблюдай. Радуйся. Только будь осторожна: ты много обо мне еще не знаешь. Кое-чего я и сам не знаю, и это меня пугает. Не делай неправильных шагов, Пожирательница, не нужно. Одно неосторожное движение, и все может пойти совсем не так, как ты желаешь. Ведь твой хозяин этого не одобрит, правда? Он – единственный, кого ты боишься в этой жизни, думаю.

Некоторые мысли пришли к Питеру не сразу, по мере того, как мадам Лестрейндж отвечала ему. По мере ее действий, кажется, настолько необдуманных, что по сравнению с ними поступки Петтигрю за последние несколько дней просто верх благоразумия и логики. Вот – блестящий пример трансфигурирования, браво! – в ее руках возникает небольшой, но весьма острый на вид топорик, и Пит даже уже тянется к оружию с внутренним желанием если не действительно отрубить себе конечность, то хотя бы запустить им в ненавистную женщину. «Не догоню, так хоть согреюсь», как говорится, то есть Питер бы и не попал, чего стоит увернуться от ослабшего, измученного и хилого юноши, но, пожалуй, это было бы неплохим развлечением…
Только Пожирательница, похоже, сама толком не знала, что ей нужно от жизни. В следующий момент в его руках оказалась волшебная палочка, на которую аврор выпучился с таким изумлением, словно женщина разделась догола и сплясала вольту в одиночку, стоя на голове, умоляя при этом дирижировать в такт своей палочкой. То есть можно представить, как Пит изумился – каждый раз, начиная думать, что все не так плохо, он буквально терял дар речи от очередного поступка Беллатрикс.

Ты же не знаешь, что я без палочки. Думаешь, что мне все еще дорога аврорская честь.
Надо же, а это почти комплимент.
Какая же у тебя неудобная палочка, женщина!

Чужая собственность тяжело легла в руку. Очень жесткая и хлесткая по ощущениям, такая же темная и несгибаемая, как сущность ее владелицы. Когда Питер пользовался оружием Джеймса Поттера, все было легче, на адреналине и волне злобы, да еще с помощью крестража. К тому же та палочка была, несомненно, светлой, в отличие от этой, пропитанной темнейшей магией, впитавшей, наверное, не один десяток отнятых жизней. Анимаг слегка покачнулся, вынужденно принимая условия игры Пожирательницы, отшатнулся от ее напора и явного безумия. Он думал, наивный, что она ограничится словесным воздействием.
– Чужая палочка не так хороша, но здесь главное – желание. А у тебя ведь есть такое желание, признайся?! Есть, я знаю, я вижу...
Ты больная. О чем ты думаешь вообще?
Вихрь мыслей и вариантов поведения пронесся в голове Петтигрю.
Шаг. Маленький, едва заметный шаг назад. Она слишком близко, но увлечена происходящим. Палочка у него, рука медленно опускается, зрительный контакт удержан, как тонкая, смазанная ядом кураре, нить – не остановилось бы только дыхание. Глаза в глаза. Еще один шаг назад, и надо отвлечь внимание на другое.
Питер заставил себя засмеяться. Громко, хрипло, выжимая лишний воздух из легких.
– Как это ты угадала, что больше всего сейчас мне хочется убить тебя, даже больше, чем умереть самому, а?
Третий шаг назад. Едва заметное продвижение.
…Или еле стоящему на ногах Питеру кажется, что едва заметное. Но расстояние между ними увеличилось.
– А, зачем спрашивать. Все равно мой ответ – нет. Я НЕ СОБИРАЮСЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ КРУЦИО. Даже с помощью твоей волшебной палочки…
Следующий полушаг, резкий разворот в сторону выхода из библиотеки. Откуда силы – неважно, надолго ли их хватит – неважно. Пока есть малейший, микроскопический шанс выбраться отсюда, нужно его использовать. Ради себя.
– …Которую ты так неосмотрительно дала мне, пять минут Пожирателю, бывшему аврору, подозрительному элементу, которому даже не веришь! – Не оборачиваясь, парень вытянул руку с оружием в сторону Лестрейндж, – как скажешь, я перестал рассуждать и начал действовать!
Вот она, дверь в комнату, где убили младшего Блэка, совсем рядом, если еще чуть-чуть напрячься. Теперь Питер повернулся к женщине спиной и не видел, что она делает. Некоторый шанс был, надежда хотя бы на элемент неожиданности.
Уже не шаг, а бег. Изо всех сил.
Но, кажется, напрасно. Или нет?