Это было странное чувство.
Шарль настойчиво следил за осколками солнечного света под ногами — бесформенные кусочки беззвучно сталкивались друг с другом, смешивались, расползались в стороны, рассыпались в такт расшумевшейся кленовой кроне над его головой — пристально следил: так, как будто силился прочесть в ней какую-то важную истину. На самом деле никаких подсказок от мироздания он не ждал, всего лишь раз за разом прокручивал в голове, как постучит в дверь, ему откроют, он заговорит... Или напротив: никто его здесь не ждет, и Шарлю придется уйти ни с чем. О последнем он думать не хотел.
Розье медлил, не зная с чего начать — ведь, в самом деле, нельзя же так, не имея никакого плана, ничего не продумав идти в дом, где живет твоя — подумать только! — дочь, которую ты никогда не видел и которая никогда не видела тебя, и не известно, знает ли о твоем существовании. Редко когда он чувствовал подобную растерянность. Что Шарль может сказать? Как вообще происходят такие встречи?
Ему и в самом деле не хватало рядом человека с подобным опытом, человека, который мог бы посоветовать, поддержать, объяснить, уберечь от неверных шагов. Шарль не хотел повторять своих ошибок, надеялся, что сможет, считал, что теперь он не то что умнее — мудрее, чем был девять лет назад. И все же уверенности он не чувствовал. Возможно, потому что он ничего не знал о детях. Нет, конечно, он общался с чадами знакомых, да и Эван вышел из колыбели на его глазах, но все же... Шарль никогда не общался с детьми достаточно, чтобы интуитивно понимать их и то, чем они живут.
Ветер погнал по пыльной дороге кленовый лист, оторвавшийся от родной ветки раньше времени. Все казалось Розье относительно простым ровно до той минуты, когда воронка аппарации выбросила его неподалеку от нужного места. Удача шла ему навстречу: отыскать старых приятелей оказалось несложно, кое с кем он и вовсе потерял связь не так уж давно — переписывался долгое время. Дальше все ожидаемо пошло как по маслу: к его желанию узнать о женщине, что была его женой, отнеслись с пониманием, рассказали, что знали сами и что смогли узнать. И вот теперь он здесь и боится, что в самый нужный момент фортуна ему изменит. Что, если у него ничего не получится?

Но бесконечно раздумывать было нельзя. Как там он собирался сказать Эвану, но не успел? Что он не неудачник, он не опустил рук и до сих пор ищет свое, что у него все обязательно получится? Кажется, так. Пришло время доказать, что его не испугает возможность неудачи.
Выйти из тени. Подняться по ступеням, занести руку, помедлить еще немного и, наконец, постучать. Подождать немного, и увидеть, как открывается дверь.
— Привет, — наверное, он смотрел на девочку слишком пристально, но не мог заставить себя ослабить внимание, которое в одно мгновение тугим узлом завязалось на ней: так вот ты какая, Александрия. И почему Гелси назвала девочку именно так? Разом разбежались все слова, которые Шарль так старательно подбирал, заставив его немного замешкаться. — Тебя ведь Александрия зовут? Ты одна дома?[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

А девочка смелая — первое, что подмечает Шарль. Не смущается присутствием чужого взрослого. Хотя, быть может, все дети такие? Он не знает, но нет, наверное, нет — Розье вдруг вспоминает другого ребенка, дочку его французского коллеги; ладошка, сжавшая родительскую руку, смущенная улыбка, выдающий любопытство взгляд — открытая девочка, живая, но слишком застенчивая, чтобы втягивать в свои игры едва знакомых людей.
Сейчас он чувствует на себе взгляд другой девочки — живой, настойчивый, внимательный и ничуть не напуганный, кажется, даже не настороженный. Это заставляет Шарля подумать, что все складывается как должно быть. Он не суеверен и не видит знака «не судьба» в преградах, но их отсутствие всегда выглядит для него ободряюще.
У него было много опасений, в том числе и то, что ребенок просто не пустит его в дом. Как там всем детям говорят? Не открывать незнакомым дверь, не разговаривать и никуда с ними не ходить. Вот и Александрия об этом знает: «Я вас, вообще-то, не знаю» заставляет Шарля усмехнуться — ему нравится, как звучат эти слова, по-хозяйски прямо.
Был определенный риск в том, чтобы попытаться застать Александрию одну, но он хотел сначала поговорить с ней, и только потом с женщиной, которая решила позаботиться о ней.
— Тетя Лиз сказала, что тебя зовут так. Красивое имя, — улыбается он девочке, — мне нужно обсудить с ней кое-что... — и входит в дом с часто бьющимся сердцем. Ловит взглядом каждое детское движение, и снова ему становится удивительно и странно — он и вдруг отец. Розье не привык к этой мысли. 
— Спасибо, пожалуй, именно так я и сделаю, — соглашается Шарль со всем предложенным и честно оставляет палочку в прихожей. Пусть Александрия убедится сама, что он пришел в этот дом с добрыми намерениями. Его никто не учил общаться с детьми и приносить в их детский мир подобные новости, но не нужно впитывать мудрость поколений, чтобы понимать и чувствовать: первое, что он может и должен делать — искать доверия.
Разувшись, Шарль проходит следом за девочкой, осматривается — уже по-родительски ревнивым взглядом. Хорошо ли ей здесь живется? Заботится ли о ней Лиз? И все, что он видит, постепенно гасит неожиданно кольнувшую тревогу. Александрия не выглядит несчастной, а в доме во всем чувствуется умелая женская рука, способная не только заботиться о поддержании порядка, но и создавать уют.
— Тебе нравится жить у тети Лиз? Ты часто остаешься одна? — спрашивает он, и не первый раз растревоженной птицей бьется мысль: а если да, нравится, если все хорошо, и он только принесет разлад в этот хрупкий мир? Что он будет делать тогда?[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

Сердце не бросается опрометью, но стучит торопливо — то ли растревожено вставшим вдруг перед ним образом бывшей жены — она придумала дочери имя, она, вероятно, хотела побывать в Египте («почему именно Египет?»), что бы она сказала сейчас, — то ли просит скорее рассказать девочке, зачем он пришел на самом деле.
— Шарль, — представляется он и мысленно упрекает себя: с этого, наверное, и стоило начинать знакомство. — Мы с тетей Лиз когда-то были приятелями, когда учились в школе. Потом я уехал в другую страну, и мы долго не виделись.
Он отвечает, не помедлив ни секунды, а сам думает: узнает ли его Лиз, вспомнит ли? Они и правда не виделись со школы, а с тех пор много воды утекло.
— Спасибо, — он принимает из рук Александрии пирог и чайную чашку и заговорщицки подмигивает ей: — Зря ты считаешь готовку скучной.
Прежде чем продолжить, он подносит чашку к губам и отправляет в рот еще кусочек.
— Ты не думала, что за приготовлением пирога может скрываться кое-что другое? Например, — Розье, совершенно неискушенный в происходящих на кухне кулинарных чудесах, на мгновение заминается: память не сразу помогает найти приемлемый пример. Сам Шарль не умел готовить ничего сложнее яичницы или макарон с сыром: в детстве он даже имел шансы уверовать в то, что тыквенные пирожки растут не иначе как на дереве, спасся только собственным любопытством — услужливые домашние эльфы были готовы в любой момент подать самый замысловатый деликатес на блюдечке с голубой каемочкой, а вот объяснять, откуда что берется, они были настроены мало. После же ему было не до того, чтобы вникать в кухонные тонкости.
—  Например, — мужчина осматривает пирог сбоку, — например, можно строить замок. Уложить фундамент, который должен быть крепким, — ложечка скользит по основанию, — аккуратно выстроить стены, и они ни в коем случае не должны рухнуть. Ты ведь знаешь секрет? — кажется, он слышал однажды, будто в тесто добавляют что-то, что заставляет пироги подниматься и не дает им превратиться в печеную подошву. — И разровнять крышу, у нее обязательно должна быть золотистая корочка. Или можно устроить путешествие к центру Земли, или по острову сокровищ, — он внимательно разглядывает пирог, точно примеряясь, где бы лучше расположить те самые сокровища, — тогда придется прятать начинку получше. А еще можно устроить внутри убежище для дракона — должны сокровища хорошо охраняться. А корона для летнего короля?..
А еще монетка на удачу, которую принято прятать в тесто — Шарль вспоминает и об этой традиции, но считает ее слишком небезопасной: так зубы поломать или подавиться недолго. Где уж радоваться после такого? И вместе с тем думает, что тысячу лет не нес подобной ерунды. Однако это почему-то его не смущает, и он не кривляется, как делают некоторые взрослые, пытаясь найти с детьми общий язык — говорит с девочкой вполне серьезно, как будто и впрямь пирог может обернуться замком.
— А если бы ты могла вернуться в свой дом раньше, ты бы этого хотела? Мама или тетя Лиз рассказывали тебе когда-нибудь о твоем папе? Ты бы хотела его найти? — наконец спрашивает он и топит волнение в чайной чашке — делает глоток, за ним еще один.[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

Сказано было: не заботьтесь о завтрашнем дне и довольно для каждого дня своей заботы. И ведь сказано-то о другом, но, быть может, и Шарлю прислушаться стоило. Не думать сверх меры о том, что принесет ему его признание или как может измениться его жизнь, если он разделит свой дом с дочерью, — не думать об этом совсем было бы неверно и отдавало бы опасной беспечностью, но дать этим мыслям заполнить все уже сейчас тоже не стоило; всему свое время, и время просчитывать подводные камни отцовства еще придет. Для этого дня есть другие заботы.
— Да, — улыбается Шарль, и выходит у него как-то грустно. Совсем не так он представлял себя возвращение в Англию, совсем не со смерти оно должно было начаться. Все должно было быть иначе: он не должен был смотреть, как кукольно и нелепо изгибается тело Эвана в своем посмертии, не должен был встретить свою дочь сиротой. — Я был с ней знаком.
Так коротко. Но любые продолжения, которые только приходили ему на ум, могли вызвать у девочки только новые вопросы, на которые, ему казалось, отвечать пока рано — всей правды не скажешь, и нет никакого желания врать.
Он слушает Алекс внимательно и серьезно — новая страничка переворачивается перед ним, та, на которой написаны мечты и планы. Быть может с возрастом, она перепишется, изменит рисунок, ведь всяко бывает, но пока что на ней расправляют свои крылья огромные драконы, под солнцем отливает медью, серебром и золотом их чешуя, и стремительная тень ложится на землю, скользит преодолевая и таинственные горы Румынии, и удивительные пирамиды в опожаренных песках Египта, и неизвестные дали и страны...
— А если драконы захотят пирогов? — усмехается мужчина и тут же разводит руками, — я совсем не знаю, как кормят драконов. Но могу предположить, что, кроме драконов, рядом с тобой будет жить кто-нибудь еще. Твоя семья, например, или коллеги. Умение готовить может быть и не самым важным, но полезным. Ведь ты же не собираешься заниматься драконами в одиночестве?
Вот бы и говорить так о драконах и пирогах, рассматривать эту страничку вместе; забыть на время о том, что драконы опасны и агрессивны, что их невозможно приручить и любоваться их полетом в обычной жизни, сверканием чешуи, каскадами пламени едва ли станет тот, кто не задумал расстаться с собственной жизнью здесь и сейчас. Но ведь есть и другая страница — белая, наверное, чистая, раз Александрия ничего не слышала об отце, — ради которой он и пришел.
— Я... — Шарль должен был быть к этому готов, ведь сам же хотел, ведь за тем и шел, но последний вопрос все равно застает его врасплох. Он отставляет на журнальный столик чашку и тарелку, проводит рукой по лицу и глубоко и шумно вздыхает. Сжимает руки в замок и без улыбки, серьезно, хотя и не мрачно, смотрит на девочку.
Совсем не ко времени, но какими глупыми ему кажутся вдруг те вещи, перед которыми в детстве и школе он замирал так. Когда до слова, решения всего один шаг, но кажется — целая пропасть, изменится все. Но сейчас-то изменится точно, а вот тогда — почти ничего, только лишь несколько очков собственной решимости, смелости, дерзости, честолюбию или, наоборот, кислому смирению и мутному течению рутины.
— Я твой папа.
Слова отлетают просто и твердо; Шарль снова короток, но опасается, что любая фраза, которая может сорваться следом, будет похожа на оправдание, а это, пожалуй, последнее, с чего он хочет начать.[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

Шарлю казалось, что он выбрал подходящий момент, но...
«Ты сам все испортил».
Может быть, нужно было выждать еще? Дождаться Лиз? Она, в конце концов, женщина, она бы справилась с этим лучше него, смогла бы быть более аккуратной, и она знает Александрию ближе. Розье растерянно наблюдает за тем, как девочка недоверчиво отступает назад. Первый его порыв — броситься следом, не отпустить — вспыхивает быстро и быстро гаснет. Это не выход, если он не хочет ее напугать, и он не двигается с места. Алекс не уходит совсем, но это не дает ему нужного облегчения. Капля по капле точит где-то внутри дурацкое едва уловимое разочарование — Шарль и сам сознает всю глупость этого чувства, не хочет чувствовать этого, ведь недостойно для взрослого мужчины обижаться на ребенка — но самолюбие, вероятно, семейная черта у Розье, их порода. И сейчас оно было задето недоверием.
«Чего же ты хотел? — спрашивает внутренний голос. — Чтобы тебя приняли с распростертыми объятиями? Она никогда о тебе не слышала, ты для нее чужой».
Чужой — это слово бьет наотмашь. Нет, не об этом сейчас надо думать, не стоит позволить задеть себя слишком сильно, так, чтобы это чувство въелось — не выведешь. Он смотрит на девочку и молчит.
Умом Шарль понимает, что так, наверное, все и должно быть. Поверил бы он сам, явись к нему неизвестный с признанием своего родительства? Скорее всего, нет. Он все хорошо понимает, но чувства его в смятении, а потому стоит быть особенно осторожным — чтобы не сделать хуже.
— Но ты ведь знаешь, что у всех детей есть мама и папа? — с надеждой спрашивает он. — Твоя мама и я... мы потеряли связь несколько лет назад, она не знала, что со мной, я узнал о тебе только сейчас. Не уходи, пожалуйста. Тебе не нужно меня бояться.
Он будто идет по минному полю: не знает, какие слова помогут, какие — вызовут взрыв.
Как вообще он собрался воспитывать дочь, о которой не знает ровным счетом ничего? «Родители, которые впервые берут на руки новорожденного ребенка, тоже ничего не знают о нем. Вдобавок они еще пару лет не смогут спросить его, почему он плачет и что его беспокоит, а я — могу», — парирует Шарль.
— Смотри, что у меня есть, — Шарль достает из внутреннего кармана мантии фотографию — совсем забыл, что решил ее взять с собой — и кладет на журнальный столик. — Эта река называется Дордонь, мы с твоей мамой тогда жили во Франции, немного путешествовали. Она рассказывала тебе о Франции?
Фотография старая — кажется, была сделана вскоре после переезда. Гелси и Шарль юны и заспаны, для них обоих это была первая в жизни ночевка под открытым небом, за их спинами кутается утренним туманом река, в нем тонут замок и тропинка; и Шарль обнимает девушку за плечи и не дает ей сбежать за пределы кадра — Гелси смущенно смеется и пытается привести в порядок растрепавшиеся волосы. Она все говорила, что боится выйти на фотографии ужасно — вдруг вспоминается ему, и горло болезненно сжимается. Розье тянется к чайной чашке; глоток — и боль отступает.
— Ты можешь... ты не обязана верить мне, но мы можем подождать тетю Лиз. Ей ты сможешь поверить?

[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

Отредактировано Charles Rosier (15-10-2015 00:05:08)

Если бы письмо написать я мог
В семьдесят восьмой самому себе.
— М. Леонидов
Вопрос тяжелым обухом опускается на его голову. Шарль не раз прокручивал в голове первую встречу с дочерью, он пытался предугадать все возможное, думал о хорошем и о самом плохом, но ни в одной из его фантазий, даже самых неуютных, она не обвиняла его в смерти Гелси.
На лице мужчины растерянность, взгляд — удивленный: разве я мог что-нибудь сделать?
Меня не было там.
Я не знал.
Он смотрит на девочку — дочь — и не знает, как быть. Он и раньше-то не слишком умел справляться с женскими слезами, а тут и вовсе ребенок. Как объяснить ей, такой маленькой, такой серьезной, такой потерянной, что у него не было ни единого шанса спасти ее мать?
Или шанс все-таки был?..
Если бы на однажды на улице его остановил какой-нибудь чудак и описал страшное будущее, если бы одной из душных летних ночей его разбудил слишком реальный в своих ощущениях кошмар, исполненный крови и криков, если бы на грани яви и сна он увидел, как зверь разворачивает тяжелую голову в сторону его бывшей жены, поверил бы он этому или отмахнулся, как принято отмахиваться от назойливых бродяг и мутно-неприятных подарков Морфея?
Но ничего подобного не происходило.
Если бы он сам обладал даром предвидения и почувствовал, как темной тучей надвигается беда на жизнь далеких, но все же родных ему людей, если бы он хоть на минуту почувствовал необходимость приподнять завесу будущего, если бы он решил вернуться в Британию раньше, если бы, если бы, если бы...
Слова в неприемлемом для истории наклонении вьются вокруг него назойливо и плотно, как вечерняя мошкара, предлагая лживые возможности спасть жизнь Гелси Кармайкл.
Стоит признать: судьба не дала ему ни единой подсказки, он не мог ее спасти, потому что ему не дано ведать будущее, и это не делает Розье виноватым. Но говорить в том же тоне с Александрией, наверное, не стоит; Шарль напоминает себе, что девочка только-только потеряла мать, и в ее детской голове шестеренки вращаются не так, как в его.
— Я не знал, — говорит он не в силах сказать больше.
Мужчина ищет подходящие слова, и поражается тому, как это удается другим: обернуть все в свою пользу, воодушевить, убедить в том, что все наладится и что бы ни произошло, то было к лучшему. Как вообще такое может быть к лучшему?
— Если бы я был в дуэльном клубе в тот день, я бы сделал все возможное, чтобы ее спасти. Но я был в другой стране и не мог знать, что она погибнет.
В голосе Шарля нет оправданий, почему-то ему кажется, что нет ничего хуже, чем оправдываться в том, в чем не виноват.
— Может быть, то, что я приехал в Британию после смерти мамы и смог найти тебя — это она так захотела? Может быть, зная, что я не могу спасти ее, но могу позаботиться о тебе, она хотела, чтобы я тебя нашел.
Эти слова льются сами собой, неожиданно, что Розье и сам себе удивлен: откуда они взялись, да и те ли, что нужны. Шарль хочет добавить что-то еще, но поднимает глаза и замечает, что больше они не одни. Безмолвной тенью в дверном проеме стоит Лиз — Шарль узнает ее без труда, хотя столько лет прошло, — он тоже поднимается на ноги, толком не понимая зачем, и своды горла неохотно покидает одно единственное слово:
— Здравствуй.[AVA]http://sd.uploads.ru/SBC61.png[/AVA]

Отредактировано Charles Rosier (04-11-2015 01:30:09)