Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan - For Now I Am Winter

Аластор оставил кабинет, в котором проводилось собрание, сразу.

В свойственной для него манере резко поднялся и вышел за дверь, ничего никому не говоря. Доркас не вздрогнула ни разу – по крайней мере, никто бы этого не заметил; ее веки дернулись, когда ножка стула царапнула паркетную доску, и они дернулись второй раз, когда за Грюмом закрылась дверь, что Дори увидела лишь в уголке глаза. Девушка сидела так неподвижно, словно замерзла и превратилась в ледяную статую: ей было трудно пошевелиться, трудно сказать хоть слово, трудно сглотнуть, вздохнуть, дернуть плечом, скинув с себя ярко-серую краску, стекшую с палитры. Ей никогда не было просто с Аластором Грюмом, ровно как и не было просто со своим биологическим отцом, но сейчас, сегодня она понимает, что, возможно, натворила.
У каждого в этой комнате был повод для разговора тет-а-тет с кем-то, и, казалось бы, Доркас следует в первую очередь поговорить с Нэвусом, рассказать ему то, о чем предпочла умолчать: о том, что именно этот сотрудник Исследовательского центра тогда помог ей выжить; это был  Северус, Дак, теперь ты знаешь всю картину, а не только ту, что была в моей голове.
Но Нэвус, должно быть, не чувствовал себя так, как думала Дори, паршиво, по сравнению с Аластором. Дак знал в мельчайших подробностях внутреннюю часть истории и важные факты части внешней; Грюм, наоборот, получил едва ли не в форме отчета список фактов, да и то, как вышло, неполный. Повод для того, чтобы ощутить себя преданным, не так ли? Но тогда, всего через пару часов после произошедшего, Медоуз не могла вести беседу о том, что находилось за пределами черты фактов: перед ней сидел Аластор Грюм из реального мира, а ей все чудился шрам на его лице. Он был там – потому и не узнал ничего. Она предала его в лесу ее кошмаров, и вот сейчас…
И вот сейчас она словно предала его снова.
Просто Дака не было в лесу – вот и вся причина; не будь там Аластора, он бы тоже непременно узнал все, он бы узнал…
Чушь – прошло столько времени, что можно было бы уже поговорить обо всех кошмарах мира. Кто, как не Аластор Грюм, стал для Дори не только лучшим отцом, лучшим учителем, лучшим наставником, но и лучшим в мире психологом? Даже брату бы не удалось сделать то, что сделал Аластор: научить не рвать себя на части после сражений, в которых ты – не проиграл.
И если с кем и надо было говорить после того, что произошло, то это был Аластор Грюм; Джеймс тогда попросил его появиться, но Дори не смогла вымолвить и слова, а только вспоминала текст своего письма.
— Милый, прости, я… - поворачивается она к Нэвусу. — Мне нужно поговорить с ним прямо сейчас. Мы, знаешь, никогда с ним не говорили, - по-моему, сейчас самое время, - она ласково целует Дака и даже улыбается ему, хоть и совсем незаметно, но он увидит, непременно увидит; встает со своего места и направляется к выходу, не забыв, почему-то, взглянуть на Северуса у самой двери и, поймав его взгляд, кивнуть ему в ответ.
See? - you weren’t forgotten.

***

Умнее было бы залезть на Астрономическую башню и ястребом, не дронтом, оглядеть территорию Хогвартса, а затем – обнаружить Грюма. Вряд ли он пошел в Хогсмид за огневиски; вполне вероятно, его фляга была зачарована с помощью Expansio, как раз на тот случай, если Доркас выкинет что-то подобное, как сегодня. Так или иначе, Дори вышла на улицу и просто… закрыла глаза. Я ведь знаю тебя, знаю достаточно хорошо, - куда ты мог пойти? Где ты можешь.. ждать меня? Девушка делает глубокий вдох – нет, она не ищейка, пытающаяся поймать след, она просто – просто Доркас Медоуз; как раз поэтому она и выбирает Часовую башню.
...даже если кончик твоей палочки станет последним, что я увижу в жизни.
Наверное, это слишком самоуверенно. Но если Аластор знает, что она часто бывает именно здесь – а это неудивительно для тех, кто знает, как Медоуз любит порядок, - то скорее всего, желай он поговорить с ней, выбор бы пал на такое место, которое с этой башни будет видно. Наверное, это действительно очень самоуверенно, но попробовать стоит. 
Просто я, потеряв семью, обрела ее в тебе, даже если я не имею и малейшего права рассчитывать на то же самое в ответ.
Из маленьких окон башни совершенно никого не видно – и вот тогда Доркас понимает, что.. что была абсолютно права. Никто сейчас не найдет Аластора, кроме нее, потому что никто не полезет за часовой механизм среди ночи, чтобы увидеть старенький деревянный мост, на котором трудно, но возможно, различить фигуру мужчины. Слишком знакомую фигуру.
Если с нами что-то случится… Не будет более виноватых, по твоему мнению, чем ты сам.

Она не знает, что говорить. Понятия не имеет, с чего начать. Совершенно не понимает даже, о чем стоит молчать. Дори решила, что ей все станет ясно, только когда она окажется рядом. Им действительно много необходимо обсудить.
Я бесконечно люблю тебя самой чистой в мире любовью: любовью ребенка к своим родителям.
Доркас подходит практически бесшумно, на удивление, не скрипят даже старые доски моста; однако девушка знает, что ее появление не осталось незамеченным. И дело не в ней, просто такой, как Грюм, всегда и везде будет начеку. Она встает рядом, и их разделяет деревянная стойка; упираясь ладонями в перила, делает еще один глубокий вздох.
Прости меня, мой родной человек. Я не смогла оправдать твоих надежд.
— Прежде, чем я начну говорить, я бы хотела, чтобы ты прекратил молчать. Можешь кричать, можно ругать меня всеми известными только тебе словами, но если ты не начнешь, мы просто простоим тут до рассвета. И ты не уйдешь, - Дори поворачивает голову в сторону Аластора. — Это не просьба и не приказ, это – знание, только и всего.
Не забывай, что в твоей жизни была Доркас Медоуз – девочка, полюбившая твою жизнь больше своей.
[AVA]http://sf.uploads.ru/3o2BN.png[/AVA]

♫ Olafur Arnalds - Til Enda

Если бы Аластор Грюм знал, что сейчас происходит в голове у Доркас, он бы был крайне удивлен. Все бы были крайне удивлены, привыкшие к тому, что Доркас Медоуз – это девочка с историей о всепрощении, о любви, несмотря ни на что, о понимании и терпении.
Ни о каком терпении и всепрощении сейчас не могло идти речи; ее наставник мог говорить ей, что угодно, делать, что угодно, но только если это касалось работы. Неправильный способ выбрал Аластор, чтобы перейти грань. Большая удача, что он все же допустил, что скрытое Доркас было скрыто по какой-то серьезной причине.
Но глядя на Дори, невозможно было предположить, что в ней сейчас бушует страшный ураган, и волны-убийцы накрывают с головой. Внешне она была совершенно спокойна и холодна, будто Королева из сказки про Герду и Кая, вот только королевской крови в Медоуз никогда не было.
— Гриффиндорский огонь, - Доркас смотрит на Аластора, кажется, совершенно безэмоционально; кажется, - наконец-то я увидела его во всей красе.
Страшный ураган и волны-убийцы именно в этот вечер решили распахнуть те двери, за которыми скрывались резкость Доркас и ее язвительность, - все то, что она тщательно прятала от близких ей людей; все то, что выливалось, как ушат воды, на людей ей неугодных. Ей подумалось, что, в общем-то, не одному Грюму есть, что предъявить.
— Мой выход? А у нас комедия или трагедия? Пусть будет трагикомедия – и смешно, и грустно; а на меня, пожалуйста, основной свет, раз уж мне предстоит длинный монолог. И для начала, - девушка рвано вздохнула, что выдало ее не_спокойствие, а может быть не_решительность или не_уверенность, что будет не_ошибкой говорить то, что она собирается сказать, - если ты когда-нибудь еще раз решишь намеренно причинить мне боль, я оставлю тебя навсегда.
Она не верила в то, что говорит. Не знала, поверит ли в это Грюм; скорее всего, он снова возмутится, скажет, что она возомнила о себе невесть что, но вот в чем Доркас была уверена, так это в том, что она это сделает.
— Мой родной отец имел привычку поднимать руку на своего сына – ты хочешь так же поступать с дочерью? – от отца Тони иногда прилетало в те моменты, когда первый, выпивши, занимался изучением нестандартных лечебных манипуляций. Как говорил отец – в воспитательных целях, в стремлении сделать из Энтони мужчину. Как через несколько лет призналась мать – отец хотел «вылечить» Доркас, из-за чего часто скандалил с сыном, который, в свою очередь, отказывался склонять Дори к разным тестированиям. Девушка не могла подумать, что на подобное был способен их отец, но когда узнала, поняла, что мужчиной в их семье был все-таки именно Тони.
— Но мы же сейчас не об этом, да? Не о том, почему я такая. Не о том, что произошло давно или совсем недавно в моей жизни, так? Хотя по-моему именно об этом. Тебя интересует, как я посмела встать на защиту Северуса Снейпа и почему я не рассказала тебе о всех подробностях того дня, когда впервые за все двадцать три года меня поломало настолько сильно, что я не могла видеть людей – а некоторых особенно. Не хочешь использовать на мне легиллименцию, к слову? Обстоятельства, конечно, не те, но ведь тогда ты все увидишь своими глазами за несколько минут, а я словно разделю эту участь со своим возлюбленным. Но если не хочешь, тогда тебе придется много услышать, Аластор, очень много. И пока я буду вести монолог под светом софитов, ты уж, пожалуйста, определись, кто ты – отец или бездетный. Знаешь ли, «бездетный отец» с языковой точки зрения звучит ровно так же, как «хороший убийца», применительно к тому Пожирателю Смерти, что был представлен нам Дамблдором некоторое время назад.
Она развернулась всем корпусом так, чтобы стоять к Аластору плечом и не видеть его лица, и сделала глубокий вдох.
— 1 августа 1972 года я лишилась человека, без которого мне до сих пор очень трудно жить, - своего брата. Мне было 16 лет, и, казалось бы, это вполне немалый возраст, чтобы сообщить о подробностях смерти, но мама не сказала мне, что произошло с Тони. Так что его смерть – это какая-то, знаешь.. загадка для меня по сей день. Правда, сейчас я знаю, что он в покое. Да, ты не сразу поймешь, к чему я рассказываю тебе факты своей биографии, что вряд ли представляют для тебя какой-то интерес, но раз уж мы наконец-то можем поговорить, раз уж тебе нужны все подробности, то придется слушать все от начала до конца. Так вот: когда в доме Моррисона я, по своей непонятно откуда взявшейся глупости, потянулась к заколдованному шкафу и в меня попал осколок стекла с зельем, я увидела своего брата. Тебе снились когда-нибудь кошмары? Кошмары, в которых с тобой говорили умершие или даже убитые тобой люди? Что они тебе говорили? Наверняка не желали счастливой жизни и доброго дня после пробуждения. Тони был похож на.. не знаю, зомби из учебников по защите, а самое главное – звал меня к себе. Не по-доброму так звал; а потом появились другие умершие – те, что погибли по моей вине: не спасла или пришлось убить в сражении, но так или иначе… Ты знаешь меня, и поверишь ли ты в мою паническую атаку, в то, что я кричала и рыдала, как сумасшедшая? А потом я просто отрубилась. Выключилась, как будто свечу задули. Кажется, я просила Поттера никому меня не отдавать, - отлично проявила себя на задании, что уж там.
Доркас повернула голову в сторону Грюма, ее взгляд плавно скользнул по его лицу, но затем просто задержался на той части, где следовало бы быть шраму, будь тот мир реален, и девушка продолжила.
— Я оказалась в лесу. Как потом оказалось, это был непростой лес. Первым человеком, которого я встретила на своем пути непонятно куда, стала я сама, только в детстве. Та я, которая еще не знала, чего стоит бояться в жизни, чему стоит верить, а что – обходить стороной. И в то же время, это была та я, что была очень легка и открыта для мира; та я, от которой сейчас мало что осталось. Стоит сказать, что от всех я убегала в этом лесу, и от себя в том числе; покинув одну часть леса, я оказалась в другой, где встретила себя и Эммилин Вэнс на детской площадке. У нас было общее детство, - уточнила Медоуз. — До тех пор пока я не уехала в Хогвартс. Так что это было совершенно не логично, потому что в реальной жизни Лин там не было, но я видела тот день, когда мне сообщили о смерти брата. И вот, что интересно… тот, потусторонний – назовем его так – Тони обвинял меня в том, что он мертв, а я осталась жива; в том, что я со своей магией не спасла его; и даже в том, что моя магия стала причиной развода родителей. И там, на детской площадке с цепочными качелями, мой потусторонний брат появился тоже… И я убежала. Дальше я… дальше я видела тебя.

♫ Abel Korzeniowski - In Peace

В голове крутилось каруселью «что ты о себе возомнила?», когда Дори дрожащей рукой прикоснулась к лицу Аластора и провела кончиками пальцев линию от виска к середине щеки, пересекая глаз.
— Я видела тебя со шрамом на все лицо. И неизвестно, сколько еще таких шрамов и ран было на тебе, потому что ты говорил о том, что… Что вы доверяли мне – все авроры и, полагаю, речь шла об Ордене тоже, - а я подвела вас; подвела вас, потому что меня не было рядом. Предала, - Дори закусила губу и помолчала. — И ты собирался убить меня, а я собиралась умереть – впрочем, именно этого и заслуживают предатели, да? Наказания. Воздаяния за свои ошибки и грехи… Только есть те, кто считает себя правым, а есть те, что нет. И апостол Люк в своем благословении сказал, что «если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему; и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится и скажет: «каюсь», - прости ему». Это то самое, так раздражающее тебя, мое всепрощение. И я готова покаяться за все плохое, что совершила по отношению к тебе, а уж прощать меня или нет – решать тебе. Я, знаешь ли, готова принять и тот исход событий, если ты когда-нибудь решишь, что я того заслуживаю.
Она вновь отвернулась: ей не хотелось, чтобы Аластор видел, как она плачет. Он этого еще не видел, а Дори была «очень гордый цветок».
— Еще я встретила Бенджи, который признался мне в том, что я – всего лишь замена его бывшей невесте, но об едва ли стоит говорить об этом: в том сне меня это очень напугало, а в реальности – нет; я ведь тоже жила с ним… просто так. Потому что мне могла быть с тем, кого люблю. Так или иначе, из его дома я убежала, прыгнула с обрыва в океан и уснула на берегу. Все это время со мной был олень – видимо, своего рода проекция Поттера в мое подсознание. А наутро я решила всем четверым раздать письма, где каюсь, прошу за все совершенное и несовершенное прощения и признаюсь в том, что люблю их. Аластор, - Дори впервые за весь рассказ обратилась к нему по имени, - я могу слово в слово воспроизвести каждое письмо, что я написала. Если ты захочешь, я скажу, что написала тебе, но сейчас я хочу дать тебе понять очень важную вещь. Этот лес – мой самый большой кошмар, в котором живет один мой самый большой страх. Страх предать, подвести. Предать саму себя, предать самого дорогого мне члена семьи, подвести того, кто любит меня, и того, кто стал мне по-настоящему родным. Когда мы потом говорили у Джеймса дома, я смотрела на тебя – реального и видела тебя – из леса. Поэтому меня хватило только на сухие факты, меня хватило только на устный отчет, чтобы ты понял, почему мне необходим больничный. Мне чудился твой шрам на лице, кончик твоей палочки с зеленым огоньком, злой взгляд, словно ты не меня видишь, а Руквуда, к примеру. Надеюсь, сейчас ты понимаешь, почему я не смогла рассказать тебе всего. И мне действительно очень жаль, что имя Северус Снейп не прозвучало тогда от меня, потому что ты должен был знать, но… Скажи, разве у нас когда-либо было время на поговорить? За все эти годы? И что мы имеем теперь? Ты верил, что всегда можешь положиться на меня; я верила, что с тобой я всегда буду в относительной, с учетом военного времени, безопасности. Ты оказался сбитым с толку моим выбором сегодня на собрании; я полтора месяца назад перенеслась на созданный тобой вымышленный остров, который готов был схлопнуться, погребя меня там, откуда не достать тела. И в то же время ты говоришь, что пока есть я, миру будет, за что уцепиться, но ведь так и осталось, Аластор, я сделала такой выбор не по собственной прихоти! Этот человек спас мне жизнь, когда на его предплечье была Метка; он знал, что я аврор; скорее всего, догадывался, что я могу быть в числе тех, кто не просто работает в Министерстве; меня принес тот человек, с кем у Северуса были старые счеты; но он спас меня, послушай, он ведь действительно меня спас, хотя мог сделать вид, что о такой магии он в свои 19 лет ничего не знает, и дело с концом, на одного противника в моем лице меньше, да и Поттера можно было подвести к тому же, солгал затем, что на него тоже что-то подействовало из того шкафчика. Аластор, я поступила справедливо, и пока мы будем продолжать бороться за справедливость – разве нашей целью является перерезать черных овец в отаре? – миру буду, за что держаться. И ты винишь меня не в выборе, мне кажется, а в том, что я не рассказала тебе всего, когда прошло уже немало времени; но нельзя предугадать всех событий, которые когда-то однажды произойдут… А еще я уверена, что ты хотел спрятать меня от всех бед этого мира, а не отправить в ловушку, готовую самоуничтожиться в любую минуту.
Дори внимательно посмотрела на мужчину, помолчав, а затем опустила взгляд на перила моста и облизала пересохшие губы.
— Просить прощения у тех, кто ближе, всегда как-то сложней, но… прости меня. Здесь и сейчас может все закончиться, если ты того захочешь. Я закончила, Аластор, и теперь вроде как тебе быть моим палачом.

Большие воды не могут потушить любви,
и реки не зальют ее.

[AVA]http://sf.uploads.ru/3o2BN.png[/AVA]

Отредактировано Dorcas Meadowes (17-04-2016 20:34:20)

♫ Olafur Arnads - Broken

Опереться локтями о перила моста; сцепить пальцы в замок, опустив на него подбородок; просто слушать все то, что говорит ей в ответ Аластор; и не смотреть, самое главное, не смотреть на него. Взгляд выдает все - всегда выдает все или почти всегда; а в ее взгляде ярко-синим горело одно-единственное слово. «Сожалею».

«Я сожалею, что всегда стремлюсь выбирать сердцем. Я сожалею, что решила стать аврором. Я сожалею, что прошла стажировку. Сожалею, что обременила тебя собой, что заставила тебя переживать за меня, что сделала так, что ты стал мне доверять. Я сожалею, что моя любовь к тебе родила во мне страх – не за тебя, а страх тебя самого. Я сожалею, что это стало причиной, по которой я не была откровенна по максимуму. Я сожалею, что поступаю справедливо, даже когда сначала это выглядит неправильно. Я сожалею, что пришла поговорить с тобой; сожалею, что подумала, будто бы мне можно говорить так, как никто не говорит.
Я сожалею, что назвала тебя отцом, не оставив тебе выбора.
Я сожалею.
Не смотри на меня, Господи, пожалуйста, не смотри на меня...»

Аластор закончил говорить, но Доркас не сразу нашла слова для ответа. Она почувствовала себя стоящей на краю обрыва: еще один неосторожный шаг – смерть. И странно, но внутри ничего не горело, не бушевало и не клокотало. Не ощущалась ноющая боль в груди, легкие не сжимались до размера легких колибри. Доркас была – не спокойна, но – близко к тому. То самое спокойствие, когда знаешь, например, что скоро умрешь. Или что смерть скоро заберет родного тебе человека. Спокойствие, когда понимаешь, что нет смысла даже пытаться. Сейчас – будет то, что будет. Девушка поднялась и оперлась о перила уже ладонями.
— На острове я пыталась вызвать Патронуса, и у меня не получилось. Тед смог создать телесного, но тот не улетел дальше короткого расстояния; а я не смогла вообще. И решила тогда, что я профессионально деформирована событиями 15 августа, что я больше не профпригодна, - она повернула голову в сторону Грюма. — Прости, что я сломалась, - правда, прости меня. Со всеми происходят страшные вещи, ты прав, да и я сделала выбор осознано, но если ты скажешь мне, как мне себя… починить, то я непременно стану прежней. Стану той машиной, которую ты привык видеть, и мы снова будем синхронны. Из нас двоих, кажется, именно я оказалась не тем человеком, которого другой хотел видеть рядом с собой, да? Я… - она помолчала, потому что поняла, как неожиданно дала сбой ее привычная система «не плакать»; Боги, вот перед кем, так перед Аластором Грюмом она не хотела выдавать себя так. — Извини, я пытаюсь не запутаться во всем том, что нужно сказать тебе. Наверное, давай с самого главного: я сделала выбор много лет назад. Я знаю, какой ты. Знаю, что говорят о тебе другие. И я остаюсь на том месте, что определила для себя, несмотря ни на что, - как думаешь, почему? Может быть, потому что я хотела как раз такого отца, каким ты и являешься? Так и есть. И даже если это последний наш с тобой разговор, я говорю – да, Аластор. Да, я до сих пор этого хочу. Да, написанное в письме имеет смысл, потому что там я говорила о том, что моя любовь к тебе – самая чистая из всех возможных, потому что такую любовь испытывают дети к своим родителям, а родители – к детям.. в большинстве случаев. Я писала, что благодарна тебе за все, просила не забывать ту, что полюбила твою жизнь больше своей. Желала тебе самого лучшего – того, что ты заслуживаешь. И говорила о том, что обрела семью в твоем лице. Так что, да: ты для меня – не старший аврор, не наставник, не – мне жаль, что я вообще употребила это слово! – палач и не тень умерших родителей. Ты для меня отец, я люблю тебя, и да – к черту – я знаю тебя, но несмотря на что я никогда не оставлю тебя в одиночестве, уж прости. Только, конечно, если ты позволишь мне сделать этот выбор.

— Теперь о том, почему я допустила возможность использования на мне заклинания: потому что я думаю, что ты больше не веришь мне. Не веришь в меня, не доверяешь мне, мои слова для тебя – то, что нужно проверить. Я не знаю, как ты можешь стоять и верить остальному, что я говорю, ведь видишь в моем молчании злой умысел, и хоть сколько я буду говорить, что его здесь нет, разве… разве ты мне поверишь? Скажи, сможешь ли ты доверять мне теперь? Раз то, что я сделала – это, будем называть вещи так, как мы обычно их называем, предательство, а предатель – он всегда предатель, здесь ты не согласен с Дамблдором, я знаю, то… Практически математика, Аластор, да? Ты не принимаешь мою философию прощения, и пусть я всю жизнь буду просить его у тебя, ты не простишь – потому что предатель не рознь предателю. И если слово «палач» мы здесь и сейчас больше не употребляем, то – как отец, накажи меня, как отец. Так, как я того заслуживаю, - ее накрыло второй волной, и Доркас со злостью смахнула слезы с лица, которые, однако, от этого не исчезли. — Да что же со мной… видишь, Аластор – боюсь, ты тоже не такую бы дочь себе хотел, - девушка помолчала, пытаясь успокоиться. — Кого? – спросила она тихо и на удивление просто. Не будучи уверенной в том, что он поймет, о чем она, но – надеясь на это. «Кого ты потерял, Аластор, что привязанность ко мне так ломает тебя?..»
[AVA]http://sf.uploads.ru/3o2BN.png[/AVA]

Отредактировано Dorcas Meadowes (17-04-2016 20:32:37)

Dustin O'Halloran - Bedroom Window

[indent] Доркас старалась слушать Аластора как можно спокойнее, лишь изредка выдыхая через приоткрытые губы, чтобы немного успокоиться, и медленно делая вдох через нос с той же целью. Грюм закончил говорить, ответив Дори вопросом на вопрос, и она уже пожалела, что спросила об этом. Она отстранилась, разорвав объятия, чтобы видеть его лицо.

[indent] – Прости, я… Я поняла, что мы никогда не говорили ни о чем личном, но если ты – так или иначе – слышал от меня же истории моей жизни до прихода в Аврорат, то я никогда не была достаточно нахальной, чтобы спросить что-то у тебя. И я поняла, что совсем не знаю, почему ты выбрал эту работу. Это не значит, что я сомневаюсь в твоем выборе, просто сейчас ты поведал мне о своих потерях, и... я хотела узнать, кого потерял ты. Ведь, знаешь, я могла бы пойти изучать защитную магию в Исследовательский Центр, и справлялась бы лучше многих – еще бы, такая зануда; но окончательное решение стать аврором я приняла после смерти брата – мы не знаем, как он погиб, а может мне просто не рассказала мама, но хоронили мы с ней закрытый гроб. Вероятность того, что он умер от какого-то заклинания ничтожно мала, потому что – зачем?, – но я тогда вбила себе в голову, что я позволю дорогим мне людям уходить из жизни либо своей смертью, либо от неизлечимой болезни, как ушла мама. Поэтому – именно поэтому, Аластор, а не потому, что я боюсь или не хочу жить, – я готова отдать свою жизнь за другого. Это не глупое желание кому-то что-то доказать, просто… Черт возьми, ты же понимаешь меня, верно? – просто оставаться всегда тяжелее, чем уходить. Особенно, когда нет смысла надеяться на чье-то возвращение.

[indent] Дори согнула ноги в коленях, поставив на них локти, и прислонилась лбом к сцепленным в замок ладоням.

[indent] – Защитник, Аластор, нужен всегда… Даже в условиях нулевой опасности. Однако ты прав – на том острове мне действительно не нужен был Патронус, я ведь могла управлять океаном, – девушка усмехнулась, – и я чуть было не утопила Джагсона; забавная история, возможно, я однажды расскажу ее… детям, если это произойдет. Но если говорить серьезно – я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я скажу, но, на самом деле, мой защитник всегда со мной. Господь – это «прибежище мое и защита моя»… Я бы тебе процитировала весь девяностый псалом, но суть ты и так понял, а еще – в этом нет никаких сомнений – есть защита посильнее божьей. Пусть моя мать не была волшебницей, но сейчас, покоясь под сенью Всемогущего, она – что мой Ангел-хранитель, и я знаю, что подле нее всегда стоит мой брат. Они, словно силой трех, оберегают меня на небесах, пока… Аластор, пока семья моя, живущая под кровом Всевышнего, – есть ли смысл в упоминании имен? – сражается со мной плечом к плечу, борясь за будущую светлую жизнь без страха и без ужаса смерти.

[indent] Доркас глубоко вздохнула и резко выдохнула, усмехнувшись.

[indent] – Я порой напоминаю сумасшедшую, когда говорю о Боге и вере, да? Что ж, пусть это будет еще один мой дефект, – она потерла пальцами закрытые веки, а когда открыла глаза, повернулась в сторону Аластора. – Аластор, мой.. мой милый Аластор, – в этих словах не было ни капли заискивания или попытки загладить свою вину; только рвущееся наружу чувство, о котором, наконец, можно было поговорить, – безусловно я хочу расти дальше. Я хочу вырасти так высоко, как не дано мне физически, но при этом я совершенно не хочу быть… Быть деформированной своей работой. Ты верно сказал: кто-то может назвать тебя бессердечным, но только не я. Тем не менее, уж прости, но расти вот так, как вырос ты, я не хочу. Просто не смогу – если я буду думать только головой и совсем забывать про сердце, я либо стану бесчувственной машиной для боя, либо провалю все задания, которые мне удастся вырвать для себя. Вспомни… ты сам знаешь, что; ведь если бы не мое сердце, моя способность не только думать и анализировать, но и чувствовать, моя интуиция, если хочешь, то все бы кончилось иначе. Я специально – и ты можешь меня раскритиковать и отругать за это, но – я специально даю возможность работать и чувствам, и разуму, потому что – такая я. Не сварить зелье без одного ингредиента из ста – так и не будет работать такой механизм, как Доркас Медоуз, если я буду отрезать от себя чувства на время работы. Я, в принципе, не считаю, что я как-то избыточно допускаю их во время заданий – иногда бывают проколы, но в целом, все в балансе. Но, – Дори помолчала, – может быть, Аластор, именно такая я, какой я создана, и имеет право и возможность стать тебе командой?... Хотя, откровенно говоря, профессиональная деформация для меня уже началась: я понятия не имею, что буду делать, когда война закончится; раньше я думала, что буду печь пироги и открою свою фотостудию, а потом буду продавать фото, открывать выставки… Сейчас – сомневаюсь. Я – боец, я – солдат, я – воин. И я очень чувствительная, в то же время, как… Как музыкальный инструмент с большим, полным крови, сердцем.

[indent] Дори осторожно накрыла своей ладонью ладонь Аластора и какое-то время внимательно на него смотрела, нахмурившись, отчего между бровей появились две глубокие складки.

[indent] – Спасибо. Спасибо, что выбрал меня. Не знаю, как это было на самом деле, – я имею ввиду не фактическое распределение стажеров по опытным сотрудникам, я говорю о том, что было потом; так вот, я не знаю, как было на самом деле, но мне кажется, ты выбирал не только головой. Возможно, я просто хочу в это верить, но отчего-то мне кажется, что есть что-то большее, чем просто моя вера.